Любовь зла

— Стоп! Снято, все свободны. Съемочная группа выдохнула, злобно косясь на режиссера. Всем своим видом тиран демонстрировал, насколько сильно он недоволен участниками творческого процесса. Всеми, без исключения. Хотя нет, одно исключение в сонме бездарей было, и на нем режиссер отдыхал глазами, расплываясь в слащавой улыбке. — Рооосио, душка, вы были сегодня неотразимы! Уверен, наша звезда леди Катарина из трусов выпрыгнет, чтобы сняться с вами в рекламе женской версии этого парфюма. Рокэ картинно выгнулся, лениво поведя широким плечом (мол, кто бы сомневался!), и с грацией сытого хищника прошествовал в сторону гримерки. Сегодня он хорошо поработал на имидж несбыточной мечты восторженных девиц, домохозяек, богатых дурочек и светских львиц. Кстати! Светская львица (и, что более ценно — кумир толпы) Катарина может даже очень пригодиться для одного щекотливого дела. Мысли Рокэ заплясали безумный рок-н-ролл, фонтанируя донельзя возбуждающими картинками. И отнюдь не с Катариной в главной роли. У Рокэ тоже была несбыточная мечта — красивый и до тошноты гетеросексуальный осветитель Хуан. Рокэ придерживался демократичных взглядов на сексуальные отношения. Чаще всего «на сеновал» с ним попадали красотки, но и красавчикам иногда перепадало. «Если я полюблю — мне чихать, какого пола будет мой избранник», — эту фразу Рокэ периодически цитировали в СМИ, увеличивая и без того немалое число претендентов на руку и сердце известной модели. И никто даже представить не мог, что неприступное сердце красавца давно занято. Полгода любовь к простому осветителю грызла Рокэ, как голодная собака. Но отношения с Хуаном застряли на отметке «хорошие приятели», ограничиваясь дружеским трёпом, похлопыванием по плечу и совместным поглощением кофе в перерывах между съемками. Рокэ спинным мозгом чувствовал, что Хуан ему симпатизирует, но этого было катастрофически мало. — Чертовы кошки, угораздило ж так попасть! Только через пару мгновений страдалец понял, что последние слова он произнес вслух, внезапно уткнувшись в мускулистую грудь. Рокэ на секунду замер, осознав на кого налетел, с наслаждением вдохнул терпкий запах знакомого тела и … волшебство закончилось. — Эй! Кто тебя так достал? Режиссер, что ли? — Хуан аккуратно отстранил от себя Рокэ и скорчил дурацкую рожу, — Рооосио, душка, вы были неотразиииимы! — и уже изменившимся голосом, словно плюнул, — Чертов гомик. Забей, Рокэ. Хотя лично я не понимаю, как ты всё это выдерживаешь, пусть и за хорошие бабки. Презрительно брошенное «чертов гомик» что-то перемкнуло в мозгах Рокэ. Накатила холодная ярость, верхняя губа непроизвольно поползла вверх. «Ах ты, сука! — взгляд модели скользил по Хуану с нежностью клинка, перерезающего горло, — Сам под меня ляжешь, обещаю!» Осветитель заметил мгновенную перемену в лице Рокэ и удивленно отшатнулся. — Рос, тебе хреново, что ли? — Угу, – глухо процедил Алва, борясь с желанием двинуть Хуану в челюсть, — поплохело что-то. Затем Рокэ взял себя в руки и изобразил бесконечную усталость утомленной успехом звезды. — Ты поможешь мне снять эти тряпки? — мазнул рукой по телу, повел потухшим взглядом в сторону гримерки и профессиональной походкой направился в сторону двери с пафосной табличкой «Личное помещение модели Рокэ Алва». Хуан чувствовал себя виноватым. «Опять я какую-то хрень ляпнул», — раздосадованно подумал он, просачиваясь в гримерку. Помогая Рокэ распутывать псевдоисторическую шнуровку и сдирать липкий от пота батист, Хуан пропустил момент резкого броска. Его тело со всей дури впечатали в стену и жестко зафиксировали. Яростный взгляд Рокэ нарезал лицо осветителя мелким фаршем, а руки модели сжимались все сильней. «Ну прямо сцена из «Каменного гостя», — это был единственный — и увы, мысленный — ироничный смешок Хуана. Потому что не хилому в общем-то мужику стало страшно. В состоянии аффекта или помрачения ума любой человек способен на невозможное, а уж если этот человек — псих… В том, что перед ним псих, Хуан уже не сомневался. — Попался… — хрип Рокэ и правда мало походил на речь вменяемого человека, — теперь ты будешь делать это всегдааа... — Он яростно терзал губы Хуана, слизывая брызнувшую кровь, — Ну давай, ответь мне, сука! Приступ закончился внезапно. Рокэ словно сдулся и мешком осел на пол. — Прости. Сорвался, — и вскинул руки, предупреждая вопрос, — я не псих, — злая ухмылка искривила красивый рот, — со мной такое впервые. На съёмке перегрелся... — Да, понимаю, — махнул рукой Хуан, размышляя, то ли испариться ему сейчас по-быстрому, то ли немного поиграть в психотерапевта. Да к кошкам всё! Может и его, Хуана, кто поддержит, если крышу сорвет. Видно же, что с Рокэ что-то не так, и оставить его сейчас одного как-то... не по-человечески, что ли. Улыбаться и махать по двенадцать часов в сутки — тут кого хочешь переклинит. Хуан опустился на пол и обозначил дружеский тычок в челюсть Рокэ. — Ладно, забыли, — во взгляде запрыгали веселые чертики, — ты если чо, не держи в себе. Приходи в гости, дадим друг другу в морду, напьемся, с тёлками покуролесим. В общем, придумаем что-нибудь. Роке медленно поднял голову, удивленно посмотрел на Хуана, слизнул взглядом кровавую дорожку, что протянулась его к подбородку, и улыбнулся. — Вот так и рождается настоящая мужская дружба, с тумаками и кровью, — Рокэ захохотал в голос, заражая своим весельем осветителя. — Ну и губы у тебя сейчас, братишка! Что же ты своей девушке скажешь? — А я снова в поиске. Братишка. — Хуан с облегчением улыбнулся, радуясь, что закончилось глупое недоразумение и, возможно, появился новый настоящий друг. Вот только у Рокэ мысли текли отнюдь не в дружеском направлении. *** — Катарина, я буду вам исключительно признателен, — Рокэ очаровательно улыбался, подливая даме вино и скармливая очередную оливку. — Помогите реализовать эту маленькую шалость. И уже шепотом, медленно выдыхая каждое слово в аккуратное, украшенное бриллиантом ушко: «От… этого… зависит… моя… мужская … честь. Она…в ваших… руках... Катаааари». Рокэ чувствовал, что Катарина готова. На всё. Даже разложиться здесь и сейчас, прямо на столе пафосного ресторана «Астория». Собственно, Рокэ был прав. Светская львица намеревалась урвать с ним плотских утех побольше и поизвращенней, и сейчас лихорадочно соображала, сколько ночей любви потребовать с Рокэ за странную услугу. Истекая влагой между ног — Катарина принципиально не носила бельё — светская львица превозмогла слетевшее с тормозов либидо и прошипела: «Пять. И ни ночью меньше» На том и порешили. *** — Братишка, мне нужен хороший секс! Рокэ ввалился к Хуану под вечер где-то через неделю после случая в гримерке. — Давай пропустим взаимный мордобой и сразу по бабам. А, нет, было же еще «напьемся»! Ну, по паре рюмочек для куража не помешает. Рокэ буквально выдавил обалдевшего Хуана от входной двери и кошкой втёк в узкую прихожую. Глаза его подозрительно блестели, длинные волосы растрепались, брендовые шмотки словно хорошо прокрутили в стиральной машине, но забыли прогладить. Но самым примечательным во внешности были губы — опухшие, ярко-красные. «Видимо им сильно досталось, — мысленно усмехнулся Хуан, — гораздо больше, чем моим в гримёрке». — Ты откуда такой? – он хвостиком потащился за Рокэ, пытаясь понять, что тот высматривает. — Образцовая холостяцкая берлога. Мне нравится, — нежданный гость плюхнулся на диван и грубо хохотнул, — Особенно траходром зачетный. Чего тупишь? Одевайся уже. — А тебе утюжок не дать? — ехидно прищурился Хуан, — А то вон ты какой помятый. — Ага, еще фен, расческу и «Траумель гель» от отёков. Авось мой рассосанный рот тебя смущать перестанет, — вернул подачу Рокэ. Хмыкнув, Хуан потащился в спальню. Вопрос выбора одежды перед ним не стоял — что ни возьми, всё черное. Другое дело, что старые потертые джинсы не наденешь — Рокэ хоть и помято выглядит, но очень стильно. Постояв нагишом перед раскрытым шкафом (привычка выбирать одежду голым укоренилась в нем с детства) Хуан остановился на рокерских штанах, борцовке и короткой куртке. — Ты тут не заснул, мачо? Наглая морда Рокэ заглянула в спальню, мгновенно протащив за собой хозяина. — Эй, дверь с той стороны закрой! — А я люблю приобщаться к прекрасному, — Рокэ улыбался во весь рот, но глаза пожирали тело Хуана. Плюнув на беспардонного гостя, хозяин по-военному быстро оделся и толкнул Рокэ в большую комнату. Они почти на ходу жахнули по соточке, вызвали такси и ухнули в ночную жизнь большого равнодушного города. *** — Хуан, а кого бы ты хотел снять? Ну вот просто представь, что все бабы выстроились в ряд и стонут «выбери меня, выбери меня, птица счастья завтрашнего дня». Пытаясь не расхохотаться вместе с Хуаном, Рокэ гнул свою линию, рисуя картинки одна завлекательней другой. — Ну ты и придурок, Рокэ, — простонал Хуан, сгибаясь в очередном приступе смеха, — Звезду хочу! Леди Катарину. И чтобы она за мной бегала и ублажала. — Серьезно, что ли? – Рокэ ликовал: попался, красавчик! — Миллионерша, красавица, девяносто-шестьдесят-девяносто и обычный осветитель? — Заткнись, — вся веселость Хуана испарилась, как снег с раскаленной сковородки, — я знаю свое место и свою цену. «Нееет, кот, не знааааешь, — мысленно облизывал тело осветителя Рокэ, — но я это исправлю». *** Она появилась у столика словно из ниоткуда. Изящные, затянутые в шелковые перчатки руки, невесомая шаль на русых густых волосах, узкое, облегающее платье и большие — в пол-лица — темные очки. — Я могу здесь присесть? — потрясающе пролепленный зад царственно опустился на стул Рокэ. — Ээммм… — промямлил Хуан, — здесь ... гхм-кха (от неожиданности он подавился коктейлем) мой друг сидит. Незнакомка медленно сняла очки, кокетливо взмахнула ресницами и смущенно улыбнулась. — Я очень рада, что маскарад удался. Меня никто не узнал сегодня. И тут Хуана озарило. — Господи… Леди Катарина… Это правда вы? — Я. Но вы же не выдадите моё инкогнито? — Н-нет… — Хуан не верил своим глазам. — Просто вы и этот клуб… Он пренебрежительно махнул рукой в сторону беснующихся под оглушительную музыку посетителей, обдолбанных шлюх, снующих в поисках необременительного траха, и веселых компаний, дружно надирающихся у барных стоек. — А что я? – проворковала гостья, — Может, мне одиноко, и я ищу того, кто скрасит мои скучные вечера. Кто будет мне доверять и любить не за мои миллионы и статус. Голос Катарины завораживал, а взгляд впивался в Хуана, словно пчелиное жало. Он по жизни никогда не лез за словом в карман, но сейчас банально потерял дар речи. — Может, вы тот, кого я ищу? Как вас? Педро? Марсель? Валентин? — Хуан. Голос прорезался, а с ним и способность соображать. Причем соображать быстро — надо быть последним дураком, чтобы упустить такой шанс. —Катарина, я … У вас такие красивые руки, — Хуан понимал, что начало беседы идиотское, но не знал, как ненавязчиво предложить себя звезде и не получить отказ. — Не смейтесь надо мной, Хуан, — всхлипнула леди, и в уголках её красивых глаз набухли слезинки, — мои руки сейчас ужасны. Пока не заживут последствия неудачного пилинга, придется носить эти мерзкие шелковые перчатки. Томный, притягательный взгляд, невесомый флёр дорогого парфюма, воркующий голос, плавный жест рукой, стройная ножка, случайно коснувшаяся бедра Хуана — Катарина умела обольщать. И совращать. Через полчаса Хуан осмелел настолько, что подхватил ладонь Катарины, поднес к губам и стал нежно целовать каждый пальчик. При этом никак не мог избавиться от мысли, что одна перчатка звезды стоит больше его месячной зарплаты. — Милый, ты будешь со мной? — Катарина, гипнотизируя, смотрела в глаза Хуана. — Да. — Ты доверишься мне? — Да. — И примешь меня со всеми моими странностями? — Да. — Тогда дай мне ключ от своей квартиры, езжай туда, разденься и жди. И еще я не люблю секс на постели. У тебя на полу найдется местечко для мягкого одеяла? Хуану, поехавшему крышей от неземного счастья, просьба Катарины странной не показалась. Наоборот, она разжигала в душе что-то дикое, древнее. Воображение металось между схемами «раб – госпожа» и «красавица – чудовище», но мужское естество поддерживало оба варианта бодрым стояком. Как сомнамбула Хуан достал связку ключей, отцепил запасной (словно всю жизнь ради этого таскал!), отдал Катарине и назвал адрес. Исчезла она также незаметно, как и появилась, на прощанье скользнув по лицу Хуана шелковыми перчатками. *** — Ох, братишка, прости, я тут знакомых встретил, — Рокэ плюхнулся на стул, хлопнув Хуана по плечу. — Всё! Девчонок нашёл — классные и без закидонов. — Я, пожалуй, домой поеду, — задумчиво протянул Хуан, не отрывая взгляда от стула, где примостилась задница Рокэ. «Странно, по размеру и форме такая же» — проскользнула рассеянная мысль. И уже вслух: — Рокэ, ты будешь ржать, но … я познакомился с леди Катариной, — Хуан немного помолчал, — и дал ей ключ от своей квартиры. — Катарина? В этом клубе? Ты придурок. — выражение удивления на лице Рокэ сменилось скептической гримасой, — Хочешь, я с тобой поеду? Не хочу, чтобы тебя развели, как лоха. — Не разведут. Хуан решительно встал, набрал номер такси и, лихо подмигнув Рокэ, стал пробираться к выходу из клуба. Если бы взгляд мог убивать, он получил бы в спину двадцать проникающих ножевых ранений. Смертельных. Именно так смотрел на уходящего возлюбленного Рокэ. *** Поворот ключа в замке стал для Хуана райской мелодией. Он до последнего не верил в чудо (а как еще случившееся расценивать?) и метался по квартире голый, чистый, благоухающий хорошим парфюмом, изредка оценивая импровизированное любовное ложе. Дверь еще не успела закрыться, а он уже стоял перед ней, раздувая ноздри, как племенной жеребец после скачки. Теперь пришел черед Катарины удивляться. Красавцев в ее жизни было много, но этот «маугли» так непосредственно и естественно себя демонстрировал, что пульс светской львицы дал небольшой сбой. Пожирая глазами крепкое подтянутое тело, она протянула руку, обвела точеный рельеф плеча, набухший сосок, скользнула по блядской дорожке к паху и грустно произнесла: «Как жаль, что вот это всё будет моим так недолго». — Почему? — Хуана уже мелко трясло от возбуждения. — Потому... что ты такой же, как все. Ты не сможешь мне довериться полностью. — И, предупреждая возражения Хуана, прикрыла его рот ладонью. — Молчи. Сначала выслушай мои условия. Катарина говорила, а Хуан нежно целовал ее затянутую в шелковую перчатку руку. На все возможные условия он согласился еще там, в клубе, но пусть женщина говорит, если ей так хочется. — Я буду приходить к тебе около полуночи. Пять дней. Ты никогда не выйдешь меня встречать, а будешь ждать голый, с повязкой на глазах. Не пытайся снять маску, пока я с тобой. Я буду одевать тебе наручники и пристегивать их цепью к … ну пусть это будет дверная ручка. Не переживай, цепь длинная, двигать руками немного сможешь, но до меня не дотянешься. Ключ от наручников я буду оставлять перед уходом, там, где ты сможешь его достать. Я буду доставлять тебе удовольствие так, как захочется мне. Если согласен, я остаюсь. Через пять дней посмотрим. Хотя не думаю, что ты выдержишь — все ломаются на второй день. И да, я никогда не буду снимать перчатки. — Согласен, — выдохнул Хуан, и в его взгляде заплясали уже не черти, а все демоны преисподней. Жадно целуясь (в качестве поощрения за согласие новоиспеченному любовнику позволили маленькое нарушение правил), они переместились в гостиную, и Катарина толкнула Хуана на пол — прямо в середину уютного лежбища из пуховых одеял и подушек. Достав из сумки плотную, словно маска, повязку, она завязала Хуану глаза, проверила застежку, позвенела наручниками с приваренной к ним цепью и зафиксировала любовнику руки. Медленно прогулялась пальчиками по телу Хуана, коснулась губами соска и... — Теперь я пойду в душ. А ты лежи и жди. Звук шагов Катарины затих, и через минуту в ванной громко зашумела вода. «Долго. Почему так долго?» На Хуана накатил иррациональный страх. Ослепший, голый, беспомощный, он лежал и прокручивал события сегодняшнего вечера. «Нет, я точно придурок. Рокэ прав. А что, если эта женщина… » — додумать Хуан не успел. Внезапная тишина ударила по нервам, и осветитель дернулся на своем любовном аутодафе. Но через пять минут расслабленно заулыбался, захлебываясь ощущением узнавания. Терпкие дорогие духи, мягкий, перекатывающийся шаг, невесомое скольжение шелковых перчаток, густые волосы, щекочущие тело, и нежные, быстрые поцелуи — да, это Катарина. Его сбывшаяся мечта. Потом всё просто потеряло смысл — страхи, сомнения, ожидания, радость. Остались только ощущения. Хуан стонал и бился на привязи как бешеный пес, а тело выгибало и корежило, словно его стегали оголенными проводами. Демоны преисподней! Что творила Катарина! Зафиксировав ноги Хуана и подложив ему под задницу подушку, она языком танцевала на распятом теле румбу, бесстыдно проникала и вылизывала дырку, влажно вальсировала вокруг головки и возбужденного ствола, прикусывала и целовала, доводя Хуана до исступления. Когда рот Катарины резко насадился на член, а в задницу – не менее резко – вошли два пальца и надавили на бугорок внутри, Хуан чуть не потерял сознание. Собственно, почему чуть? В момент долгого болезненного оргазма окружающая действительность перестала существовать. Только где-то далеко, на самой грани восприятия, сознание сигнализировало о жалящих укусах в шею, нижнюю губу, соски. Потом и это пропало. Осознавать себя вменяемым человеком Хуан стал минут через пятнадцать. Хлопнула входная дверь, и узник любви понял, что Катарина ушла. — О-хре-нееть, — восторженно выдохнул Хуан, — лучшего траха у меня в жизни не было! — и с сожалением выдохнул. — Эх, если бы еще и самому вставить. Повертев головой в поисках ключа, он с трудом освободился от своих оков, растер запястья и лениво побрел в душ. Из зеркала в ванной на него взглянул лохматый парень с опухшими губами и пунцовыми засосами по всему телу. — Зато счастливый и удовлетворенный, — улыбнулся Хуан своему отражению. *** Следующий вечер принес не менее необычные для Хуана утехи. Он был послушным мальчиком — даже не пытался коснуться ногами вожделенного тела, хотя сделать это на четвереньках все равно было затруднительно. Сильные руки (кто бы мог подумать?) широко развели ноги Хуана, надавили ему на поясницу, заставив максимально прогнуться, и нежно сдавили яички. На член легла скользкая от смазки и шелка ладонь, приласкала его у основания и задвигалась, постепенно ускоряя темп. Гибкие пальцы умело растягивали анус, нежно толкаясь и раскрывая узкую дырку, проникали все дальше и дальше к центру наслаждения, даря приятную возбуждающую боль. Хуан тёк и стонал, выпрашивая оргазм, но жалящие укусы и резкие толчки отодвигали разрядку до тех пор, пока желание отдаваться и принадлежать не стало яростным, животным, иррациональным. Весь следующий день воспоминание об этом выжигало Хуана изнутри. Он косячил со светом, отвечал невпопад — даже Рокэ — и боялся (очень боялся) неумолимо приближавшегося вечера. Но одновременно отчаянно его ждал, дрожа и возбуждаясь от предвкушения. В какой-то момент Хуан понял, что больше так не может, и отпустил себя. Совсем. В эту ночь он раскладывался и отдавался как профессиональная шлюха, почуявшая последний в своей жизни трах. Хуан позволял иметь себя как угодно и чем угодно — ртом, руками, вибратором, еще какой-то хренью, по ощущениям похожей на шарики, и казалось, даже волосами Катарины. Снова и снова, пока стало невозможно дышать, двигаться, кончать, осознавать себя. После ухода ненасытной любовницы Хуан еле доплелся до ванной. Задница ныла (да что там, ныло всё тело, искусанное и распятое несколько раз в невообразимых позах), на запястьях расцвели кровавые браслеты, под глазами — синие круги. А глубоко в подсознании билась какая-то важная мысль, которая очень хотела выплыть наружу. Хуан доплелся до комнаты, рухнул на пол, закрыл глаза и медленно, по крупицам восстановил в памяти каждую минуту своего сумасшедшего трехдневного сексуального приключения. «Приключения ли? — осветитель уткнулся в измятые одеяла, вдыхая еще не выветрившийся запах желания, провел по ним рукой, внезапно замер и горько выдохнул, — «Эх ты, Катарина». *** Перед четвертой встречей Хуан сильно нервничал. Мандраж и одновременно дикое, первобытное желание просто выносили мозг. Он до полуночи пролежал на любовном лежбище, но обострившийся от вынужденной слепоты слух улавливал только пьяные маты на улице, шарканье соседки за стеной и тиканье часов. Уже решив сорвать маску и послать всё на хрен, Хуан уловил звук открывающегося замка. Нервно улыбаясь, он опрокинулся на одеяла тылом к дверному проему, раскинул ноги и согнул их в коленях. Внутри всё дрожало, дыхание сбилось, не успевая подстраиваться под калейдоскоп эмоций — ярость, вожделение, страх, нежность, радость, обида, боль. Шелест шагов оборвался где-то в районе коридора. Хуан уловил шипение и … матерный шепот? Еще через пять минут упакованные в шелк руки, наконец, коснулись обнаженного тела, защелкнули наручники и цепь, привычно пробежали по всем впадинам и выпуклостям. Ступни обожгло горячим и влажным — сегодня язык танцевал снизу, вылизывая каждый палец, каждую мышцу. Воздушный шелк по-хозяйски коснулся сосков, а зубы прикусили влажную головку члена. Хуан со всхлипом выдохнул и резко дернулся на цепи. — Рокэ, сука, сними с меня это все! Сегодня моя очередь тебе вставить по самые гланды! *** Они лежали друг на друге крестом. Рокэ теребил волосы Хуана и счастливо улыбался. — Скажи, когда ты понял? — Вчера, после твоего ухода. — Хуан поерзал на животе Рокэ, обозначив символический укус. – Где ты видел тёлку, которая бы три дня так самозабвенно трахала и не хотела ничего взамен? — Это я-то не хотел?! — Роке буквально подпрыгнул на кровати. — Да ты не представляешь, как у меня крышу рвало! Я кончал себе в трусы без дрочева — только глядя на тебя и лаская твое тело. Я дрочил себе перед уходом в твоем душе, а после — дома, в своем. Я… Чего ты ржешь? Хуан скатился с живота Рокэ и чуть ли не бился в истерике. — Бедный мальчик, ахахаха... ох... не могуууу! А зачем же ты всё это замутил? Ты что, мазохист? — Нет. Я просто люблю тебя. Давно. Хуан подавился смехом и серьезно взглянул на Рокэ. — Нет, ты точно псих. Но знаешь, мне почему-то это начинает очень нравиться. По крайней мере, такого охуительного секса у меня ни с одной женщиной не было. — И не будет, я обещаю. — Рокэ набросился на Хуана, вцепившись в его волосы и покрывая лицо жадными поцелуями, — моооой. Пытаясь выскрести себя из цепких жадных объятий любовника и не очень прижиматься к его каменному члену (дьявол, у Рокэ когда-нибудь падает?), Хуан выдохнул висевший на языке вопрос. — За сколько она меня продала? Рокэ замер. — За пять ночей. Просила трахать ее так, как я собирался трахать тебя — в перчатках, с маской и на цепи. — Сука! Надеюсь, ей хорошо досталось. Так чтобы сидеть не смогла месяц и ходила в парандже. — Даже не сомневайся, — зло усмехнулся Рокэ, закинул на себя Хуана и нежно облизал его ухо. — Тебя я любил. А её профессионально рвал. — Но ты мне всё равно будешь должен, Рокэ, — асфальтовые глаза потемнели еще сильнее, — За подставу, за синяки, за цепь собачью, и за всякую хрень в моей многострадальной заднице. Очень много и долго будешь должен. Братишка. Хуан облизал два пальца и резко втолкнул их в задницу Рокэ.