Двадцать лет

      Зевран плотно закрыл за собой тяжёлую дубовую дверь, два раза повернув ключ в замочной скважине. Осторожно обошёл простой капкан, сразу бросающийся в глаза, наклонился, обезвредил замаскированную растяжку. Если ты живёшь среди Воронов, то обычная дверь перестаёт быть защитой даже в том случае, если ты элитный и опытный убийца. Даже если ты главарь Воронов. Тогда тем более не помешают такие предосторожности.       Глянув в окно, Аранай решил, что сегодня не будет открывать его – слишком много возни со сложной ловушкой, а в комнате и без того прохладно. Эльф поёжился, дёрнул плечом, кожа покрылась мурашками. В последнее время на улице всё холоднее – скоро зима. Но в душе Зеврана уже давно лежит снег, метут метели и завывают волки так же, как и в далёком Ферелдене. Только мокрой псиной не пахнет.       Ворон небрежно снял со спины два кинжала и бросил их в угол – сегодня оружие в чистке не нуждалось. Подойдя к огромному, во всю стену, зеркалу, убийца остановился, глядя на серебристую поверхность в тяжёлой золотой раме. Из портала в зазеркалье на него глядел смуглый мужчина-эльф со светлыми, выгоревшими под солнцем Антивы, волосами. Прищуренные янтарные глаза смотрели холодно, оценивающе, а пухлые губы были изогнуты в кривой насмешке. Лучики морщинок у глаз и уголков рта недвусмысленно намекали на возраст.       Хмыкнув, Зевран принялся расстегивать всевозможные ремешки на кожаном доспехе, спеша избавиться от защиты, так осточертевшей за день. Закинув вещь к кинжалам, эльф небрежно снял наручи, бросив их за спину. Сев на пол, Аранай медленно стянул с ног добротные антиванские сапоги, сделанные из драконьей кожи. Оглядев обувь, эльф задумался – пару уже давно пора заменить, а он всё откладывает. Нынче кожу стали плохо выделывать, и вещи быстро изнашиваются. Не то, что раньше.       Наконец, сняв с себя остатки одежды, мужчина остался в чём мать родила (беспросветная шлюха, между прочим) и вновь обратился к зеркалу. Сильное, в меру накаченное тело приковывало к себе взгляд: мышцы легко перекатывались под смуглой кожей, руки жилисты, цепки, а ноги быстры и стройны. Сколько же в жизни Зеврану приходилось бегать, уворачиваться, сражаться? Память со временем блекнет, а вот шрамы остаются.       Вот еле заметная белая линия на руке – память о первом неудачном опыте знакомства с кинжалом. На кистях широкие полосы – метка кандалов. Неровный рваный шрам на бедре – попытка побега, во время которой на Зеврана спустили собак. Злющих, как демоны из Тени. Чуть красноватое пятно на животе – память о первом задании, а жирная белёсая точка на плече – встреча с долийцами. Недружелюбный народ, дерзкий, но великолепный в своей независимости. А вот этот след на шее от кинжала Айдана. Тогда он, наступив сапогом на грудь поверженного эльфа, прижал к его шее оружие и потребовал объяснений. Зевран, не юля, выложил всё, что знал. Зачем мужчине было врать? Смерть и так настигла бы его – либо от Воронов за проваленное задание, либо от этого горячего юнца с огненным взглядом.       Да, Кусланд был подобен демону – жаркий, вспыльчивый, яростный. Он предпочитал честный бой, один на один, и терпеть не мог засад. Воин до кончиков ногтей, Айдан был честен, прямолинеен, и всей душой ненавидел ложь. Зеврану он понравился – эльф любил таких пылких, страстных. Да и выбора особого не было – Серый Страж был единственным спасением для провалившего задание Ворона. Прочтя свою бывшую жертву как книгу, антиванец сразу предложил сделку – он входит в состав команды Стража и помогает, чем сможет, а те просто не убивают его. И что самое удивительное – Айдан согласился, несмотря на недовольство Алистера и ворчание Морриган.       Вообще этот Кусланд умел удивлять. На первый взгляд он создавал впечатление очень сильного, но обделённого умом чурбана, только и умеющего, что махать мечом. Но стоило чуть подольше побыть рядом с ним, как впечатление менялось и уже казалось, что Айдан – демон во плоти, умудрившийся прорваться в мир смертных через завесу. Яростный, дерзкий, он крушил врагов на своём пути, оставляя после себя лишь кровавое месиво, но в то же время воин был неплохим стратегом, здраво оценивающим ситуацию. Так же он - отличный командир, не терпящий возражений и нытья (в этом плане очень сильно доставалось Алистеру).       Казалось бы, куда уж дальше – второе дно изучено, и больше ничего не должно скрываться в этом человеке. Но это неверно – порой люди таят намного больше, чем можно предположить. Зевран, вступив в команду Стража, сделал ошибку, решив, что узнал об Айдане достаточно, чтобы им манипулировать. Ворон совсем забыл, что огонь бывает не только жгучим и жарким, но ещё и тёплым, согревающим. Звери, в панике бегущие от лесного пожара, позже с радостью греются у домашнего очага. Огонь может испепелить, а может отогреть и оживить. Так и Айдан оказался двуличным. А Зевран, дерзнувший укротить пламя в своих руках, просчитался.       Ночь за ночью Аранай не понимал, что с ним происходит. Эльфа неотвратимо тянуло к Кусланду и отталкивало одновременно. Убийца чувствовал себя помесью волка и собаки: одно его начало стремилось сбежать от костра, а другое тянулось к огню в поисках тепла. Ворон потерял покой, он боролся буквально сам с собой. Мужчине хотелось быть подле Айдана, греться о его широкую спину, чувствовать сильные руки на бёдрах. Но также хотелось всадить кинжал меж лопаток мужчины, оказаться по локоть в его крови, слушать предсмертные хрипы. Каждая ночь становилась подобно пытке. Нет, секс был прекрасен. Зевран даже и подумать не мог, что ему так несказанно повезёт, и в постели придётся ублажать не рассыпающегося от старости и хрипящего как больная собака старика, а горячего и пылкого юношу. Но дело было как раз в том, что этот самый юноша вызывал странные чувства в Вороне. Чувства, после которых перестаёшь быть бесчувственной машиной для убийств.       Зевран понял, что попал, когда взглянул на раненного стрелой в живот Айдана и почувствовал, как ёкнуло сердце. Понял, что всё не будет как прежде, когда залюбовался огненными глазами, отражающими языки костра. Понял, что возврата назад нет, когда подарил Стражу свою золотую серёжку.       Кусланд отчего-то любил дарить подарки. Он часто закупал всевозможные интересные вещички у торговцев или изредка находил их в старых деревянных сундуках, а порой даже в животных, задаваясь вопросом: «Откуда же они там?»       Книги Айдан дарил Винн, любившей почитать на ночь. Маг благодарила его, улыбалась, и в следующие дни можно было заметить, что на воине не появлялось ни единой царапины после сражений. Даже мозоли заживали мгновенно.       Морриган мужчина носил различные вещи подозрительного происхождения – амулеты в виде голов демонов, серебряные браслеты со сценами жертвоприношений, ожерелья из зубов каких-то тварей, а однажды приволок старую тяжёлую книгу в бурых пятнах. Отступница была довольна, но растеряна. Видимо, в Диких землях она подобного внимания не получала. Взамен на подарки (хотя Кусланд ничего никогда не требовал) ведьма становилась более разговорчивой, и воин порой часами просиживал рядом с брюнеткой возле её палатки.       Лелиане Айдан дарил цветы, церковные реликвии, иногда кокетливые украшения. Помнится, девушка была дико рада, когда мужчина нашёл ей отличные сапожки, так прекрасно пришедшие по размеру маленькой ножке церковницы. Девушка ещё долго без умолку болтала, хвасталась и громко смеялась, радуясь обновке. А после протяжно пела у костра, перемещая слушателей в другие миры и эпохи при помощи одного лишь голоса, звенящего в ночи.       Огрен любил выпить, и об этом знали все. Не только потому, что гном всё время был пьян в стельку и дурно пах, но и потому, что Кусланд кроме выпивки рыжебородому воину ничего не приносил. А тому больше и не надо было. После пары бутылок берсерк начинал горланить песни, совершенно не заботясь о сне товарищей. Если же нарушителя тишины удавалось успокоить, то он заваливался спать и храпел так, что их наверняка было слышно в Денериме, в покоях Логэйна. Зевран искренне радовался, что выпивка редко попадалась Айдану во время походов.       Стэн оказался жутким сластёной. Прознав это, Кусланд старался притаскивать кунари как можно больше выпечки, как бы задабривая молчаливого товарища. А ещё мрачный воин любил картины, что уж совсем не вязалось с его образом. Порой человек часами возился с очередным куском полотна, приводя его в божеский вид, чтобы после подарить кунари. А тот в ответ расскажет что-то интересное о своём народе, пусть в паре слов, но это уже что-то.       Алистера Кусланд недолюбливал. Ему он часто сбагривал самые что ни на есть отвратительные вещи: кости животных, куски свалявшейся шерсти, и даже однажды при Аранае с усмешкой в глазах подарил бывшему храмовнику пирог, который измусолил в своей пасти мабари (видимо, это был подарок для Стэна, но воин не решился отдать его в таком виде кунари). Королевский выродок принимал правила игры, отшучивался от прямых издёвок и никогда не отказывался от такого проявления внимания. А после выяснилось, что старший Серый Страж очень любит резные фигурки, который Айдан тоже не знал, куда девать. Кусланд открыто смеялся над товарищем, но иной раз находил и для него что-то стоящее – то амулет матери «случайно» отыщет, то чашу с посвящения отроет. Алистер был рад и этому – ему хватало.       Зеврану сперва перепадало так же, как и Алистеру: то кость, то порванные штаны. Но затем Кусланд стал дарить ему слитки золота, серебра, дорогие украшения. Аранай только диву давался – где он всё это находит? Почему не продаёт? А потом и вовсе дар речи потерял, когда спустя пару дней после разговора о матери Зеврана Айдан с лёгкой улыбкой на лице протянул эльфу кожаные долийские перчатки. Точь-в-точь, как у матушки-долийки. Убийца даже не думал, что Серый Страж его слушал. Ещё раз Ворон пришёл в замешательство, когда воин, схватив мужчину за руку, усадил перед костром и всунул в руки антиванские сапоги. Глядя на улыбающуюся физиономию любовника, Аранай не знал – то ли врезать по ней, то ли затащить мужчину в палатку. В любом случае после того вечера на ногах убийцы всегда красовались эти самые антиванские ботинки.       Кто знает, где сейчас эти сапоги. Они уже давно износились, а Зевран всё не желал их выбрасывать и упорно ходил в этой обуви, уже мало защищающей своего владельца от холода и острых камней. Аранай обзывал себя сентиментальным, ругался, но каждый вечер аккуратно смывал с обуви грязь и ставил сушиться возле костра. Было плевать на раны, занозы и мозоли – сапоги грели эльфа, как когда-то грели руки Кусланда, который так любил взять узкие лодыжки любовника в ладони и целовать их. А Зевран, разморённый теплом и лаской, просто лежал и глядел на звёздное небо, наслаждаясь моментом, смакуя его, запоминая каждую секунду.       Давно уже эльф не чувствовал на своей коже лёгких поцелуев, давно не нежился в тепле объятий, не прижимался к чужой груди и не слушал стук горячего сердца. Уже двадцать лет не было жаркого шёпота по ночам и грубых толчков. Целую вечность Аранай не ощущал на своих бёдрах мозолистые руки и не умолял быть нежнее, слыша в ответ хриплое «Хорошо». И уже казалось, что этого не было никогда. Не было голоса, шепчущего «Люблю», не было криков «Осторожно». Не было...       Казалось, весь мир потерял цвета, когда Зевран увидел возвратившихся Морриган, Винн и Алистера, который нёс на своих руках Кусланда. Все звуки исчезли, когда Аранай, подбежав к товарищам, увидел умиротворённо закрытые глаза любимого. И больше ничего не имело значение, когда эльф, яростно отняв Кусланда у сопротивлявшегося Алистера, уложил голову Серого Стража себе на колени и наклонился к его груди, тщетно надеясь услышать стук горячо любимого и любящего сердца. Но у Создателя были свои планы на этот счёт.       До этого момента Зевран был готов к тому, что каждая их ночь с Айданом – последняя. А вот перед битвой он почему-то решил, что раз смерть обходила их отряд стороной, то и этот день не окажется исключением. Кусланд той ночью не скупился на ласку, ублажал своего любовника, выполнял любую его прихоть. Казалось, что он заранее всё знал, но тогда для Араная это не имело значения. Он просто наслаждался, чувствовал себя хозяином положения, требовал всё, что в голову приходило. Было безумно жарко, безумно хорошо, безумно нежно... Как и следовало быть последнему разу.       На похоронах Зевран не присутствовал. Он сидел в их с Кусландом спальне и перебирал вещи, решая, что взять с собой, а что оставить. Эльф хотел в ближайшие дни отбыть в Антиву, благо корабль туда был как раз через сутки. Собираясь, убийца старался ни о чём не думать, ничего не вспоминать и не говорить. Он просто складывал вещи в походный рюкзак. Их оказалось немного: пара дополнительных кинжалов, добротный лук, зачарованные стрелы, сломанный после битвы с Архидемоном меч Айдана и подарки (слитки золота и серебра, пара украшений, долийские перчатки и антиванские сапоги). Но обмануть самого себя не получилось.       Лёжа на кровати и в бессильной злости кусая руки, Аранай, не позволяя себе ни звука, проклинал Кусланда. Проклинал за то, что тот сохранил ему жизнь, за то, что воин был внимательным, за его горячую любовь и ночи, за то, что Айдан оставил его позади. Зевран ненавидел человека за это решение. Зачем, зачем он это сделал? Если бы Ворон был рядом, он бы принял удар на себя, он бы не позволил. С каких пор Зевран стал таким? Может, тогда, когда увидел страсть в огненных глазах? Или когда услышал «Люблю» в стоне? А может когда ответил тем же?       Спустя столько лет всё это уже не важно. Теперь Зевран – главарь Воронов. От него зависит многое, и буквально вся Антива лежит перед ним: лучшая выпивка, качественное снаряжение и оружие, прекрасные и страстные девушки на любой вкус. Вот только последним Аранай не пользуется. Он верен Кусланду и плевать, что того уже как двадцать лет нет в живых.       Снова кинув взгляд на зеркало, Зевран удивлённо вскинул брови. Вроде он сегодня не пил, хотя говорят, что людям, одержимым какой-либо идеей, этого и не нужно. Нервно дёрнув уголками губ, эльф поспешно отвернулся от зеркала и уткнулся носом в чужую грудь. Первая мысль: схватиться за оружие, была отметена сразу. На смену ей пришла вторая: поднять взгляд. Но Ворон не осмелился. Он прекрасно знал, что не мог ошибиться – широкая грудь, курчавые чёрные волосы. Запах... Запах золы. И жар, как от костра. Как от демона... Его демона.       Зевран сглотнул и, осторожно протянув руку, коснулся неожиданно возникшей в его запертой комнате находке. Ладонь не прошла сквозь, как то могло бы быть при мираже, а вполне ощутимо коснулась мягкой тёплой кожи. Аранай замер, всё ещё ошеломлённый. Под его ладонью билось сердце, вполне живое, упрямое, горячее. Такое же, как двадцать лет назад.       - Очень смешно, - нервно усмехнулся Зевран. Он не верил. Не смел верить.       - Ты о своём поведении? Согласен, - глубокий голос, хриплый, мужской, разрезал тишину, разорвал её, подобно грому в небе.       Аранай вздрогнул и отшатнулся обратно к зеркалу, но глаза на гостя не поднял, а наоборот опустил их. Глядя себе под ноги, эльф лихорадочно соображал, не мог ли кто подсыпать ему яда. В еду, намазать на клинки, распылить в воздухе...       - Мы долго будем стоять?       - Заткнись, мать твою. Тебя нет. Ты не должен говорить, - не выдержав, рявкнул Зевран. В поле его зрения показались до боли знакомые ступни. Эльф стиснул зубы.       - Какие мы грубые стали. А раньше только и делали, что лили лесть мёдом да юлили. Ты же знаешь, Зев, как я этого не люблю, - голос не собирался исчезать.       - Пошёл ты!       - Ты нужен мне.       - Пошёл ты, - повторил Аранай, но уже не так уверенно.       - Я к тебе вернулся.       - Зачем?       - Согреть, - просто ответило явление. Эльф смолк. Все мысли вдруг вылетели из головы, оставив после себя лишь пустую клетку.       - Подними глаза, - попросил гость. Аранай молчал, не двигаясь.       - Как ребёнок, - с усталым укором произнесло явление. Разбойник почувствовал у себя на подбородке знакомые пальцы. Гость ненавязчиво заставлял Зеврана поднять голову и взглянуть ему в глаза. Мотнув головой, убийца отступил ещё на шаг, уперевшись спиной в зеркало.       - Упрямый, - недовольно проворчал голос.       - Я в тебя не верю, - твёрдо сказал антиванец.       - Ну и дурак. Я так старался, чтобы явиться к тебе, а ты... Такой холодный приём, Зев.       - Для мертвеца другого и не надо.       - Грубиян.       - Пошёл ты! – это звучало уже несколько жалостно. Сдавали нервы.       - Нет.       Твёрдое нет. Как тогда, у ворот. И сколько бы Зевран не кричал, сколько бы не ругался и не поливал грязью Кусланда, тот не отступился от своего решения. «Нет» и всё. Айдан ушёл, оставив Араная у ворот, а это самое «нет» встало между ними стеной, которая существует до сих пор.       - Слушай ты! – рявкнул Зевран, в запале забыв, где он. Ворону казалось, что сейчас он стоит у тех самых ворот, и Айдан перед ним – тот самый Айдан из воспоминаний. Аранай совершил очередную ошибку в своей жизни, которая опять дорого ему обошлась. Он поднял голову.       Всё те же глаза. Огненные, отливающие и рыжим, и красным, с искрами. Будто бы два маленьких язычка пламени. И жгут так же, как двадцать лет назад.       - Ну вот. Хороший мальчик, - Кусланд не изменился. Будто бы и не прошло столько времени с момента его гибели. Воин - накачанный, сильный, просто бык в человеческом теле. А на деле – демон во плоти.       - Не изменился, - тихо прошептал Зевран, разглядывая тело любовника. Взгляд споткнулся о шрам на животе, знакомый и страшный – след от стрелы, которая тогда казалась эльфу самой опасной в мире. Ворон, не думая ни о чём, сделал шаг вперёд и коснулся рукой этой отметки. Провёл по коже, будто заглаживая метку. А после резко сжал ладонь в кулак и ударил по накаченному животу. Не ожидавший такой подлянки Кусланд отшатнулся.       - Ты кто такой, мать твою?!       - Айдан Кусланд, - вскинув брови, ответил гость.       - Ложь! – прошипел убийца. – Ты не Айдан. У тебя его лицо, тело, Архидемон с ним. Но ты – не Айдан! Он мёртв.       - Как видишь, вернулся, - невозмутимо осведомил мужчина.       - Что ты несёшь?       - Я пришёл к тебе, Зев. Порой Создатель позволяет Серым Стражам больше, чем другим. И прошу - не кричи.       Эльф действительно замолк, потрясённый сказанным.       - Бред, - наконец вымолвил Аранай, но его сердце ускорило темп и колотилось как бешеное.       - Серые Стражи, убившие Архидемона, как и все умершие попадают к Создателю. Но у нас есть небольшие привилегии.       - О чём ты?       - Нам позволено единожды ненадолго вернуться в мир смертных. Но время там, откуда я, идёт по-другому. Совсем по-другому. Я не знал, что вернусь так поздно.       Зевран усмехнулся. Потом широко улыбнулся, а после и вовсе захохотал. Громко, с ноткой безумия. Он смеялся до тех пор, пока не подкосились ноги, и эльф не упал на пол, продолжая содрогаться от приступа смеха. Кусланд взирал на это крайне спокойно, как будто ничего странного не происходило.       Подождав немного, Айдан присел возле Зеврана. На лице у того всё ещё была улыбка, но кривая, ломанная.       - Безумие, - тихо отозвался эльф и хихикнул.       - Вся наша жизнь сплошное безумие, - согласился Айдан.       Аранай не ответил. Он сидел, чуть сгорбившись, и глядел прямо в глаза Кусланду. Теперь эльф понял, что они действительно как два уголька прожигали душу насквозь. Не как при жизни. Вдруг Ворона охватила дрожь и он поёжился. По коже будто прошёлся ледяной северный ветер, стремясь содрать её с тела.       - Согрей меня, - попросил Зевран.       - Для того я и явился, - Айдан улыбнулся.       Кусланд подхватил лёгкого эльфа на руки и, прижав к своей груди, направился к кровати. Усевшись на край, Айдан стал чуть покачивать мужчину, как ребёнка, целуя в светлую макушку. Ворон недовольно завозился.       - Я просил согреть, а не усыпить.       - Возраст плохо сказался на тебе – ты стал ворчливее, - со смешком произнёс мужчина, укладывая убийцу на постель. Тот опять поёжился – покрывала были просто ледяные. Холод пробирал до костей.       - Сейчас согреется, - сказал Кусланд. Зевран молчал, глядя в огненные глаза любовника, нависшего над ним. Эльф неуверенно притянул к себе мужчину за шею и коснулся его губ, как бы пробуя. Айдан подался вперёд и превратил прикосновение в поцелуй, мягко раздвинув губы Ворона и проникнув тому в рот языком. Провёл по ровному ряду зубов, коснулся гладкого нёба, чужого языка. Аранай ответил на поцелуй неожиданно, резко, впиваясь в чужой рот так жадно, будто спешил высосать из Кусланда всю жизнь. Обвив ногами талию любовника, убийца притянул мужчину к себе, заставляя лечь сверху. Тот не сопротивлялся, а наоборот был даже рад сократить расстояние между ними. Вдавливая эльфа в кровать, человек продолжал его целовать, получая в ответ укусы, в которых сконцентрировалась вся ненависть, обида, любовь.       Разорвав поцелуй, Айдан ласково коснулся прокушенной губы любовника, слизнув кровь. Тот улыбнулся и вновь вовлёк брюнета в поцелуй, но в этот раз совершенно другой: нежный, сладкий, тягучий, как мёд. Им хотелось наслаждаться, утонуть в нём, погрузиться, раствориться...       Кусланд вновь прервал столь прекрасное времяпровождение. Ласково потеревшись носом о впалую щёку, мужчина скользнул чуть ниже, скользя губами по шее, и запечатлел поцелуй на выступающих ключицах эльфа. Чуть прикусил их, лизнул, спустился ещё ниже. Зевран, бездумно зарывшись пальцами в чёрные густые волосы любовника, глядел на потолок и ни о чём не думал, наслаждаясь, греясь. Ему всё ещё казалось это сном, галлюцинацией, действием чужого яда. А Айдан тем временем накрыл губами сосок Ворона, облизал его, всосал в себя и отпустил. Перешёл на другой, принялся обводить вокруг, облизывать, иногда горячо выдыхать и следить за реакцией Зеврана. С губ Араная сорвался короткий тихий стон – ощущать влажность и тепло было просто восхитительно, но этого мало для его промёрзшей насквозь души.       Улыбнувшись, Кусланд мягко провёл дорожку поцелуев вниз, к паху эльфа, но остановился возле пупка. Ворон требовательно подался бёдрами вперёд, недвусмысленно намекая. Но партнёр лишь прижался щекой к плоскому животу любовника и прикрыл глаза.       - Айдан, - нетерпеливо позвал мужчину антиванец.       - Ты изменился. У тебя много шрамов.       - Жизнь не проходила мимо, - усмехнулся убийца.       Кусланд вновь поднялся к губам эльфа, мимолётно коснувшись их, скользнул к щеке, к уху, принялся мягко обводить его острый край языком, горячо дыша. По телу Зеврана прошла крупная дрожь – он успел отвыкнуть от подобных ласк. А человек не унимался, терзал чувствительное ушко, покусывал его, тут же зализывая. Целовал в висок там, где была граница между смуглой кожей и удивительно светлыми волосами.       - Беспощадное солнце Антивы, - проворчал мужчина, вдыхая дурманящий запах волос.       Вдруг резко отстранился, уселся на кровати, широко разведя ноги, и потянул эльфа на себя. Тот не сопротивлялся, размякнув в сильных руках любовника, подчиняясь любому движению. Брюнет усадил Зеврана себе на бёдра, прижал к груди и медленно, лаская, начал водить руками по хрупкой спине Ворона, касаясь кожи кончиками пальцев, безошибочно находя старые и новые шрамы, вспоминая, заглаживая их. Пустился горячими ладонями к пояснице, провёл вверх, к узким плечам, огладил руки и вновь уложил Араная на кровать, нависая сверху.       - У тебя есть смазка? – спросил Кусланд. Зевран покачал головой. Откуда? У Араная уже двадцать лет никого не было.       - Зачем ты так с собой? Совсем на тебя не похоже, - в голосе Айдана послышалось недовольство.       - Просто не хотел забыть тепло твоего тела, - лениво отозвался эльф, разморённый теплом.       - Ну и как?       - Ты стал горячее. И смелее, - блаженно жмурясь, прошептал Ворон.       Мужчина хмыкнул, глядя на любовника. Потом Кусланд вновь скользнул к паху эльфа, широко разводя стройные ноги Ворона. Прижался щекой к внутренней стороне бедра, легко поцеловал её. Зевран дёрнул ногой – щекотно. А Айдан и не собирался останавливаться, теперь уже более вдумчиво одаривая поцелуями нежную кожу, вылизывая её, чувствуя на языке чуть солоноватый вкус. Аранай вздрагивал, отчаянно кусая пальцы – он отвык, отвык от этих чёртовых ласк. Они сводили его с ума, как и жар любимого тела.       Кусланд взял член эльфа в руку, мучительно медленно провёл по всей длине, вслушиваясь в хриплые стоны. Коснулся головки, огладил её кончиком пальца, вновь спустился к основанию. Аранай подался вперёд, толкаясь, требуя больше. И мужчина внял просьбе.       Жаркий рот, накрывший плоть Зеврана, стал для убийцы неожиданностью. Коротко вскрикнув, Ворон зажмурился, сжимая в пальцах простыню. Казалось, что он на мгновение упал в тёмную бездну, поглотившую его, но нет: эльф продолжал лежать на широкой кровати в своей спальне. Дыхание сбилось, теперь полностью завися от движения Айдана. А тот тем временем выпустил изо рта плоть эльфа, мягко провёл по всей её длине языком, обхватил губами налившуюся кровью головку. Вдруг тонкие пальцы Ворона оказались в его волосах, надавливая на голову, заставляя вновь полностью заглотить член. Человек не сопротивлялся, подчиняясь рванному ритму, вслушиваясь в хрипы и стоны вперемешку с его именем и проклятиями.       Но, почувствовав, как напряглось тело под ним, Кусланд вырвался и отстранился от Зеврана. Тот протяжно застонал, неудовлетворённый.       - Проклятье, Айдан, - прошипел Ворон. Мужчина улыбнулся и, мягко поцеловав плоский живот антиванца, положил тому подушку под поясницу.       - Что делать будем, Зев? – ехидно поинтересовался Айдан, глядя на напряжённого любовника. В ответ эльф резко схватил руку Кусланда и, подняв к своему лицу, погрузил себе в рот указательный и средний палец мужчины, мягко водя по ним языком, облизывая, смачивая, от наслаждения закрыв глаза. Пухлые губы то и дело скользили по фалангам, соблазнительно забирая к себе в плен остальные пальцы. Другой рукой убийца скользнул к своему паху, но Айдан схватил его ладонь и принялся выцеловывать тонкокостную кисть. Зеврану показалось, что температура в комнате, и без того высокая, стала ещё выше.       - Мы так сгорим, - прошептал эльф, выпуская изо рта пальцы любовника. Тот поднялся на уровень его лица и ненавязчиво вовлёк Ворона в поцелуй. Сразу же Зевран почувствовал, как чужие, чуть увлажнённые слюной пальцы намеренно пытаются проникнуть в него. Это было не самое приятное и давно подзабытое чувство.       - Тише, - увидев, как поморщился Аранай, человек принялся его успокаивать лёгкими поцелуями. Он нежно касался губами скул, впалых щёк, глаз, бровей, старался загладить горячим языком появившиеся морщины. А эльф лишь постанывал, прикрывал глаза и терпел, ожидая, когда эта пытка закончится. Но вдруг стало ещё невыносимее.       - Только не говори, что это всего лишь второй, - хрипло сказал Аранай, выгибаясь, неосознанно стараясь избежать дискомфорта. Мужчина вновь уложил убийцу на лопатки, прижимая к кровати.       - Как есть.       Зевран недовольно застонал - ощущение чужеродного тела в своей заднице было малоприятным. Но вот Кусланд умело согнул палец и дотронулся до простаты. Эльф невольно выгнулся и тихо вскрикнул, блаженно зажмурившись от удовольствия. Да, он многое успел забыть. Особенно это восхитительное чувство, будто небольшой разряд проходит через твоё тело, мгновенно и сладостно-мучительно.       Посчитав, что этого достаточно, Кусланд извлёк пальцы. Аранай недовольно застонал – он успел к ним привыкнуть, и возникшая пустота требовала к себе внимания.       Наклонившись к лицу Ворона, Айдан прошептал ему в самые губы:       - Терпи, - и впился в рот поцелуем одновременно толкаясь. Зевран попытался расслабиться, но боль уже пронзила его тело. Вскрикнув, эльф зажмурился и вцепился ногтями в спину мужчины. Брюнет глухо рыкнул и вновь толкнулся внутрь убийцы. Тот стиснул зубы, чтобы не закричать в голос – его будто разрывали надвое. Двадцать лет без практики давали о себе знать.       - Тише, тише, - хрипло шептал Кусланд, совершая толчки и проникая всё глубже. Ворон лишь стонал да вскрикивал, цепляясь за плечи любовника в неком отчаянье. Было больно, терпимо, но больно. Тело хотело избежать этого, но Зевран не позволял, насильно стараясь расслабиться, чтобы Айдану было легче. Пара болезненных толчков, и пытка закончена.       - Тише, - шептал Кусланд, сцеловывая дорожки слёз на смуглых щеках Зеврана. Аранай лишь непонятно мычал, но ему было уже легче. Руки на спине человека расслабились, и чужие тонкие пальцы принялись осторожно заглаживать неглубокие царапины.       - Как в первый раз, - голос эльфа стал походить больше на сиплое карканье.       - Считай, что так и есть, - со смешком выдал Айдан и потянулся к губам убийцы. Поцелуй вышел медленный, приправленный виной – Кусланд извинялся за причинённую боль, а Аранай прощал.       - Давай уже, - хрипло выдал эльф, расслабляясь. Человек сделал первое осторожное движения, сорвав с губ антиванца стон. Потом ещё один резкий глубокий толчок, и ещё стон. Зевран для удобства обхватил талию любовника ногами, скрестив их у того на пояснице. Кусланд же подхватил лёгкого эльфа за бёдра, управляя движениями.       Толчки и движения образовали танец, ритм которого с каждой секундой становился всё непредсказуемее. Стоны, всхлипы, мольбы – всё смешалось в некое подобие музыки. Эльф сам уже подавался вперёд, слушая пошлые шлепки меж тел и улыбаясь в темноту, которой накрыла город ночь – Ворон так и не удосужился зажечь свечи.       Кусланд изредка порыкивал, впиваясь короткими поцелуями в смешливые губы, стукаясь зубами об зубы, кусая. Глаза брюнета горели безумным огнём, стремящимся спалить всё вокруг. Порой Зеврану казалось, что Айдан горит, а порой – что и он растворяется в этом пламени, горячем, обжигающем, но приятном после многолетней зимы в его душе.       Темп ускорялся, становился более рваным, аритмичным. Толчки были глубже, яростнее. Просунув руку меж горячих тел, Айдан принялся надрачивать любовнику, пытаясь поймать один ритм. Аранай благодарно застонал, сильнее обнимая мужчину руками, крепче прижимаясь к своему демону, шепча ему на ухо ругательства вперемешку с признаниями, прерывающимися стонами.       Неожиданно Айдан подхватил любовника за спину и, резко наклонившись назад, усадил его к себе на бёдра. Зевран протяжно застонал, ощутив, как член демона внутри поменял угол и теперь упирался головкой в простату, задевая её. Кусланд, сжав бёдра эльфа до лиловых синяков, принялся резко опускать его на свой член, совершенно не давая Зеврану двигаться самостоятельно. Тот теперь полностью зависел от движений рук мужчины. Аранай в бессилии вцепился в широкие плечи мужчины, сжимая их пальцами, удерживаясь. Он не мог сделать самостоятельно ни единого движения, поэтому Ворону оставалось только вскрикивать и проклинать своего мучителя.       Зевран не выдержал первым. Коротко вскрикнув, он выгнулся в руках Айдана, содрогаясь от оргазма, выплёскивая на живот любовнику. Тьма, и так окутывавшая Ворона, стала гуще. Она поглотила его, лишая всех чувств разом. Пропали звуки, запахи, осталось лишь ощущение горячих рук на своих бёдрах.       Стиснув узкие бёдра любовника, Кусланд принялся вколачиваться в него, стремясь достичь разрядки. Пара толчков, и Айдан, изливаясь глубоко внутрь Зеврана, замедлил темп, всё ещё насаживая Ворона на свой член, блаженно прикрыв глаза. По комнате прокатилась волна горячего воздуха, а шторы на окне взметнулись и чуть почернели, но благо не загорелись.       Когда они оба немного пришли в себя после оргазма, Кусланд, уложив обессиленного эльфа на покрывало, лёг рядом с ним, прижимая к себе. Коснувшись губами острого ушка, Айдан зашептал:       - Спи, Зевран. Спи.       - Ты ведь уйдёшь, - после секса, нежданного и восхитительного, Зеврану показалось, что всё произошедшее было случайным подарком судьбы. Насмешкой Создателя. Миражом.       - Спи.       Зевран молчал, перебирая тонкими пальцами чёрные волосы Кусланда. Взгляд эльфа был направлен в ночь, опустившуюся на город. Глаза слипались, но Ворон изо всех сил старался не заснуть. Ему казалось, что стоит ему только погрузиться в царство снов, как Айдан исчезнет, растворится в ночи. Но, расслабленный после секса, Аранай всё же не заметил, как заснул. Ему было тревожно даже во сне, он долго ворочался, крепко сжимал чужую горячую руку, прижимался к широкой груди в поисках тепла. И ощущал, как его нежно обнимают, легко целуют в висок и что-то шепчут на ухо, вот только слов сквозь сон эльф так и не разобрал.       Утро встретило Зеврана холодным ветром. Эльф медленно разлепил глаза и посмотрел в окно. Как ни странно, но солнца на небе не было. Лишь туман и облака, густые, блеклые, покрывавшие весь небосвод. Ветер свободно гулял по комнате, ворошил немногочисленные листы бумаги на столе, теребил шторы.       Аранай медленно поднялся на локте и поглядел в распахнутое настежь окно. Кривая усмешка коснулась губ. Повернувшись на спину, Зевран уткнулся взглядом в потолок, размышляя о столь забавном сне, посетившим его сегодня ночью. Скользнув рукой к своему паху, эльф замер, широко раскрыв глаза. Медленно подняв край одеяла, Ворон посмотрел себе на живот. Белёсые подсохшие капли, немного стягивавшие кожу, были несколько размазаны по смуглой коже. Скинув одеяло с себя полностью, убийца замер, лихорадочно думая, что сошёл с ума. На узких бёдрах красовались лиловые синяки.       Вновь накрыв себя одеялом, Зевран повернул голову на бок и посмотрел на соседнюю половинку кровати. Пусто. Холодно. Пальцы сжали простынь, комкая, стремясь разорвать податливую ткань. Закусив губу, эльф сквозь непривычную пелену слёз глядел на пустой край кровати. В голове было пусто, а вот сердце буквально разрывалось на части.       Зевран ведь чувствовал, чувствовал жар его тела! Его поцелуи, ласковые прикосновения, грубые толчки, слышал до боли родной голос, что-то шепчущий на ухо. Почему, почему так?!       Эльф резко вскочил на ноги и в мгновение ока оказался возле зеркала в золотой раме. Оно с поспешностью отразило смуглого эльфа с янтарными прищуренными глазами, в которых плескался огонь. Оперевшись о зеркальную поверхность, Ворон вглядывался себе в лицо, туманя отражение своим горячим дыханием. Двойник в зеркале отвечал ему тем же внимательно-яростным взглядом.       Аранай закрыл глаза и опустил голову. Внутри что-то оборвалось, как будто верёвка гильотины. Коротко замахнувшись, эльф ударил кулаком по зеркалу. Оно дрогнуло насмешливо, с издёвкой. Ещё удар, чуть сильнее, и снова дрожь. Подавшись вперёд, антиванец коснулся лбом холодной поверхности. Тело содрогалось от рыданий, пальцы, осторожно касающиеся гладкой поверхности, мелко дрожали. Губы, искусанные в кровь, шептали: «Ненавижу».       Он ненавидел Айдана за его тепло, ненавидел за то, что тот посмел показаться ему на глаза, за то, что вновь подарил Аранаю надежду. Привычный лёд треснул, обнажая душу, а вьюги продолжали зверствовать. Было больно, больнее, чем двадцать лет назад.       Звон прозвучал жалостно, как плач. Но Зеврана это не беспокоило – в его душе выли волки, требовали жертву. Кромсая себе руки об осколки, Ворон всё бил и бил ни в чём не повинное зеркало, покрывая гладкую поверхность трещинами и кровью, сочащейся из ран. Эльф не чувствовал боли кроме той, что жгла его сердце, испепеляя его изнутри. Как пламя костра, как глаза Айдана.       В руках сам собой оказался крупный осколок зеркала. Острый край притягивал взгляд, манил, гипнотизировал, внушая лишь одну мысль. Чей-то сиплый голос шептал в голове: «Давай, давай!». Руки, дрожа, приставили к горлу осколок, прижимая его к коже. Тёмные капли скатились вниз по шее, обогнули ключицу, скользнули по тёмному следу засоса. Аранай прикрыл глаза, собираясь с духом. Он не видел другого выхода. Жить с дырой вместо сердца было невыносимо.       Макушки коснулась чья-то тёплая рука, погладила по светлым разметавшимся волосам. Мягкие губы поцеловали взмокший висок, а пальцы невесомо прошлись по приоткрытым губам. Зевран ощутил на щеке тёплое дыхание и вздрогнул, но глаза открыть не смел. Не верил.       Кто-то ненавязчиво отвёл дрожащие руки от горла. Осколок выпал из онемевших пальцев. Аранай потянулся навстречу теплу, невольно дрожа. Волос коснулся лёгкий порыв ветра, будто кто-то усмехнулся в макушку. По щеке скользнула волна тепла.       - Айдан, - еле слышно прошептал Зевран, нежась в тепле, окружившем его.       - Спи, - тихий знакомый голос. Пухлых губ коснулись жаром, словно ожгли их страстным поцелуем. Эльф провалился в мягкое тепло, в уютный свет, заполнивший всё вокруг. В душе перестал идти снег, вьюга смолкла. Было хорошо, безумно хорошо и спокойно.       Ветер рванул шторы, разметал листы бумаги по комнате, пронёсся маленьким ураганом. Осколки разбитого зеркала звякнули тихо, несмело, будто испугавшись. Кровь медленно стекала с тонких пальцев, падая каплями на пол. Но Зеврану было всё равно. Лёгкая счастливая улыбка застыла на его губах. Впервые за двадцать лет. И навсегда.