Серое небо

***

В Лондоне как обычно сыро и пасмурно. Ночь не обещает быть ясной — на небе четко виднеются кучки серых облаков, закрывая небо и придавая ему светлый оттенок. Мирон выкуривает очередную сигарету и резким движением бросает окурок на землю. Впереди — лишь грязные улицы пригорода Лондона, окна, в которых горят огни и шум автотрассы где-то вдалеке. Он идет дальше, к давно знакомому маленькому парку — черт знает как он называется. Заходит в окруженную голыми от недавно наступившей зимы деревьями «зеленую зону», гордо именуемую лесопарком. Взгляд падает на мокрую от только что закончившегося дождя потрепанную лавочку — он садится на ее спинку и тянется за очередной дешевой сигаретой. «Горькая», думает про себя, делая первую затяжку. «Не то, что у Марка». Тем не менее, вдыхает еще и еще — никотин приятно ударяет в мозг — такое бывает, когда выкуриваешь много сигарет сразу, это он еще мальчишкой усвоил. Депрессия снова накрыла его с головой, настолько сильно, что сигареты он курил чаще чем ел — от того осунулось лицо, начали выпирать скулы. В творчестве наступила стагнация, не хотелось не то, что писать, даже перспектива жить не улыбалась. А еще было жутко одиноко. И холодно. Все это пришло после того, как уехал Марк. Мирон тяжело вздохнул. Воспоминания нахлынули с новой силой. — Куда ты бежишь? — кричит он Марку вдогонку, ощущая, как его теплая рука выскальзывает из его холодной. Тот, смеясь, вырвался из его хватки, предварительно забрав бутылку с почти допитым коньяком. В ответ лишь пьяный смех. Марк убегает на несколько шагов вперед и оборачивается. Демонстративно встает и залпом пьет коньяк. — Оставь мне, — улыбаясь говорит Мирон, подходит к нему и разглядывает. Понятно, что Марк уже в хлам. Очень сильно в хлам. По его лицу видно, что он кайфует от происходящего. Парень перестает пить и протягивает ему бутылку, где уже на дне плещется. Вытирает рот рукавом своей худи оверсайз и ждет. Мирон чувствует, что обязан закончить этот долбанный коньяк, иначе Марка потом придется тащить на своей же спине — в этом он не сомневался. Поднеся горлышко ко рту, он быстро пригубил остатки, не жмурясь. Вперемешку с терпким коньяком на языке чувствовался запах вишневых сигарет — Марковых любимых. — Вкусные у тебя сигареты, — говорит Мирон, улыбаясь. Ему нравится этот момент — в нем идеально все. В его жизни, полной хаоса, туров, неудач и невесть еще какого говна, иногда полезно просто подурачиться, как тогда, когда его имя еще никто не знал, трава была зеленее, а рэп был более андерграундный. Он притягивает обмякшего Марка к себе за рукав его худи и мягко целует в губы — как Мирон и предполагал, на них тот же вишневый вкус, оставшийся от сигарет. Марк охотно отвечает, обвивая руками его шею. Тогда было тепло, очень тепло — возможно, от выпитого коньяка, а может, потому что Марк был рядом. Мирона резко возвращает в реальность проезжающая мимо машина, которая посреди темной улицы сигналит в пустоту. Он провожает ее взглядом, а потом долго рассматривает свою татуированную руку. Ту самую, которой держал руку Марка. Докуривает очередную противную сигарету и встает со скамейки, напоследок оглядывая парк. Когда наконец потеплеет?