Идущая под луной

Она идёт, освещённая лунным светом, волосы развеваются по ветру, на ней лёгкое белое пальто, едва ли защищающее девушку от пронизывающего холода. И мысли, мысли, мысли… Она бредёт по улицам серого города, она слишком много пережила, слишком… Ей больно, боль покрывает её жизненный путь, словно лунный свет отражающийся бликами на заснеженной дороге. Звёзды искрятся ярче обычного. Ах, нет, это не звёзды, это застывшая в глазах вода, которую люди зовут слезами, вода страсти и отчаяния, вода радости и горя, вода счастья и ужаса, вода боли, нестерпимой боли, не всегда боли физической, чаще моральной, душевной боли, что гложет и съедает изнутри. Эта боль губит всё светлое в человеке, он становится таким же безразличным, как и весь окружающий его мир. «Он сломался» - так говорят о людях, что сдались, что упали на колени перед своей болью, покорились ей и перестали бороться. Она бредёт по опустевшим дорогам. Никого вокруг, она одна, она всегда была одна. Не было никого, кто бы разделил с ней её тяжелую ношу, кто бы помог ей не сломаться. Да, она не сломана, она не покорилась своей судьбе, ещё нет, но осталось немного, и она падёт - трещины её воли, ссадины её терпения, разломы её сознания, шрамы её сердца, они зудят и доставляют девушке мучения, что испытывали люди при самых ужасающих пытках. Теперь главное не сойти с ума, нежели стать счастливой. Она улавливает еле заметные перемены в своём сознании, она меняется медленно, но верно, идя по своему пути саморазрушения. Её некому останавливать, её никто не окликнет, ей не помогут вернуться к себе прежней, и она бредёт, охваченная холодом одиночества и боли. Причины одиночества. Должна же быть хоть одна. Ах, да, она сама оттолкнула от себя всех. Сперва, правда, они сами отдалялись от неё, не из-за презрения или подобного, нет - от страха и непонимания. Затем она сама начала себя бояться, а страх очень угрожающе показывал свои клыки ещё с самой древности, необузданный животный страх перед неизвестностью, он царил и в хаосе, и в гармонии. Он – часть мира, часть нашего существования, он – угроза человечества и его гарантия на сохранение жизни. Страх необузданный сознанием человечества вопреки технологиям и умам царит в мире, погрязшем в бесчеловечности и безразличии. Где всё то, что восхвалялось веками, где честь и отвага, где гуманность и сострадание, где люди, живущие по заповедям божьим? Нет, не те, что измывают себя постами, гробят здоровье добираясь до церкви каждый день, вкладывающие все свои сбережения в храмы. Они глупы, но не потому что верят, нет, потому что не видят грани между реальностью и верой. Каждый из нас во что-либо верит, каждый - не смотря на боль и радость, несмотря на счастье и горе - верит. И эта вера греет нас тёмной ночью, холодным утром, серым днём… Мы верим в удачу, в любовь, в бога, в себя… Во что бы мы не верили, всегда есть нечто, способное покоробить нашу веру, оно следует, как тень нас, как тень нашего сознания, как тень нашей личности. От сюда и выражение: «никто не без греха». Все мы имеем тень, а вот станет эта тень больше или меньше - уже зависит от нас и только от нас. Остальное всё – отговорки, придуманные причины, основания поступать так или иначе. Грань. Везде есть грань. А кто её придумал? Кто ограничил наши возможности? Не мы ли сами? Нежели рассчитывать на удачу, не лучше ли поверить в безграничность своих возможностей? Нет, это не призыв хватать гантели по сто тонн и прыгать с обрывов, веря, что взлетишь. Почему люди говорят, что не умеют летать? Каждый испытывал чувство полёта, но почему они обманывают себя, говоря, что рождённым ползать летать не дано? Пусть ты ползал всю свою сознательную жизнь, но это не значит, что ты не можешь летать. Чаще всего летают те, кто увлекается творческого рода вещами. Допустим, рисуя картину, художник парит; сочиняя стихи, поэт взмывает ввысь; певец улетает в нотах и словах, что кружат подле него, пока тот поёт; актёр влетает на сцену с бешено колотящимся сердцем. Им летать приходится чаще, чем простым рабочим, но и они способны взлететь на седьмое небо. У пары будет ребёнок – чаще всего оба счастливы; вас повысили в должности – вы парите… Да, можно продолжить этот список, но месть туда не войдёт. Вы ведь мстили? И не говорите, что нет. Не обманывайте себя. Разве после мести вы счастливы? Да? Снова обман. Вы чувствуете облегчение, затем вину, а после вам становится противно от того, что вы уподобились вашему обидчику, опустились до его уровня, и теперь с лёгкостью можете считать себя такой же свиньёй (простите мой французский, но без него нельзя), как и он, тот, что причинил вам боль. Везде есть тонкие грани возведённые людским родом, что строил их как стены великой китайской стены, очень прочными и красивыми, тонкими и витиеватыми, недосягаемыми и неприступными…. Но кто сказал, что через грань нельзя переступить? Может это древняя мудрость? Чушь! Пусть люди считают безумцами тех, кто не ставит себе никаких граней, тех, кто не старается слиться с толпой, быть похожим на неё и следовать её законам. Не кажется ли вам, что впору безумцев назвать новаторами, а «нормальных» (как они себя называют) сажать за решётку, в палату без удобств и еды? Вы ведь не подчинитесь толпе, если она скажет вам спрыгнуть с крыши? Ведь так? Тем самым можно понять, что наше общество не всегда право… Так же не всегда правы мы с вами? Сколько вы в жизни сделали ошибок? А о скольких из них вы пожалели? Вот и у девушки, идущей под лунным светом, этих ошибок было много, и о каждой из них она жалела. Но после, сидя в одиночестве в пустой комнате, она поняла, что не хочет возвращать время назад, дабы всё исправить. Ведь после ошибок всегда судьба вела её за руку к новым людям, к новым эмоциям и ощущениям. Она помнит лишь миллиардную часть из того, что пережила. Видимо, это защитная реакция её организма. Потому как если бы она помнила всё, то сошла бы с ума от изменений окружающего мира: от цветного до серого, от чёрного до прозрачного; и от изменений собственных: от глупой малышки до коварной обольстительницы, от некрасивой девочки до умной одарённой личности. Сколько раз её посещала мысль о самоубийстве: прыжке с окна, порезе на руке? Бесчисленное количество раз. Эти мысли влетали в голову и испарялись. Вот и сейчас она косо посматривает на дорогу, но нет ни одной машины… Трамваи так поздно не ходят, а жаль, ведь это было бы эффективнее. Входы на крыши закрыты, в подъезды не попасть, остается только брести в место, которое называют домом. Но может ли она назвать то место, куда направляется, своим домом? Это чудное название подходит лишь для её комнаты, но не для квартиры… Нет, она живёт с родителями, и они очень адекватные и воспитанные люди. Не важно, что отец выпивает, а мать курит… Они воспитали прекрасную дочь, мудрую не погодам, со взглядом прожитой жизнь женщины, а не ребёнка, только открывающего для себя мир. Она залепетала, будучи рождённой на свет, да она плакала, но всего пару секунд и не настолько надрывисто, как можно услышать в родильном доме. Малютки кричат, пытаясь вернуться туда, откуда их безжалостно достают, сбежать из мира, в который только вошли, точнее, влезли или вылезли… Она же рассказывала врачам и матери, как было хорошо там, где она была, о том, что принесла с собой в этот мир, о надеждах, что таятся в её малюсеньком сердечке, об огромной любви ко всему миру, который теперь её окружает. Врачи удивлялись нехарактерной говорливости малютки. После она выросла, рано начала ходить и достаточно рано говорить, читала в пять лет, ах, как же она любила читать! Это её страсть, тонкие страницы книги, шуршащие, манящие заглянуть и окунуться в текст, вылитый на эти лист бумаги, приятные на ощупь. Сначала книги с картинками, затем книги без картинок. Графическое сопровождение позже уже мешало, нежели радовало, оно отвлекало от сути рассказа, от истории повествования, от смысла изложенного на бумаге. Маленькая девочка, знающая о мире больше, чем кто-либо, ей с самого начала суждено было всё забыть. После она забывала чрезвычайно много нужного и не нужного, важного и пустого… Теперь эта девочка выросла, стала прекрасной девушкой, с огромным грузом знаний, никому в этом мире не нужных знаний… Ей уже плевать на то, что ей не верят, её боятся (благо, она родилась не во времена святой инквизиции), но ей далеко не безразлична ложь, адресованная ей от людей, которым она доверяла. Она очень болезненно переживает такие моменты. Она очень чувствительна к боли, очень… Но никто этого не знает. И не узнает. Только луна ведает о её боли, нестерпимой боли, сжигающей изнутри, как яд, от которого погибают в мгновение. Она держится еле-еле. Не раз она уже срывалась. Это было ужасное время… Ты не ведаешь, который час, день, месяц… Тебе абсолютно всё равно. Ты съедаешь себя изнутри, рыдаешь, закатываешься в истерике, задыхаешься от слёз, распахиваешь окно, сжимаешь кулаки до крови (ногти всегда в отличной длинной и крепкой форме), закрываешь окно, и всё с начала. Она, естественно, ходила на работу, выполняла обязанности, но делала это абсолютно бездушно, только бы её оставили одну, дабы догрызть себя, закопать самокопанием, избить самобичеванием, в конце концов, просто погибнуть! А главное – избавиться от того, что ей даровано, чего все боятся, и чему мало кто верит. Много ли людей на вашей памяти видят ауры людей, их будущее и прошлое, слышат то, чего нет, да и вообще, много ли людей среди ваших знакомых, что ориентируются в жизни по слуху? У неё прекрасный слух, даже идя в наушниках по улице она за 50 метров слышит приближающийся автомобиль. Да, она не лишена зрения, просто не любит смотреть на мир, потому как видит его совсем не таким, как другие, встречающиеся на её жизненном пути, люди. Она спокойно идёт по крупицам лунного света, будучи чей-то мечтой, чей-то легендой…