Lightbulbs

Заснеженное поле. Пронизывающий холодный ветер снежными хлопьями хлещет в лицо. Ели и сосны скрипуче качаются, вторя вою стихии. В снег воткнута белая кость, начавшая трескаться от дикого холода. Дырявый красный шарф, обмотанный вокруг кости, казалось, хочет улететь куда-то… «Папайрус?» Санс ещё не до конца осознал, ЧТО произошло. Он видел удаляющийся фиолетовый свитер… Или зелёный? В его грудной клетке собирался какой-то тяжёлый комок, который грозился вырваться наружу в крике, наполненном болью… «…Время сжигать мосты… Время искать ответ… И менять сгоревшие лампочки…» Шарф… Такой родной, подаренный им же брату на его День Рождения… Теперь не имеет хозяина. Только горсть праха. Санс так быстро, как только мог, бежал к этой жалкой серой горсточке, проваливался в снег почти по шею, выбирался из него и опять проваливался, глотая слезы и утопая все глубже в своём горе, и огромных сугробах. Добравшись, он прижал шарф к себе так, как будто он был центром вселенной. Две слезы скатились по его щеке и замерзли прямо на ней. Комок перекочевал из груди куда-то вниз. Его место заняло какое-то другое чувство. Похожее на… Решительность? *** …Вспышка света. Резкий звук разбивающегося стекла… До Санса долетело несколько осколков. Лампочка лопнула. На том моменте сна, когда Санс должен был отомстить грязному убийце. Скелет знал этот сон наизусть, но ненавидел его каждой клеткой своего тела. «…Время сжигать мосты. Время искать ответ… И менять сгоревшие лампочки.» Череп Санса трещал от головной боли. Очень хотелось спать. Но нужно встать, встать, ведь без денег и без работы он умрёт. Вздохнув, он тяжело приподнялся с запятнанного дивана, ногами задев опустошенные недавно бутылки. В комнате царил беспорядок. Пятна на стенах, запыленный пол, все говорило о том, что хозяин дома в депрессии. «…Длинная ночь… Нервные дни… И в квартире накурено, очень накурено…» Санс бродил по комнате, натыкаясь в темноте на углы. Занятый своей ноющей болью в душе, он тщетно искал дверь. Дверь найдена. Санса почти вынесло наружу. На улице шёл склизкий, ледяной дождь вперемешку со снегом. Этот гадкий дождь попадал в глазницы скелета, в его капюшон, тапочки, которые он почему-то забыл переодеть… Метель залепляла все глазницы, Санс ничего не видел и не слышал, только этот однотонный вой метели… Скелет полностью доверился своим ногам, которые сами несли его в смутно знакомое место. «…И дождь с утра зарядил… …И вздох остался внутри… …И мое сердце не выдержит, точно не выдержит!» Знакомая заснеженная пустошь. Кругом темнота, выделяется только треснувшая белая кость, палкой торчащая из снега. Из глазниц Санса сами полились слезы. «И я живу, как в бреду! Я просто пытаюсь быть!.. Я маленький человек!.. …Мне нужно куда-то плыть!..» На лицевой части скелета застыло две маленьких ледяных дорожки. Слезы текли прямо по ним и тут же застывали на холоде. А он даже не пытался их сдержать. Тяжёлый ком в горле превращался в комок, незаметно для себя Санс упал на колени. Он судорожно схватился за кость, одновременно прислонившись к ней лбом. Ему было трудно дышать. Все его сознание заполонили слезы. Болезненный оскал, ранее выдаваемый за широкую улыбку, превратился в проявление его настоящих эмоций. А они были полны боли. Он просто сидел на пустоши, обнимая торчащую из снега кость, стоящую, как могильный камень, и рыдал в красный шарф, любимый шарф его брата. Внезапно чья-то рука легла на его плечо. Тёплая, как будто в рукавице… «П-папайрус?» Санс вздрогнул от звука своего голоса. После смерти брата он ни с кем не разговаривал, лишь натягивал широкую улыбку, которая была насквозь фальшива. Он не говорил об этом даже с Ториэль. Знал, ей может быть очень плохо от того, что творит её дитя. Скелет поднял полные слёз глаза к небу. Буря утихла, и вместо неё тихо пошёл снег. При свете луны маленькие фантастически красивые алмазики — снежинки успокаивали измученную душу. «Папайрус?» — произнёс Санс уже более уверенно и отчётливо. Все так же тихо падал снег. Сансу постепенно становилось очень тепло, его будто обняли изнутри… Кто-то любимый, но невидимый… «Мне нужен какой-то свет… Чтоб видеть хотя бы сны…» Незаметно для себя он расплывался в улыбке, уже настоящей, искренней улыбке счастливого ребёнка. Застывшие на черепе слезы медленно таяли, превращаясь в слезы радости. Повинуясь порыву, он закрыл глазницы и зарылся лицом в красный шарф. Он понимал, что если останется здесь ещё хотя бы ненадолго, то он просто умрёт, замерзнет. Под этим спокойным снегопадом, будто накрывающим своими объятиями. Но потом все равно возродится, чтобы отомстить этому маньяку в маске ребёнка. Игра возродит его. «Что за чепуха, скелеты не мерзнут» Действительно, не мерзнут. Но душа… Более уязвимое место, чем они могут себе представить. Особенно, если у её владельца всего одно Очко Здоровья. Медленно разлетаясь кучкой серого праха, Санс словно уходил в сон. Хороший, где его брата невозможно убить. И его тоже. «Санс, ты убрал наконец свой носок? Сколько уже можно ждать?» Тут призрачный Папайрус слегка охнул, вернее, «ньяхнул», как он это делает. «О Боже, Папс, я так рад, что ты у меня есть…» — Санс обнимал брата также крепко, как недавно цеплялся за кость. Шутливый гнев Папайруса испарился, он присел на корточки, как это было возможно и ответил на объятия. «Чтоб видеть хотя бы сны…»