***
Юноша проснулся в холодном поту, так как воспоминания десятилетней давности нахлынули вновь. Он прижал ладонь к лицу, пытаясь выкинуть пугающие картины из головы, но сознание упорно воспроизводило всё новые подробности так и встававшие перед глазами. Вот он — Эмиль Лайтман— ещё совсем маленький мальчишка радостно улыбающийся в окружении своих родителей — счастливая семья. Но тут же нахлынули воспоминания о серых одиноких днях, что были после, что заставили резко повзрослеть и возненавидеть всех омег. Это изменило его жизнь. — Эмс, подъём, в школу опоздаешь! — крикнул Рассел с первого этажа. — Я уже встал, па! — парню пришлось собраться с мыслями и пойти в душ, а то отец может и проверить правдивость сказанного. Внизу презентабельный и по-взрослому привлекательный альфа смазывал свежие тосты джемом и мило флиртовал с каким-то омежкой, который сидел напротив. Блондин только закатил глаза. И как он не заметил, что Лайтман-старший притащил очередную бабочку. Нет, вы не подумайте, юноша любил Рассела, в конце концов тот его вырастил и был самым лучшим другом, но неуёмное и безуспешное желание мужчины построить новую семью и дать сыну анатэ — уже порядком нервировало. И хоть все его омеги были изысканны, вежливы, родовиты и обладали определённым шармом и достоинством, в глазах Эмиля они все были лишь текущими дырками. В этот момент предмет мысленной критики обернулся и посмотрел на отпрыска своего ночного увлечения. — Милый, это и есть твой сын? Совсем на тебя не похож, — задумчиво протянула эта кукла. — Разве что глаза... Да, они определённо твои. Да и мужественность досталась как приз в генетической рулетке. Он будет хорошим альфой. "Да, определённо, я был бы хорошим альфой, не родись омегой, чёрт возьми", — подумал парень. "Генетическая рулетка, пф, я всегда проигрываю, априори, потому что всё ещё с моего рождения пошло не так". Но он был упёртым малым, поэтому изменил всё, что было ему под силу и сейчас действительно выглядел как сильный пол. Рассел же лишь поддерживал сына. Всегда. Блондин, молча, сел за барную стойку заменявшую стол и хлебнул кофе, что секунду назад поставил перед ним отец. — Он у тебя всегда такой неприветливый? — смешливо произнёс омега. Альфа фыркнул и хотел что-то ответить, но не успел. — "Он" если что здесь, — зло бросил юноша и, схватив рюкзак, ушёл. Терпеть всех пассий родителя — терпелки не хватит. В ожидании школьного автобуса, Лайтман думал, что любовники Рассела с каждым разом становятся всё хуже и хуже. Не в плане внешности или достоинства, а в плане характера. Хотя он и сам омега — как ни прискорбно — и так же не отличается приветливостью. Но Эмиль сразу даёт понять что с ним лучше дел не иметь, демонстрируя всё дерьмо, что у него внутри, а не прячется в красивую обёртку лицемерных улыбок. Вполне логично, что друзей у парня почти нет. Но это в большей степени не из-за поведения, а потому что ни омеги, ни альфы не могли принять в свой круг альфаподобного омегу. Первые — презирали, вторые — не понимали. А блондин в эти круги и не стремился. Он — квадратный. Не формат. Единственным психом, который посмел влезть — по-другому не скажешь — в статус друга, был альфа, что перевёлся год назад и, начав общаться с Эмилем не знал, что тот омега. Однако, когда всё выяснилось — не отвернулся, а продолжил досаждать своей дружбой. Юноша же воспринимал самопровозглашёного приятеля, как муху, что периодически жужжит над ухом, так как Смит был гиперактивным и общительным, компенсируя "отсутсвие" друга собой. Хотя иногда он и удостаивался ответов, в последнее время всё чаще. Но, если быть откровенным, болтовня альфы разряжала накал негативных мыслей Лайтмана, невольно для него самого, словно река по капле точащая острые углы камня. Возможно со временем парень станет более терпимым к окружению и к себе. Возможно, но мало вероятно, слишком уж долго омега взращивал свои взгляды на жизнь и на людей, имея под этими стенами титановый фундамент. Автобус встретил Эмиля презрительными и презренными лицами. Неприязнь спрятанная под масками скуки не могла его обмануть. Единственное искреннее лицо принадлежало приятелю, который приветливо махнул юноше рукой. — Как дела, брат? — Отвали, Смит, — раздражённо бросил парень, тем не менее кидая свой зад рядом. — Что на этот раз? Какой-то альфа назвал тебя сладеньким? — Да пошёл ты... — Остреньким, кисленьким, солёненьким? — Ты — не ты, когда голоден. — Тогда что случилось? — Почему тебе обязательно надо докопаться, Смит? — Потому что ты продолжаешь называть меня по фамилии. — И какая связь? — Я жду того момента, когда ты начнёшь обращаться по имени и сам всё рассказывать. То есть считать меня другом, а до тех пор я буду тебя доставать. Так что? — Отец притащил очередную омегу. Несколько секунд стояло молчание, словно альфа ждал продолжения. — И? Разве это не происходит регулярно? И в защиту мистера Лайтмана могу сказать, что у него отличный вкус. — Был. Тридцать штук назад, — язвительно бросил Эмиль. — Просто, когда я был маленьким, он сказал, что хочет чтобы у нас была полная семья. Он хотел чтобы у меня был анатэ, но я уже вырос и не нуждаюсь в папочке. Так зачем? В смысле, я просто не понимаю зачем отец всё продолжает таскать этих... — парень взмахнул рукой, пытаясь подобрать эпитет, но слова не нашлось и он, тяжело вздохнув, решил ограничиться этим. — Так может сейчас он ищет омегу не для тебя, а для себя? — Зачем? Хочет вновь испытать чувство, когда тебя бросают? Остаться в одиночестве? — Наоборот. Не остаться в одиночестве. — Но он всё равно останется! — Почему ты так думаешь? — Потому что омеги не способны долго скакать на одном члене! — в сонной тишине автобуса это прозвучало достаточно громко и ёмко. В спину тут же полетели пожелания сдохнуть от обиженных на правду омег и даже несколько альф поддержали свои половинки. Остальные же одобрительно присвистнули. Смит же верил в людей так, как не верили в себя наверное даже сами люди. Знал, что есть зло внутри каждого, но старался отыскивать лучшее. Поэтому столь грубое высказывание не встретил привычным юмором, а глухим равнодушием: — Самокритично. Эмиль за такое ударил его локтём в бок. — Молчу-молчу, только не дерись, — со смешком, вновь оттаяв, сказал альфа, — но ведь это правда. — Я не такой! — Но ты омега. И ты вполне категорично высказался о всех омегах. Тут может быть только два варианта: либо ты признаёшь, что думаешь задницей как все представители твоего пола, либо... Блондину оставалось закатить глаза, понимая, что оказался в тупике. Он проиграл, что бы не ответил. — Хорошо-хорошо, признаю, бывают исключения. — Так почему твой отец не может встретить такое исключение? Не думаешь же ты, что такой эксклюзивный? — Тебя не переспорить, Смит, — вздохнул парень, признавая поражение. — А тебя не изменить, брат.***
День прошёл как всегда скучно, если не считать того, что высказывание Эмиля разнеслось по всей школе и каждый омега считал своим долгом продемонстрировать своё "фи" в сторону неотёсанного кретина. Парень стойко игнорировал эти нападки, но под конец сорвался и накричал на особо рьяного защитника своей целомудренности. Как итог: подрался с его бойфрендом. Ещё час пришлось торчать в кабинете директора, любуясь делом рук своих. Разбитая губа, опухший нос и наливающийся под глазом синяк удивительно шли униженному альфе. Юноше же приходилось выслушивать лекцию на тему "Ты же омега...", и скрипеть зубами, пока за ним не приехал раздасадованный отец. Извинившись перед директором, Лайтманы вышли из школы и молчали пока не сели в машину. Рассел первым нарушил тишину: — Это ты так отделал того бугая? — с усмешкой поинтересовался мужчина. — Ага. — Так держать, сынок. Эмиль расплылся в улыбке. Ну какой ещё родитель станет хвалить своего ребёнка-омегу за то что тот победил в драке? Псих — скажут другие, лучший отец на свете — ответит блондин. — Бургер хочешь? — Само собой. Я голоден как волк, — счастливо сказал парень, откинувшись на спинку сиденья. Дальнейший путь они перебрасывались ничего не значащими фразами, обсуждали фильмы недавно вышедшие в прокат и последние матчи их любимой бесбольной команды. Ехать пришлось дольше обычного, так как начался ливень, а путь лежал не много не мало к выезду из города. Конечно фастфуд можно было бы найти и поближе, но именно за территорией города находилась закусочная с вкуснейшими в мире бургерами и к сожалению отстойнейшей картошкой фри. Лайтманы взяли еду на вынос и обратную дорогу сопровождали чавканье, наполовину неясная речь из-за набитых ртов и прихлёбывание кока-колы. Они над чем-то смеялись — последнее, что запомнил Эмиль прежде чем увидел ослепляющий свет фар и услышал скрип колёс по асфальту. Парень почувствовал как его заносит, а потом словно вздёрнули и всё остановилось. Должно быть блондина вырубило на несколько минут. Первое что он увидел — это лобовое стекло покрытое паутиной трещин. Юноша повернул голову в сторону Рассела, который был весь в крови и ему предстало понимание того, что левая сторона машины была всмятку и отца зажало покорёженным металлом. — Папа, очнись. Пожалуйста, пап! Вой сирен доносился как сквозь толщу воды, а голоса сотрудников службы спасения слились в один гул. — Папа! — слёзы застлали глаза. Со стороны Эмиля выломали дверь и вытащили отчаянно кричащего юношу из автомобиля. На его место пролезли врачи начиная делать искусственное дыхание и непрямой массаж сердца на месте, пока спасатели пытались разломать железные оковы не дающие вытащить Рассела. Всё это парень наблюдал из машины скорой помощи, пока врач вкалывал ему успокоительное. Старшего Лайтмана наконец удалось вытащить из машины, его погрузили в скорую, подключили к аппаратам жизнеобеспеченья и повезли в больницу на срочную операцию. Эмиль же сидел в углу и смотрел на мертвенно-бледное лицо отца в подтёках запёкшейся крови и всем сердцем молился. Не словами — отчаянием. Мысли были в сумбуре, тело — в ступоре. Юноша лишь отрывками помнил как за папой закрылись двери реанимации, как он сам сидел и смотрел на светящуюся лампочку "идёт операция" и как она погасла. Эмилю казалось, что он моргнул, а за окном уже рассвело и перед ним склонился омега представившийся работником социальной службы опеки. — ...Мы связались с вашим анатэ. Он уже едет, а пока вам лучше отправиться домой. Я вас отвезу, пойдёмте, — сухой, давно привыкший к своей работе голос. — А мой отец?.. Я могу его увидеть? Он ещё не пришёл в себя? — парень ничего не понимал. Зачем анатэ? Что с Расселом? Сотрудник соцслужбы недоумённо посмотрел на юношу, ведь ему должны были сказать. Омега как-то зло посмотрел в сторону, поминая бестолковых врачей, в обязанности которых входило сообщать такие новости. — Нет. И уже не придёт. До Лайтмана не сразу дошло сказанное. — Что?.. Нет. Нет! Вы лжёте! Зачем вы так говорите? Почему вы мне лжёте?! — он схатился за волосы и начал оседать. Из опухших и покрасневших глаз вновь полились слёзы, дыхание скрадывали всхлипы и икота. — Пож-алуйста... Почему вы мне л-жёте? — Мне жаль, — более равнодушный и холодный, чем этот, тон врядли имел право на существование. — Не пра-вда! Вам не жаль! Не жаль! — Эмиль... — соцработник хотел взять парня за локоть и отвести уже к машине. — Не трог-айте меня! Вы отвратительны! — с этими словами юноша бросился прочь.