Говори

      — Это кто?       Звонок в дверь застал врасплох, и Юри, и без того нервный, в панике уставился на Виктора, а тот раздражённо нахмурил брови. Было уже одиннадцать часов, они не без труда уложили Юлю и вообще никого не ждали.       — Придётся открыть, а то Юля опять проснётся, — сказал Юри, и в его голосе одновременно чувствовалось разочарование и облегчение. Потому что это было идиотской затеей с самого начала. Звонок в дверь повторился снова, ещё более настойчиво. Виктор чертыхнулся, оторвался от мужа и бросился к двери.       Юри выдохнул. Романтическое настроение, если это вообще можно так назвать, испарилось, как будто и не было. Чёрт. У них были планы на этот вечер, хотя Юри их и не поддерживал особо — это была идея Виктора. Теперь придётся всё отложить на неопределённый срок. Опять.       Раздражение и усталость навалились с новой силой, и захотелось просто выйти в коридор и всех послать. И Виктора тоже. На ум почему-то пришли нецензурные русские слова, и Юри обречённо уставился в потолок. Совсем он тут обрусел, пора паковать чемоданы и лететь в Хасецу.       Юри отвлёкся от своих невесёлых мыслей, услышав шум в коридоре.       — А где Кацудон? — Это был голос Юры Плисецкого, которого никто в ближайшее время не ждал, и, чёрт возьми, Юри готов был поспорить, что их непрошенный гость не слишком трезв.       — Юра, иди на кухню, подожди та...       Виктор не успел договорить и замер с испуганным лицом в дверях гостиной, куда Юра беспардонно вломился. Кончик носа у Виктора уже был красный, и румянец медленно расползался дальше.       Юри хотел закрыть лицо руками, но не мог.       Юра Плисецкий открыл рот и вытаращил глаза, потеряв, кажется, дар речи, и ухватился за дверной косяк.       В спальне заплакала Юля, разбуженная внезапным шумом.       — Блять, — хором сказали Юри и Юра, а Виктор, глупо и очень нервно хихикнув, побежал успокаивать дочь.       Немая пауза затянулась, и раздражение усилилось. Что за идиотизм происходит вокруг.       — Ю-юрио... Ты м-можешь меня развязать? — попросил Юри, отчаянно краснея и изо всех сил пытаясь сохранить невозмутимый вид. Конечно же, безуспешно.       Не совсем трезвый Плисецкий опасливо огляделся, но, не заметив никаких путей к отступлению, пробормотал себе под нос: «Чёртовы педики!» и пошёл развязывать руки Юри.       Юри был привязан к двуспальной кровати, которую они с Виктором не так давно перетащили в гостиную в попытке отвоевать у своего ребёнка немного приватности для них двоих. И в попытке вновь почувствовать ту близость, что была между ними раньше. Они думали, что это может сработать. Точнее, Виктор думал, а Юри большую часть времени вообще уже ничего не хотел.       Юри был одет в чёрные боксёры («Слава богу, мне уже хватило зрелищ на сегодня», — проворчал Юра) и белую рубашку, застёгнутую на пару пуговиц. Руки были завязаны Тем Самым Галстуком. На галстук возлагались особые надежды, но Юри казалось, что это была ужасно глупая идея. И чувствовал он себя тоже глупо.       — Чёрт, он же его сжечь собирался, — заржал Юра. — Не думал, что снова увижу эту убогую тряпку!       Юри ничего не ответил, смущённый сверх всякой меры, но ещё больше злой. Он закипал, просто очень медленно. Накинув халат, он пошёл на кухню, а Юра за ним.       — Чаю дай, — скомандовал Плисецкий, плюхаясь на табуретку, как и обычно. И как будто ничего ужасно смущающего только что не произошло.       Юри на такое хамство безумно хотелось съязвить что-нибудь, но он боялся устроить скандал — шуметь нельзя, чтобы не волновать дочь, — поэтому молча включил электрический чайник и поставил перед Юрой кружку, может, чуть сильнее, чем нужно, стукнув её о столешницу.       — Ты чё, реально смутился? — Юра с некоторым усилием сфокусировал взгляд на красном лице Юри. — Да ладно, я ж не маленький, а вы уже сколько лет женаты? Шесть? Семь? Ясно же, чем вы тут занимаетесь в своей голубой обители.       — Я не смутился, — ответил Юри. — Хотя... Смутился, конечно, но не очень. Я на тебя зол. Очень, очень зол.       Он поджал губы, и Юра, вместо того, чтобы огрызнуться, потупил взгляд.       — Я просто...       Он замолчал, и вид у него был, как у побитого щенка. Юри почувствовал что-то, отдалённо напоминающее беспокойство, но спрашивать ничего не стал, так как не мог успокоиться. Он уже давно был на пределе, а это всё стало последней каплей.       — Мы так давно не... — Юри сделал глубокий вдох, чтобы сдержать гнев, но было непросто. — Мы еле выкроили этот вечер, чтобы побыть вдвоём! Она так плохо спит, у неё зубки режутся который месяц уже, я не помню, когда мы с Витей в последний раз... А теперь... Хотя какая уже разница.       В кухне появился Виктор — как был, в одних трусах — с Юлей на руках. Она весело болтала что-то на своём языке и, кажется, засыпать совсем не собиралась.       — Я не могу. Не спит ни в какую, — устало проворчал Виктор, усаживаясь за стол. — Ну, Юра? Ты чего напился? Завалился к нам... Хоть бы предупредил, а?       Плисецкий, который уже и так выглядел виноватым после слов Юри, совсем поник.       — Извините. Не подумал.       Он опустил плечи и уставился на пустую чашку. Юри молчал, глядя в тёмное окно, и старался справиться с эмоциями, а Виктор пытался утихомирить дочь, но вид у него тоже был какой-то грустный и подавленый.       Весёлой была только Юля. Она болтала и вертела головой, а потом радостно протянула ручки к Юре, улыбаясь во весь рот.       — Уууула!       Плисецкий расплылся от умиления.       — Вы слышали, она назвала моё имя! Не забыла за пару месяцев! Можно подержать?       — Сначала умойся и зубы почисти, пьяница! — строго сказал Виктор, и Юра послушно поплёлся в ванную, где хранилась его запасная зубная щётка.       Юри проводил его тяжёлым взглядом. Плисецкий часто приходил к Виктору и Юри домой, почти что как к себе, а иногда присматривал за Юлей, пока они катались на катке. Но в последнее время готовился к соревнованиям, и уже целых два месяца в гостях не бывал. За это время многое изменилось. Усталость накапливалась постепенно, и в какой-то момент Юри почувствовал, что просто не может больше. Всё раздражало, и даже он, обычно терпеливый и сдержанный, был на пределе. Он устал. От всего, особенно от вездесущего Виктора. Это пугало больше всего и было так не похоже на них, вечно влюблённых и тянущихся друг к другу. Просто забота о маленьком ребёнке оказалась гораздо более тяжёлым испытанием, чем они думали, и Юля плохо спала, не давая спать и им тоже. Когда выдавалась свободная минутка, они не бросались друг другу в объятия, как раньше, а предпочитали отдыхать по отдельности. Вернее, предпочитал Юри, а Виктор ходил за ним по пятам и тем самым ещё больше выводил из себя. Юри ругался, Виктор огрызался, они срывались друг на друга, и в итоге в последние месяцы почти не общались. Всё это росло, как снежный ком. И очень пугало.       Когда Плисецкий вернулся на кухню и взял на руки Юлю, Виктор спросил:       — Ну, что у тебя случилось? Ты же не просто так напился и завалился к нам?       Юри продолжал смотреть в окно и молчать, а его губы были сомкнуты в тонкую линию. Виктор думал, что этот вечер поможет им снова сблизиться, так ведь поступают хорошие супруги? Но, видимо, этому не суждено случиться. Да и вообще иногда Юри думал, что не уверен, хочет ли этого.       Плисецкий усадил Юлю к себе на колени и легко поцеловал светлую макушку.       — Да я так... — Он замялся, переводя взгляд с Виктора на Юри. — Честно говоря, это уже не так и важно. Меня опять девушка бросила.       Юри бросил на него едва ли сочувствующий взгляд, а через секунду нахмурился и снова отвернулся. Виктор сложил брови домиком.       — Ох, это ужасно, — искренне сказал он. — Если ты хочешь поговорить, то...       — Нет, — Юра помотал головой. — Это ерунда. Точнее... Час назад я так не считал, но теперь... Думаю, переживу. И сам виноват, до сих пор не научился нормально разговаривать. Я вежлив только с одной-единственной девчонкой, — он ласково погладил Юлю по голове и поднял взгляд на Кацуки и Никифорова. — Гораздо больше меня интересует другое. С вами-то что?       Юри и Виктор синхронно уставились на него, потом друг на друга, а потом снова на него.       — Всё хорошо, — безэмоционально сказал Юри.       Виктор бросил на него быстрый взгляд и нервно отбросил волосы со лба. Он немного помолчал, а потом сказал:       — На самом деле нет, — Юри посмотрел на него сердито, и Виктор вскинулся. — Что? Скажешь, не так?       — Я не понимаю, почему мы должны обсуждать это с Юрио, — упрямо поджал губы Юри.       — Потому что со мной ты не хочешь ничего обсуждать, — надул губы и нахмурился Виктор. — Я сколько раз пытался, а ты как обычно залез в свой панцирь! Бегаешь от меня!       — Да просто нечего нам обсуждать! И так всё понятно!       — Мне вот ничего не понятно! Да даже если понятно, говорить надо всё равно, я тебе сто раз объяснял! Я же не умею мысли читать, откуда мне знать, что там у тебя в голове творится?       Юри уселся за стол, но на Виктора не смотрел. Внутри всё кипело, но Юри привык держать эмоции при себе, и, хотя Виктор со временем приучил его более открыто их выражать, во время стресса эта способность отключалась.       Плисецкий наблюдал за ними, открыв рот. Он на автомате качал Юлю, в конце концов она начала клевать носом, и Юра перехватил её поудобнее.       — Ребята, — осторожно начал Юра, — что у вас случилось? Вы же знаете, что я... Ну, я не чужой человек, и... Я вроде как, это... Переживаю за вас.       Взгляд Юри после этих слов немного оттаял, и его плечи опустились.       — Это сложно, — устало и грустно сказал он. — Иногда мне кажется, что так, как раньше, уже никогда не будет. Нет уже тех эмоций, и мы просто вечно какие-то замученные. Сегодня вот хотели... Но всё было как-то не так. Даже если бы ты не пришел, ничего бы не вышло.       Он опустил глаза и уставился в свою чашку. Пока он говорил, глаза Виктора становились всё больше и больше, будто он сейчас заплачет.       — Это правда, — наконец, заговорил Виктор безжизненным голосом. — Всё стало каким-то бесцветным что ли. Мне кажется, что мы... Мы как чужие стали, но это... Это так страшно.       Они с Юри не смотрели друг на друга, и в сердце Юры Плисецкого начал закрадываться самый настоящий страх.       — Эй, — он обеспокоенно переводил взгляд с одного на другого, — только не говорите мне, что... — Юра выглядел очень испуганно. — Вы же не собираетесь пожить отдельно, развестись или что-то типа того? Только не вы! Кто угодно, только не...       Две пары глаз — голубые и карие — уставились на Юру. Оба молчали, Виктор выглядел очень испуганным, а Юри... Совсем недавно он всерьёз задумывался об этом, но, если представить, что это на самом деле произойдёт... Он зажмурился на секунду и выпалил с ужасом:       — Нет!       Виктор заговорил одновременно с ним, глядя на Плисецкого:       — Ни за что на свете!       — Что за ерунда!       — С чего ты взял?       — Нет.       — Точно нет.       Они одновременно замолчали и наконец-то посмотрели друг на друга. Юри покраснел как помидор, у Виктора засияли глаза, но они оба быстро перевели взгляды на Юру с Юлей. Плисецкий облегчённо выдохнул.       — Чёрт, больше не смейте меня так пугать, поняли? Ещё раз, и пожалеете нахуй оба!       — Эй! — возмутился Юри. — Не смей материться при ребёнке!       — Слышал, Никифоров? Кацудон беспокоится о твоих нежных ушках!       — Юрио!       — А чё, ты кого-то другого имел в виду?       — ТСССС!       Виктор вскочил с табуретки и жестами заставил всех замолчать. Юри и Юра уставились на него.       — Смотрите, — прошептал он. — Юлька уснула!       Все глаза обратились к ребёнку. Она сладко сопела на руках у Плисецкого, и на лицах взрослых появились блаженные улыбки.       — Она у меня всегда хорошо засыпает, — с плохо скрываемой гордостью прошептал Юра. — Положу её в кроватку и вернусь!       Когда Плисецкий ушёл, Юри поднял взгляд на Виктора.       — Она так на тебя похожа. Даже спит так же.       Виктор улыбнулся. Они оба очень любили свою дочь, которая так замучила их в последнее время.       — Юри, — Виктор серьёзно посмотрел на мужа и нервно облизнул губы. — Ты поговоришь со мной?       Юри опять нахмурился.       — Да не знаю я, о чём говорить! Мы с тобой целых два месяца прожили как соседи, я не... Я и так понимаю, что мы устали друг от друга, что тут ещё скажешь?       Виктор придвинул свою табуретку ближе к Юри, чтобы не терять зрительного контакта и не позволить Юри снова закрыться.       — Об этом и говори! — с жаром воскликнул он, хватая Юри за руки. — О том, как сильно ты устал! Если тебе что-то не нравится во мне, поведение — да хоть что! — говори! Как ты хочешь отдохнуть, чем ты хочешь заняться! Мне всё интересно!       Юри опустил взгляд.       — Но я же знаю, что ты ничем не сможешь мне помочь, ты точно так же устал! Мы с тобой по очереди тренируем детей на катке, а дома у нас свой ребёнок! Я думал... Это надо просто пережить, переждать, но... Всё вышло из-под контроля.       Его глаза наполнились слезами, а глаза Виктора ужасом при виде его слёз.       — Юри! — с огромным чувством прошептал он. — Ох, ну если хочешь плакать — пожалуйста, но имей в виду, что тогда я тоже буду!       Юри что-то промычал, не переставая плакать.       — Просто, — попросил он, всхлипывая, — дай мне немного времени!       Виктор послушно отодвинулся, наблюдая за плачущим Юри и нервно теребя ручку своей кружки. Юри был ему очень благодарен за это. За то, что не бросился утешать или обниматься, а ведь Виктор обычно так и делал, а Юри этого не хотел. И сейчас, после этих двух ужасных месяцев, когда они жили, словно чужие, Юри хотел пережить всё самостоятельно. В кризисные моменты ему всегда хотелось побыть одному, но Виктор все проблемы любил решать вместе, и раньше Юри, по уши влюблённый в своего мужа, мирился с этим. Он никогда не думал, что настанет день, когда ему надоест. Хорошо, что Виктор рядом и не собирается его бросать, но сейчас ему было просто необходимо немного уединения.       Юри поднялся со своего места, вытер глаза и посмотрел на Виктора.       — Витя, ты... Поспишь сегодня с Юлей в комнате? Без меня. Я хочу побыть один.       У Юри сжалось сердце, когда он увидел слёзы, собравшиеся у Виктора в уголках глаз, но Виктор кивнул, соглашаясь.       — Спасибо, — сказал Юри настолько мягко, насколько мог. — И Юре передай.       Это ведь Юра спровоцировал их на разговор. Может, они сумеют решить свои проблемы.       Юри закрылся в комнате и упал лицом на кровать, совсем один впервые за долгое время. Юля спала, а если проснётся, за ней присмотрят. Можно было ни о чём не переживать. Юри хотел подумать, проанализировать то, что происходит в их жизни, но глаза слипались, он был совсем без сил. И тем не менее хотел разобраться в своих чувствах.       Всё это время Виктор старался сделать так, чтобы они снова сблизились, но Юри всегда закрывался. Иногда ему казалось, что любовь друг к другу уходит из их жизни, но дело было только в нём, а не в Викторе. Раньше, думая о Викторе, Юри испытывал целую гамму чувств, а теперь на ум приходит только отчуждение и боль. Они совершенно разные люди, и уставший Виктор всегда хочет любви и близости, а уставший Юри хочет уединения. Виктор просто создан для любви, а Юри лучше быть одному.       От этих мыслей стало ещё хуже, и Юри заплакал, уткнувшись лицом в подушку. Ему казалось, что это он всё испортил, хотя и Виктор часто срывался на него, обвинял в том, что Юри бесчувственный и эгоистичный. Может, он прав? Ведь это Юри всегда закрывается, может, так лучше? Уехать в Хасецу, забрать дочь...       Но Виктор никогда не позволит забрать её. Они оба просто обожали свою маленькую девочку, и никто из них совершенно точно не хотел бы с ней расстаться.       Перед глазами всплыло её улыбающееся личико, светлые, как у Виктора, волосы, лазурно-голубые глаза и улыбка сердечком. Юри ударил кулаком подушку и заплакал ещё сильнее.       Что происходит с его чувствами? Юри прекрасно помнил, как боготворил Виктора, как смотрел на него, как был счастлив рядом с ним. И он до сих пор любит его! Что же случилось?       Когда Юрио заговорил про расставание, Юри испугался, по-настоящему испугался. Он не хотел этого, но ведь он делает Виктора несчастным, заставляет его страдать!       Он перевернулся на спину и уставился в потолок, вспоминая всё, что произошло с ними.       После свадьбы они жили в Хасецу, и это было самое счастливое время. Полтора года назад стали родителями и поселились в квартире Виктора в Санкт-Петербурге. Первые месяцы жизни дочки они оба не работали, и тоже были очень счастливы. Но потом...       Они были вместе всё реже, а вскоре обоим пришлось вернуться к работе, потому что банковские счета постепенно пустели, и настало время позаботиться о вещах насущных.       Виктор ставил великолепные программы, Юри обучал хореографии. Оба с радостью вернулись к горячо любимой работе, и со временем становилось всё сложнее лавировать между ребёнком, работой и их любовью. Ребёнка и работу бросить никак нельзя, и... Так вышло, что любовь была отодвинута на задний план.       Юри тяжело вздохнул, и боль в груди ощущалась почти как физическая.       Самым печальным было то, что Виктор совершенно очевидно по-прежнему хотел быть вместе с Юри, любил его и изо всех сил старался сблизиться. Хотя и он не железный, и он срывался, но всё же Виктор никогда не предавал их союз. А Юри...       Юри свернулся в калачик, чувствуя себя мелким и никчёмным. Он сам всё портит, он делает Виктора несчастным, не лучше ли будет оставить его в покое? Уехать?       От таких мыслей стало совсем плохо, и Юри разрыдался, стараясь сильно не шуметь. Это была настоящая истерика, такого с ним не случалось уже много лет. Он плакал и чувствовал, как тугой узел в груди постепенно, очень медленно, но всё же ослабевает, снова позволяя дышать.       Юри понятия не имел, сколько проплакал, но постепенно слёзы закончились. Подушка была вся мокрая, он чувствовал себя совершенно опустошённым, в голове был вакуум, но в висках пульсировала боль.       Юри поднялся с кровати и огляделся. Он был один в тёмной комнате, и это было плохо. Он не хотел быть один.       Можно выйти и разбудить Виктора.       Юри осторожно приоткрыл дверь. В кухне до сих пор горел свет, и доносились голоса Юры и Вити. Юри похолодел, когда услышал, что Виктор всхлипывает.       Он в мгновение ока добежал до кухни и увидел, что Виктор действительно плачет, а Юра неловко пытается успокоить его.       Увидев Юри с красными распухшими глазами, Юра закатил глаза.       — Я пойду спать к Юле в комнату, у меня и у вас завтра выходной, так что присмотрю за ней. Говорите хоть всю ночь, а потом спите хоть весь день. — Он поднялся и поставил кружку в раковину. — А вообще... — Юра обернулся к ним. — Вы два безмозглых идиота, если вам так тяжело, то почему никто за все эти два месяца ни разу не попросил меня посидеть с мелкой? Или заменить вас на работе? Я звезда покруче Никифорова, все будут рады видеть меня на льду! Я могу пропустить день тренировок легко, я, блять, гений, если кто не знал!       Он сплюнул в раковину и нервно зачесал волосы.       — Спокойной ночи, приятных снов, придурки!       Юра резко развернулся и ушёл в комнату, громко топая.       Виктор и Юри остались вдвоём, неловко глядя друг на друга.       — Витя, — Юри первый набрался смелости, — я виноват.       — Нет, это я! Я осознал свою ошибку! — У Виктора дрожали губы, будто он снова собирался заплакать. — Я всё сделаю, только, пожалуйста, не бросай меня!       — Я не... — Юри испуганно посмотрел на Виктора. — Я не собираюсь тебя бросать! Прости, что заставил так думать. Я... — Юри нервно закусил губу. Такие разговоры давались ему непросто, но раз уж начал, должен сказать всё. — На самом деле, я думал об этом.       Виктор зажмурился.       — Я, как всегда, смалодушничал, — Юри боялся смотреть Виктору в глаза, поэтому разглядывал плитку на полу, — думал только о себе. О том, что чувствую я. А не ты.       — Юри, это...       — Дай договорю, — перебил Юри, и Виктор послушно затих. — Я... Мне просто иногда нужно побыть одному, а в последнее время это было затруднительно. Когда я устаю, то становлюсь злым и раздражительным, и у меня не было возможности и времени справиться с этим. Я просто не привык к такому. Я не хотел, чтобы всё так получилось. Извини.       Юри опустил голову в подобии поклона, а потом посмотрел на Виктора. Его лицо было искажено болью.       — Ты извиняешься передо мной, как перед чужим, — тихим срывающимся голосом сказал он. — Что мне сделать, Юри, чтобы всё исправить?       — Ох, прости меня!       Юри вскочил со своего места, уселся к Виктору на колени и крепко обнял его.       — Я по привычке кланяюсь, когда извиняюсь! Я знаю, что с тобой надо по-другому! Знаю, что тебя надо обнимать...       Он сильнее прижался к Виктору, и это принесло долгожданное успокоение. Виктор осторожно обнял его в ответ.       — Юри, я тебя люблю, очень люблю, мне было так больно, когда ты бегал от меня...       — А я так хотел побыть один, я так раздражался, что ты ходишь за мной по пятам...       Виктор изо всех сил стиснул Юри в объятиях.       — Это были худшие два месяца в моей жизни! Пожалуйста, никогда больше не убегай от меня, говори всё, что чувствуешь, я заслуживаю того, чтобы знать! А я постараюсь быть более чутким.       Юри нервно рассмеялся ему в плечо.       — Ладно, Витя, мы оба знаем, что это невозможно. Я обещаю, что всегда буду говорить о своих чувствах. Прости меня, я сам до всего этого довёл.       — Потому что ты мой вредный и любимый эгоист, — сказал Виктор, и, хотя Юри не видел его лицо, он слышал улыбку в его голосе.       — Витя, мы должны продолжить то, что не успели. Уже три часа, но Юрио дал нам целый день завтра!       — Он ещё не знает, на что подписался! — хихикнул Виктор. — Но Юля с ним на целый день!       Они начали целоваться, и Юра, который подслушивал под дверью, решил, что пора уходить.       — Я прекрасно знаю, на что подписался, — проворчал он себе под нос. — И всё ради вас, придурков. Если уж вы расстанетесь, то я точно перестану верить в любовь.       Он прошмыгнул в комнату, оставив Виктора и Юри вдвоём, и, хотя Юра запнулся за вешалку в коридоре и наделал шума, они этого даже не заметили.