Это был не Персиваль Грейвс

«Думаете, сможете удержать меня?»       Тихий, но пронзительный до мурашек шепот заставил Тину мгновенно проснуться. С ареста Грин-де-Вальда прошло четыре дня, и Голдштейн оправдывала свою нервозность и плохой сон тем, что находится несколько месяцев бок о бок с темным магом было чрезвычайно опасно. Эти четыре дня пролетели совсем незаметно. Но не из-за какой-то спешки, не потому что было много дел, а из-за того, что Тина попросту не могла ни о чем думать, но одновременно думала обо всем. Ей дали несколько дней выходных и за все это время волшебница пыталась как-то развеяться, но все заканчивалось тем, что Тина сама не замечала, как задумавшись, уходила далеко от дома, и приходилось трансгрессировать, чтобы не прийти домой к ночи. Куинни, замечая и чувствуя всю истощенность сестры начала беспокоиться о её здоровье и даже советовала вечером накладывать на Тину Сонное заклинание, но та наотрез отказывалась, повторяя, что все в порядке. - Тина, милая, ты хорошо себя чувствуешь? – Тонкий и заботливый голос Куинни осторожно отвлекает старшую Голдштейн от попытки прожечь взглядом дыру в стене. Старшая Голдштейн будто оживает и немного рассеянным взглядом смотрит на сестру. - Все в порядке, Куинни. Правда. – Снисходительная улыбка, которая должна заверить легилимента в том, что «все в порядке», появляется на губах Тины. – Я просто немного устала. Мне надо больше спать вот и все. - Но ты ведь все время просыпаешься ночью. – Блондинка встревоженно смотрит на отводящую взгляд волшебницу. – Тина, тебе стоит… - Куинни. – Бывший аврор резко перебивает сестру и серьезным взглядом смотрит на нее. – Я в порядке. Мне просто нужен небольшой отдых. Вот и все. – С этими словами Тина встает из-за стола, так и не допив приготовленный заботливой сестрой кофе. Куинни слышит в её мыслях сожаление о таком резком ответе, но ничего не говорит. Тина просто устала, вот и все. Конечно, Куинни все знала. Знала о чувствах Тины к её… Можно ли называть его «начальником» сейчас, когда правда раскрылась? Куинни знала все это, но решила, что раз Тина не хочет об этом говорить, то не стоит её тревожить. Тина не раз ловила на себе грустный и сочувствующий взгляд сестры, на что просто слабо улыбалась и продолжала заниматься своими делами – заполнять давно забытые для работы бумаги или читать одну из валяющихся без дела на полке книжек.       Ньют уехал, забрав с собой все самое светлое и доброе, что оставалось в Нью-Йорке. Тина ужасно тосковала по нему, ведь кто как ни Скамандер сейчас бы мигом заставил всех тут улыбнуться и хоть на мгновенье отвлечься от всей суматохи, образовавшейся вокруг Грин-де-Вальда. Когда Голдштейн прощалась с магозоологом, ей было ужасно тоскливо на душе, но в то же время ей было чертовски приятно, что она познакомилась с таким добрым человеком, как Ньют. «Почему я не влюбилась в него?» - как-то проскочила мысль в голове у Тины. И с этой мысли все в голове Голдштейн перемешалось. Воспоминания о разговорах с Грин-де-Вальдом в обличии Грейвса кружились в голове волшебницы, руша все мысли, которыми пыталась занять себя Тина. Бесполезно. Голдштейн не могла справиться с этим потоком и даже Куинни, иногда ненароком заглянув в голову сестры, тут же вылетала оттуда под натиском слишком тяжелых мыслей и воспоминаний. Тина не могла поверить в смерть Криденса. Она также не могла поверить в то, что он был жив в таком большом возрасте с обскуром внутри. Юный Бэрбоун не заслуживал такой жизни. Может, присоединись он к Грин-де-Вальду, его жизнь стала бы хоть немного проще, понятнее? А если бы они с Куинни забрали Криденса под опеку? Его жизнь точно стала бы проще. Но уже слишком поздно об этом думать. Тина сидела на скамье в Центральном парке. Дойти сюда пешком заняло немного времени, зато в позднее время тут никого нет. На улице было слегка прохладно, с небольшими перерывами дул ветер, срывающий с деревьев остатки листвы, и Голдштейн сильнее укутывалась в свое пальто. Она должна была забыть эти чувства, как страшный сон. Они должны были пропасть после того дня. Все должно было прекратиться. Но не прекратилось. В сердце больно кололо, а тело сжималось от чувства, которое Тина готова была проклинать. Хотелось выбросить сердце куда подальше, приказать ему не чувствовать ничего. Хотя бы к нему. Голдштейн не хочет называть его по имени даже в мыслях. Не потому что боится, что Куинни услышит – та сейчас далеко. А потому что не хотела сама признавать, что все это время её чувства были обращены не к Персивалю Грейвсу, начальнику отдела МАКУСА, а к держащему в страхе целую Европе Геллерту Грин-де-Вальду. И она не хотела признавать, что эти чувства остались. Она все еще влюблена, но теперь она готова плакать и рвать на себе кожу из-за отчаяния. Тина не может любить его, она не может любить такого человека, как он. Волшебница сидела спокойно, но мысли в её голове кричали, рвались, и если бы Голдштейн не была на улице, она бы, скорее всего, заплакала, зарываясь подальше от реальности и своих чувств. Но она просто спокойно сидела, смотря в одну точку, иногда незаметно поджимая губы, сдерживаясь, чтобы из глаз не покатились слезы.

***

      Геллерт Грин-де-Вальд был под самой надежной охраной, которую только мог обеспечить Магический Конгресс. Но его все равно сумели упустить. Побег был продуман до мелочей, и Геллерт наслаждался каждой секундой, ощущая, как магия разливается по телу, как дождь и ветер приятно отрезвляют и освежают после долгого пребывания в замкнутом и до жути неприятном помещении, как мощь Бузинной палочки вырывается наружу, стоит только магу взмахнуть рукой. Геллерт ждал, когда в газетах появятся заголовки «Темный маг снова на свободе!», «Грин-де-Вальд вновь совершил побег!», «Волшебный мир в опасности!». На лице мага появлялась довольная ухмылка, когда тот мельком читал статьи о себе. Его боялись, хотя могли и примкнуть к нему, как, впрочем, многие и поступили. - Lemondechange, mon ami*, - говорил Геллерт, обращаясь к Абернэти, когда они находились в Париже, который темный маг хоть и не любил, но зато находил невероятно красивым французский язык. Мир действительно менялся и каждый воспринимал эти изменения по-разному. Кто-то боялся, причем разные люди боялись разных вещей – одни боялись чего-то нового в этом мире, другие боялись магглов, которые готовы вот-вот начать войну. Другие же ждали изменений, находясь на стороне того, кто эти изменения привносил в мир. Немаги же поделились на две группы – одна не замечала ничего, а другая замечала слишком много. И последние приносили немало работы Министерству Магии. Из-за того, что многие немаги продолжали своеобразную «охоту на ведьм», происходило много несчастных случаев, в том числе и в Америке, из-за чего всем отделам МАКУСА приходилось усердно работать. Частично из-за этого Тина и вышла на работу раньше, чем предполагалось. Как только Голдштейн пришла на свое рабочее место, её тут же вызвали «ответить на пару вопросов» о произошедшем несколько дней назад. И это были самые мучительные минуты для Тины за последнее время. Воспоминания будто резали изнутри, заставляя волшебницу иногда судорожно выдыхать, пытаясь совладать с охватившими её голову мыслями. Ей будто специально задавали вопросы, которые вытаскивали из подкорки воспоминаний самые тяжелые. В момент, когда, казалось, все вопросы-пытки закончились и добродушные на вид мужчины сочувствующе улыбнулись Тине, Голдштейн уже готова была встать и покинуть, наконец, помещение, но её остановили легким движением руки. Волшебница опустилась на стул и выжидающе посмотрела на авроров, которые, переглянувшись между собой, вновь посмотрели на Тину. Повисла какая-то тревожная и давящая тишина. И, когда Голдштейн уже готова была спросить, в чем дело, один из мужчин подал голос. -Мисс Голдштейн. – Аврор сделал небольшую паузу. – Сейчас сюда зайдет человек, и мы просим вас сохранять спокойствие. – Мужчина спокойным и смирительным взглядом смотрел на Тину. – Вы в полной безопасности, вам ничего не угрожает. – Аврор подошел к железной двери и, открыв её, заглянул за угол. Тина была ужасно напугана. Кто там может быть, что её так предупреждают? Почему ей говорят, что ей ничего не угрожает? Почему, черт возьми, это все с ней происходит? Голдштейн даже не спросила, кто сейчас зайдет, она даже не кивнула, дав понять, что все поняла. Её просто поставили перед пугающим фактом. В один момент в голове Тины повисла такая же жуткая тишина, как и в комнате. Дверь закрылась, глухо хлопнув и только сделав вновь повисшую тишину более жуткой. На другом конце небольшого металлического стола стоял человек, лицо которого Голдштейн хотела бы сейчас забыть как страшный сон. Персиваль Грейвс спокойно, но с долей волнения, смотрел на волшебницу. Мужчина сделал глубокий вдох, собираясь что-то сказать, и это действие будто пробудило Тину ото сна. Волшебница будто только сейчас осознала, что это живой Персиваль Грейвс. Живой. Настоящий. - Мисс Голдштейн, - голос. Этот голос, который Голдштейн едва может слушать. Она не хочет его слышать, но это необходимо, ведь так? – Я… - Вы – Персиваль Грейвс. Я поняла. – Не дала закончить мужчине Тина. Голдштейн поднялась со стула и их взгляды оказались на одном уровне. – Я… Рада увидеться с вами, мистер Грейвс. – «Мистер Грейвс». Волшебница вспоминает, как несколько дней назад обращалась так к ненастоящему Персивалю. Она готова поклясться, что тогда это обращение почему-то звучало иначе. Тина слабо улыбается аврору. - Взаимно, мисс Голдштейн. – на губах мужчины появилась снисходительная улыбка. – Надеюсь, работа под моим руководством не доставит вам неудобств после произошедшего? Вы очень ценный сотрудник, если верить отчетам за последние несколько месяцев. И, возможно, вы будете восстановлены в должности аврора.– Грейвс мягко посмотрел на волшебницу, сложив руки за спиной. - Нет, сэр, все будет в полном порядке. Многие будут рады вашему возвращению. – Немного неуверенно ответила Голдштейн. Находиться в этой комнате стало невыносимо. – Прошу прощения, но мне пора. Рада была познакомиться, мистер Грейвс. – Тина кивнула аврорам и поспешно вышла из помещения, услышав адресованное ей «До скорой встречи, мисс Голдштейн». В тот день Тина и Персиваль так и не встретились. Но Голдштейн была опустошена и вечером она шла до дома пешком, не обращая внимания на начинающийся дождь и людей, поспешно достающих зонты. Через полчаса Тина стояла у двери в их с Куинни квартирку, не решаясь открыть дверь. Все повторится заново. Очередной вопрос «Как дела?» и очередной ответ «Все хорошо», который Тина за последнее время сказала чаще, чем за всю свою жизнь. Волшебница хотела развернуться и уйти. Провести ночь где-то, но не здесь, беспокоя сестру своим состоянием. Легче ведь просто уйти, правда? Как только Тина собралась развернуться, дверь открылась и перед волшебницей стояла встревоженная Куинни. - Тина… - Голос у младшей Голдштейн дрожал. – Пожалуйста. Дай мне помочь тебе. – Куинни не просила, умоляла. – Пожалуйста. Мгновенье тишины длилось словно целую вечность. Тина не выдержала. Из глаз потекли слезы, падая на уже промокшее от дождя пальто. Волшебница упала в объятия сестры, и нахлынувшие эмоции будто сильным потоком ветра повалились из нее. - Куинни, прости. Прости меня… - прерывавшийся всхлипами голос был тихим и полным сожаления и отчаяния. - Тина, милая. – Младшая сестра обняла Тину, успокаивая волшебницу. – Все будет хорошо, милая, все будет хорошо. Ты ни в чем не виновата. – Заботливый и полный любви голос действовал словно лекарство. – Все будет хорошо... – Словно мантру повторяла Куинни эти слова. В ту ночь Тина наконец спала спокойно. Впервые за эти долгие дни она смогла ощутить облегчение и хотя бы небольшую легкость и спокойствие на душе. Ей не снилось ничего. Не было пугающих воспоминаний о перевоплощении Персиваля Грейвса в Грин-де-Вальда, не было ощущения страха и беспокойства. Была лишь приятная тишина, убаюкивающая и спокойная. На следующее утро на крыльце дома появилась свежая газета с заголовком «Геллерт Грин-де-Вальд сбежал из тюрьмы!»