Я хотела упасть вместе с тобой

      Никотиновый дым въедался в волокна одежды, пропитывал каждый каштановый локон волос, задерживался в пазухах носа и окутывал легкие. Запах слился с каждой частичкой тела, что не отмыть в душе. Еще один затяг — я задыхаюсь в тяжелом кашле. Этого недостаточно.       Тем временем Рид поджигает новую, опытно закрывая ее от ветра ладонью. Какое-то время мы стоим в тишине, но его непрерывный взгляд изрядно заставляет почувствовать себя мишенью для новой порции тяжких высказываний.       — Что? Не видел курящих девушек?       Он сделал паузу, а потом спросил, сохраняя невозмутимость:       — Какого все-таки хрена ты здесь делаешь?       — А ты? Мог бы уже и семью построить, и с газеткой сидеть на террасе в тапочках, любуясь на сына и взращенное дерево…       Гэвин смотрит на падающую тень со окна, которая плавно ложится на очерченные ребра Ричарда, падая в яремную ямку, равномерно растекаясь по ключицам. Он видит вздымающуюся при вздохах белую грудь и слышит тихое сопение совсем близко, так беззащитно и так хрупко. Голова Рича скупо повернута от него, оставляя лицезреть лишь скулу с темно-карамельными крапинками на ней, спускающимися все ниже по шее капризным узором. Он хотел прикоснуться, дотронуться до гладкости кожи, ее тепла, нежности, но боялся разрушить этот прекрасный лоск мгновения. Будто писанный акварелью на холсте белой простыни, он был хрустально кроток, безмятежен и вечен. Одно неотрывное прикосновение к запястью и задержанное дыхание. Кроткий взгляд — это не сон, нет. Гэвин медленно ведет левой кистью по рельефу руки Ричарда, плавными губами втягиваясь в мраморную шею, оставляя розоватый влажный след один за другим. Набравшись уверенности, Рид скользит ладонью вдоль по торсу, трепетно огибая каждую впадину, бережно считая каждый изгиб безупречного тела. Ярко ощущая каждое подрагивание под подушечками пальцев, спускаясь все ниже и ниже, Гэвин сбивается в дыхании, немного отстраняясь, оставляя следом тянущуюся серебряную нить от мочки до рта.       — Рич? — настороженно Рид выискивал его взгляд.       Через пару секунд веки ранее спящего распахнулись, а глаза щемяще душу посмотрели в ответ.       — Да, детектив?..       — Ты все-таки ничего не поняла, киса, — Гэвин отпорхнул с балки и двумя пальцами ткнул мне в лоб, отчего я даже немного пошатнулась назад.       Как ни в чем не бывало он, пряча руки в карманах, двинулся к воротам, где ждала служебка.       — Эй, стой! Что это, дьявол, значит вообще?! — кричала я ему вслед, но он все шел и зябко поджимал плечи, принимая порывы встречного ветра.

***

      На обратной дороге Эриксон, наш водитель, не затыкал свой рот, что очень странно, ведь сюда мы ехали в словесных баталиях. Он молотил что-то про свою глупенькую женушку, которая свинтила от нашего Отелло к какому-то неудачнику с собственной яхтой; но он ее не винит, ведь все ошибаются.       Уткнувшись в окно и скрестив руки на груди, Рид всем своим видом говорил: «Отъебись». Видимо, у кого-то исчерпан лимит эмоций на сегодня.       Игнорирование продолжилось и в участке, но проверять бойкот это или усталость — опасно для жизни, ибо Гэвину еще писать отчет о наших веселых скитаниях по вольерам спиногрызов, пока меня будет согревать чашка горячего чая.       — Как все прошло? — Коннор ненавязчиво подошел к столику.       — Ну, а что могло пойти не так? — не уловив риторики, Коннор уже раскрыл рот, но указательный палец, приставленный к его губам, остановил все лишнее, породив растерянный взгляд. — Лучше расскажи мне про RK900, с которым сотрудничал Рид до замены.       — С какой целью? — ему явно не пришлась по душе нетерпеливая прямолинейность.       — Я не прошу выдавать мне базу его характеристик и прочую заводскую ересь. Лишь скажи, что представляли из себя отношения между Ридом и RK?       Кабинка туалета могла быть многими вещами: убежищем, если ты терпишь нападки со стороны сверстников; обособленным тихим местом, если ты принимаешь важное решение; притоном, если у тебя ломка; или же локацией для разрядки…       — Мать твою, — Гэвин шипит себе в кулак, кусая крепко сжатые пальцы, другой рукой впиваясь в густую копну темных волос, направляя все интенсивнее.       Шейный отдел начинает пронзать миллион иголок из-за длительно запрокинутой назад головы, но эта ноющая боль — всего лишь фон для бурных ощущений внизу. Сквозь свои немые потуги сдержать скулеж, до Рида изредка доходят чувственные подвывания наряду с влажными шлепками. Он не смотрит вниз, но знает, что у Ричарда подняты глаза, что он не отводит взор с его скачущего вверх-вниз кадыка и подрагивающей челюсти. Посмотреть в ответ — значит сдаться, проиграть самому себе в борьбе разума и инстинктов. Бархатный язык жарко обволакивает набухшую плоть, раз за разом посылая тысячи импульсов на очередное глубокое заглатывание. Прохлада пальцев Ричи рассыпается по напряженному прессу Гэвина, безуспешно успокаивая взбудораженное тело.       — Обычные деловые отношения, кроме…       Это выше его сил. Движения становятся все настойчивее и грубее. Теперь их рабочие перерывы полностью превратились в игру, а роль игрушки все чаще выпадала Гэвину, и все больше ему это нравилось.       Рид не любит, когда Ричард ведет себя как ни в чем не бывало после бурной ночи, он не любит, когда тот трогает его под столом с безучастным выражением лица, ему не нравится, когда Рич закусывает губу во время разговора; не любит, когда тот поправляет воротник своей черной рубашки, ненавидит, когда он наклоняется к нему со спины слишком близко, что можно было почувствовать слабый парфюм. Что любит Гэвин? Лгать.       — … Того, что они очень часто задерживались допоздна и…       Гэвин хватается за дверцу кабинки сверху, второй рукой все еще затыкая себе рот. Своими резкими толчками и выверенным массированием мошонки Ричард будто настаивает на зрительный контакт, норовя прикусить кожу ствола и оцарапать оголенные участки спины. Силы противиться на исходе и детектив проигрывает самому себе, устремляя свой одурманенный взгляд на хищное лицо Ричи, просящее и лукавое. Проигрыш. Рид кончает в немых судорогах мышц под протяжные стоны сознания, изливаясь на бледные скулы ангельского лица с дьявольскими глазами.       Пока Гэвин восстанавливает дыхание и застегивает джинсы, Ричард уже приводит себя в порядок, лишь волосы остаются немного растрепаны.       — В прошлый раз ты не скупился на звуки, — Рич старается загладить выбившиеся пряди.       — Оставь так! — Рид выхватывает его ладонь. — В прошлый раз, напомню, мы были в закрывающимся на ключ сортире, а не в этом стойле с ахуительной акустикой на гектар площади вперед.       — Ты боишься быть пойманным, Гэвин? Чего ты страшишься из этого больше: они узнают, что ты гей; они узнают, что ты гей-андроидофил?       — Ой, блядь, *неразборчивая речь*       — … Разговаривали на повышенных тонах. — Коннор оголил кромку передних зубов и перебрал тонкими пальцами по столу.       Выпытывать подноготную из переговорщика — идиотизм чистой воды. Зачем я вообще лезу к Гэвину в личную жизнь? Что-то явно заставляет меня наблюдать за мирно зевающим Ридом в другом конце участка, даже когда рядом со мной находится Коннор.