Противостояние

Они договорились о встрече. Без посредников. Без оружия. Без охранников. Два сильных человека, два лидера. Бывшие союзники, ныне — противники. Правитель Флоренции и наместник Сына Божьего. Банкир и глава Католической церкви. Ватикан застыл в ожидании. В пустом коридоре раздаются шаги. Четкие, уверенные, эхом отражаются от стен и гулко разносятся по этажу. Рука толкает незапертую дверь, та скрипит и распахивается, впуская в огромный зал льющийся из наружных окон солнечный свет. Папа Римский медленно оборачивается, закладывая руки за спину. Глаза посетителя вонзаются в него, как два кинжала. Ни почтительности в лице, ни уважения, ничего. Ни единой эмоции. Лёд. На Лоренцо Медичи — синий дорожный плащ, на поясе — пустые ножны. Хорошо, что у него забрали оружие. Конечно, Сикст не предполагает, что флорентиец способен, но… людей с таким выражением лица следует опасаться. Папа протягивает руку, и Лоренцо медлит, прежде чем шагнуть вперёд и в поклоне прикоснуться губами к перстню. Это — не больше, чем формальность. Вовсе не знак послушания Медичи папской воле. Сикст это понимает. Резкий подход тут не сработает. Надо действовать деликатнее. Папа усмиряет свой гнев и придаёт лицу озабоченно-отеческое выражение. — Прискорбно, что мы встретились при таких обстоятельствах, Лоренцо. — Несомненно, Ваше Святейшество. Что-то в нем изменилось. Сикст внимательно наблюдает. Лоренцо не тот же, что в их последнюю встречу. Все так же молод — двадцать девять лет. Сикст вздыхает. Меж бровей Лоренцо залегла складка, взгляд колючий. Они не убили его, не сломили. Нахальный самонадеянный мальчишка повзрослел, и теперь он — воинственный правитель, властный, неумолимый. Флоренция ликовала во время казни духовного лица, надругалась над останками благородных банкиров, жгла костры и уничтожала предметы искусства, растащила утварь члена Синьории и бездумно сделала Папу своим врагом. С подачи Лоренцо. По его приказу. А он смотрел и ничего не делал, чтобы прекратить эти кощунства. — Ты так изменился. Что стало с тем Лоренцо, который искал мира и стремился во что бы то ни стало уберечь людей, не обагрить руки свои кровью? — мягко начинает разговор Сикст. Лоренцо отвечает, и голос его — хриплый, режущий, натянутый, как и его поза. — Вы не знаете, Ваше Святейшество? Его убили в Санта-Мария-дель-Фьоре, с вашего одобрения. Напали сзади, пока он стоял на коленях, беззащитный, перерезали ему горло, перед алтарём, прямо посреди мессы, в светлый день Пасхи. Осознанно или нет, Медичи слегка наклоняет голову, и Папа видит на его шее едва заметный белый шрам — место пореза, явно недостаточно глубокого, крови этот мальчишка потерял немного. Почему Маффеи не закончил дело? — Если он мертв, кто же тогда ты? Его тень? Лоренцо улыбается, и Папе это совсем не нравится — улыбка не добрая. — Я больше, чем тень. Я сильнее, я увереннее. Я ничего не боюсь. — Ты безжалостен, — говорит Сикст. — Лишь к своим врагам, — пожимает плечами Медичи. — И мстителен. — Я справедлив. Я воздаю по заслугам, я сужу людей по их поступкам. — Я не узнаю тебя, Лоренцо, — выдыхает Папа. Лоренцо качает головой, и в его голосе невольно проскальзывает горечь. — Это я не узнаю вас, Ваше Святейшество. Что стало с кардиналом делла Ровере, который был моим другом и помог мне с браком? — Он стал Папой, — отвечает Сикст. — Вы стали политиком, — подчёркивает Лоренцо. — Вся эта власть, интриги… Ваши аппетиты возросли. — Я всего лишь хлопотал о благе Святой матери Церкви и своей семьи. Ты считаешь, это плохо, Лоренцо? — Что вы, Ваше Святейшество. Конечно, нет. Каждый глава семьи должен заботиться о своих родных. — Именно, — подтверждает Папа. — Позаботься же и ты о своей семье и о народе. Прикажи своей армии сдать оружие и покайся в грехах, Лоренцо. Подумай о своей душе. Пока ещё не поздно. Флорентиец медленно обходит зал, делая вид, что заинтересован отделкой стен, и не спешит отвечать. — Мне не в чем каяться. Вы хотели такого исхода, Ваше Святейшество — вы стремились к этому, когда давали согласие на двойное убийство. Вы имеете дело с тем, кого заслужили. Я больше не питаю иллюзий, вы избавили меня от них. Как и от моей наивности, моей слепоты, моей надежды на мир. — Я предлагаю тебе мир сейчас. — Мир? — выкрикивает Лоренцо и смеётся. — Нет, спасибо. Мира не будет! Я больше не хочу его. — Тогда война продолжится. Пока ты не будешь вынужден отступить. Медичи останавливается, смотрит на Сикста в упор, и святой отец снова радуется, что у банкира нет с собой оружия, потому что глаза Лоренцо горят каким-то безумным блеском. Это пугает. — Я никогда не отступлю. Я не сдамся. — Наша с королем неаполитанским армия непременно разгромит твою, Лоренцо, — пытается воззвать к его рассудку Папа. — Бежать тебе некуда, прятаться — тоже. — Вы ещё не поняли, Ваше Святейшество? Я не собираюсь прятаться. — Флоренция страдает от отлучения, Лоренцо. Весь город. Люди не могут жениться, крестить детей, хоронить близких… — Это не моя вина. — В тебя будто вселился демон, Лоренцо! Ты глух к моим речам! Сколько это будет продолжаться? — Пока ваша армия не отступит. — Этого не случится. — Тогда, видимо, это будет длиться вечно. — Ты бросил вызов самому Папе! Лоренцо! Тебе всегда недоставало скромности, но это уже переходит все мыслимые границы! Допустимо ли, чтобы простой смертный так разговаривал со святым отцом, угрожал ему! Или ты вообразил себя равным мне? — Что вы, Ваше Святейшество, ни в коем случае. Я бы не посмел. Я бы никогда не поступил с вами так, как вы обошлись со мной и с моим братом. — Но у тебя в заложниках мой племянник! — Считайте это отдыхом. Уверяю вас, с кардиналом Риарио обращаются согласно его высокому статусу. У Его Преосвященства нет причин жаловаться на содержание. Если это все, позвольте откланяться. Я не могу тратить весь день на разговоры, Ваше Святейшество, даже если это приятная беседа с вами. У меня слишком много дел, требующих внимания.

***

Спустя месяцы Папе возвращают племянника — невредимого, но напуганного, потрясённого своим заключением, жившего под постоянным страхом смерти. Появление Рафаэля Риарио не смягчает гнева Сикста. Неожиданно Лоренцо выводит из игры Фердинанда I. Они с Папой остаются один на один. Война продолжается. А затем Папа узнает о переговорах Медичи с королём Франции. О договоренностях между ними. О возможной поддержке. Это совсем некстати. Всего лишь слухи или истина — Папа не может допустить усиления флорентийской армии. Сикст радушно принимает у себя послов Флоренции. Заключается мир. Потому что у Папы появляется более насущная проблема — турки, вторгшиеся в Отранто. Лоренцо любезно снаряжает пятнадцать галер для их изгнания. Кажется, война окончена, отношения налажены. Лоренцо изощряется в остроумии на приеме у Папы, широко улыбается, и ничто в нем не выдаёт пережитого, ничто не указывает на горе, боль, страх и гнев. Ничто, кроме тонкой белой полоски на шее, остро заточенного кинжала на поясе и вооружённой до зубов охраны. Сикст поддерживает разговор, невозмутимо разделяя яства со вчерашним врагом. Неодобрительно косится на племянника Рафаэля, явно ощущающего себя не в своей тарелке. Кардинал Риарио нервно поглядывает на мирно рассуждающего об искусстве Лоренцо, и вздрагивает, вспоминая его пронизывающий взгляд, его холодный тон, его допросы. «Кто ещё состоял в заговоре? Говорите, Ваше Преосвященство! Не знаете? Как вы можете не знать?!» «Нет, вы не выйдете из этих покоев. Погода сегодня скверная, а свежим воздухом можно дышать и через окно». «Вы не выйдете и завтра: у меня нет для вас подходящей свиты. Я не могу допустить, чтобы с Вашим Преосвященством что-либо случилось». «Пленник? Что вы, Ваше Преосвященство, вы — мой почётный гость. Что желаете на ужин? Я приду разделить с вами трапезу, если не возражаете, и мы поговорим. Надеюсь, наша сегодняшняя беседа окажется более плодотворной, чем предыдущие». «Назовите имена. Ваш дядя замешан? Молчите? О, я знаю, что оба ваши дяди замешаны. И Джироламо Риарио, и Папа Сикст IV». — Доброй ночи, Ваше Святейшество. — Доброй ночи, мессир Медичи. Они расходятся, как друзья. Папа возвращается к своим обязанностям, находит себе новых врагов и борется с ними. Лоренцо едет обратно во Флоренцию. Карета проезжает мимо Собора, и Лоренцо долго смотрит на величественное сооружение, а перед глазами его — мертвый Джулиано, в ушах — истошные крики матери, в объятиях — преданный Нори, отдавший за него жизнь, шею жжёт — Клариче пытается остановить сочащуюся из раны кровь. Месса всплывает в памяти, как будто это было вчера. Лоренцо заходит в дом, его окружает смех и детские голоса. Здесь он может отбросить притворство; может быть уставшим, может быть разбитым. Не обязательно казаться сильным. Можно быть мягким. Можно позволить себе быть счастливым. Можно всецело отдаться семье. Можно мечтать и можно отчаяться. Клариче поймёт. Поддержит. Даст мудрый совет. Но с врагами своими можно только хитрить, играть, без жалости их устранять и никогда, никогда не показывать им своей слабости.