something more

– У нас есть около получаса. Акааши облизывает раскрасневшиеся от поцелуев губы и выглядит как грёбанная порнозвезда. Куроо, конечно же, ему об этом не скажет. Последствия могут быть весьма прискорбными. Около получаса. – Тетсуро... – Я помню, не оставлять. Куроо ведёт языком по гладкой бледной коже почти нежно. Под губами вздрагивает кадык – Акааши сглатывает в предвкушении. И должно быть хорошо, должна быть эйфория от очередной дозы Кейджи, но вместо этого на языке горчит. Куроо противно, тошно от самого себя, но это только морально, потому что физически он лишь продолжает ласкать Акааши языком и вжиматься в его пах своим. Куроо ненавидит это чувство. Ненавидит, что не может ненавидеть Акааши. Через полчаса с работы должен вернуться Бокуто, а Куроо, якобы только что зашедший за своей толстовкой, которую одалживал Акааши, сейчас даже думать об этом не может. Толстовка, кстати, с прошлого раза – Бокуто навещал родственников и попросил Акааши подождать его у Куроо, куда, собственно, после этого направлялся. Тогда началась гроза. Под неё – Куроо очень хорошо помнит – Акааши как раз седлал его бёдра и сам насаживался на член, так горячо сжимая внутри, что перед глазами чуть ли звёздочки не мелькали. Они испачкали рубашку Кейджи в сперме, уже не помня, в чьей именно, но её пришлось кидать в стирку, а Бокуто говорить, что Акааши попал под дождь, «и я дал ему свою толстовку, чтоб не замёрз, бро». У Куроо уже язык не поворачивался так называть Бокуто, потому что, какой он к чёрту «бро», если, как минимум дважды в неделю, трахается с его парнем? Куроо не мог отказаться от этого. И не хотел. Акааши запрещал оставлять следы, брезговал сексом без презерватива и всегда подавал инициативу первый. Акааши внаглую прижимал к стенке, глубоко развязно целовал, спускался на колени и делал горловой минет, пока у Куроо не подкашивались ноги. Акааши никогда не стонал, принципиально сдерживаясь, кусая губы и мыча, произносил только одно «Тетсуро» низким хриплым шёпотом. Акааши смотрел с ледяным выражением лица, но Куроо видел, как в глазах его горит настоящий огонь. И никогда не пытался сопротивляться. С Акааши было сложно. Поначалу он строго ограничивал их отношения, а затем... Куроо не знал, что конкретно изменилось. Просто со временем Акааши оставался дольше обычного, чаще всего проводя время с ним и без секса. Буквально на днях они целовались в постели всё утро, а затем занялись ленивым нежным сексом, обнимаясь и практически не отлипая друг от друга. Куроо это определённо нравилось, однако, в себе он тоже начал замечать подобные перемены. Если раньше при одном взгляде на Акааши хотелось нагнуть его на ближайшей горизонтальной поверхности и хорошенько выебать, то сейчас, почему-то, было больше желания любоваться солнечными зайчиками, играющими на бледных плечах, заправлять волнистые пряди волос за ухо, целовать неспешно и чувственно, чтоб сердце сладко замирало в груди. Он правда не думал, что влипнет так сильно. – Тетсуро, – шепчет Акааши, когда Куроо делает первые неспешные толчки, удерживая его за бёдра. * Бокуто ни о чём даже не догадывался. Наверное, если бы они напрямую признались, то он бы долго не понимал, смеясь и думая, что это такой пранк. Ага, думал Куроо, пранк, который вышел из-под контроля. С каждым днём им обоим всё тяжелее врать, после каждого секса вместе с оргазмом накрывает волной вины. И от этого не избавиться. Акааши вырисовывает пальцем на ладони Куроо какие-то невидимые круги и спирали. Они молчат, и в этой тишине – тысячи невысказанных слов. У обоих в голове беспокойным улеем пчёл жужжат мысли и, кажется, оба их слышат. Чтоб понимать друг друга им больше не нужно говорить вслух. * Первый раз Куроо видит слёзы Акааши, когда тот просит забрать его из бара дрожащим голосом в телефоне. Куроо срывается практически мгновенно – плевать, что уже больше полуночи, плевать, что он сегодня дико устал и вернулся с работы не так давно. Акааши сидит у фонарного столба, неподалёку от того бара, курит и смотрит в одну точку. Увидев Куроо, он поднимается, выбрасывает окурок и залезает в машину, не говоря ни слова. Куроо сразу же снимает с себя ветровку и накидывает на плечи Акааши, кутает, наверняка замёрзшего – ноябрь месяц, а он в одной рубашке, – а затем смотрит в глаза. – Кейджи... – Пожалуйста, забери меня, – и в этом отчаянном шёпоте Куроо слышит такую двусмысленность, что сердце сжимается. Когда они добираются до дома, Акааши первым делом идёт в душ, а затем, пока Куроо отвечает на звонок Бокуто – «Не, бро, не видел. Да мы же с ним так особо без тебя и не общаемся. Ты, вон, Широфуку звякни, может он у неё, они ведь хорошо ладят, вроде», – отыскивает бутылку вина. При возвращении на кухню, Куроо видит нечто очень эстетичное – Кейджи сидит на подоконнике в его, Куроо, домашней футболке и боксёрах, присосавшись к бутылке белого полусладкого. Кадык дёргается после каждого медленного глотка. Тетсуро подходит вплотную. – Поговори со мной, – мягко просит он, опираясь ладонями о подоконник по обе стороны от бёдер Акааши. Тот отставляет бутылку и поворачивает к Куроо голову. – Я не могу так больше. Сердце Куроо пропускает удар. Он боится, действительно боится услышать то, что Акааши сейчас скажет. – Кейджи, я- – Я не могу больше обманывать его. Мы со старшей школы вместе, и... – голос Акааши начинает дрожать, к горлу подступает комок слёз, сдерживать которые он уже не видит смысла. – Я видел кольцо, – заканчивает шёпотом. Куроо замирает с открытым ртом. Что ж, этого стоило ожидать, только... Он правда удивлён, что Бокуто ничего не сказал ему. Ведь они же, вроде бы, лучшие друзья?.. «А какой из тебя нахрен лучший друг, мразь? Спишь с его парнем, любишь его парня, ещё и хочешь быть в курсе всех его планов?» – злобно подкидывает самоненависть ехидным внутренним голоском. Куроо берёт бутылку вина и делает несколько глотков. – И, – хрипловато изрекает он, – что ты собираешься делать? Акааши, кажется, сжимается в маленький комочек оголённых нервов, и Куроо заторможенно понимает, что на щеках у любви всей его жизни слёзы, а уши режут тихие всхлипывания. – Я не могу так поступить с ним, – шепчет Акааши. – Я просто... ненавижу себя за всё это. Мне ведь... мне было любопытно... я всегда видел, как ты на меня смотришь, – он поднимает глаза и встречается с Куроо взглядом. – И я думал, что если просто попробую один раз, то это пройдёт. Я конченный ублюдок и... он не возненавидит меня. Я просто разобью ему сердце этим, Тетсу, – последнее слетает с губ Акааши слишком быстро, но так привычно и правильно, что Куроо хочется взвыть. Он притягивает парня к себе, крепко обнимая. – Мы можем просто прекратить это, если ты хочешь. Просто забудем, будто ничего не было, а Бо ничего никогда не узнает. Кейджи... – Куроо чуть усмехается, думая о том, как же больно самому себе вгонять нож в сердце. Но так лучше, чем если это сделает Акааши. – Это никогда не было ошибкой для меня. Но если ты- – Идиот, – фыркает Акааши, отстраняясь. Он пару секунд всматривается в лицо Куроо, его брови хмурятся, а изумрудные глаза искрятся гневом. Но затем снова блестят подступившими слезами. – Я никогда не испытывал такого рядом с ним. И я не хочу ничего забывать, потому что для меня это тоже никогда не было ошибкой. Куроо смотрит в ответ, моргает, пока лёгкие не вспоминают, что такое дышать глубже и свободнее. – Я люблю тебя, – тихо говорит он. – Мы оба в полном дерьме, – Куроо горько усмехается, – но я люблю тебя. Акааши смеётся, утирая слёзы. Это похоже на истерику, действительно похоже, учитывая обстоятельства. – Я знаю, что ты хотел пригласить меня на свидание буквально за несколько дней до того, как Котаро мне признался. Кенма рассказал, – Кейджи чуть улыбается уголком губ, опуская взгляд. – Всё могло бы сложиться по-другому. – Знаешь... я бы с удовольствием сейчас тоже вытащил бы кольцо, даже не смотря на то, как всё сложилось. Я хочу быть с тобой, Кейджи. Ты делаешь меня действительно счастливым и... ты правда нужен мне. – Я тоже люблю тебя, – Акааши обнимает его за шею, тянет на себя и целует – мягко, отчаянно, с горечью. Вкус печали и счастья на губах растворяется в уверенности – вместе они всё смогут. У Акааши куча пропущенных вызовов и непрочитанных смс, но впервые за всё время, занимаясь любовью с Куроо, он не чувствует себя таким виноватым. Просто потому что признаёт – это действительно не просто секс. Это – нечто большее.