3:00 A.M.

Телефонный звонок разрывает ночную тишину, отбиваясь от стен и оседая на барабанных перепонках юноши, довольно сильно раздражая. Комната полностью погружена во мрак и лишь тонкая струя луны искрится сквозь плотный занавес. Чонин, не открывая глаз, рукой пытается нащупать источник звука. Удается с трудом, потому что мобильник зарыт где-то среди подушек, а потому Ян раздражается всё больше от каждой неудачной попытки. Наконец, отыскав злосчастно орущий предмет, Чонин приоткрыл один глаз, пытаясь разобрать имя абонента. Брови сводятся к переносице, а сердце предательски ускоряет ритм. — Хён? — Хрипит спросонья. — Чонин-а, выйдешь ко мне? — Голос на том конце был довольно бодр. Ян убирает телефон от уха и смотрит на время. — Три часа ночи, хён. Иди спать. — Ян второй рукой упирается в лоб и жалобно прикрывает глаза, шумно выдыхая. — Не могу. Я уже стою внизу. Сможешь проскользнуть мимо родителей? Только оденься теплее, — после этих слов слышатся короткие гудки. Чонин резко распахивает глаза и садится, проводит рукой по волосам, а затем подходит к окну, аккуратно отодвигая штору. Посреди улицы и правда одиноко стоит парень. Руки в карманах, полурасстёгнутая куртка и теплая, вязаная шапка. Чонин на скорую натягивает первый попавшийся свитер, джинсы и максимально тихо выходит из комнаты. В квартире царит тишина, и Чонин делает вывод, что родители спят. Ян бесшумно пробирается в прихожую, накидывает куртку не застёгиваясь и обматывается шарфом. Как только захлопывается дверь, парень стоит ещё пару секунд, вслушиваясь в тишину, пытаясь разобрать хоть какие-то звуки — ничего. Чонин с облегчением выдыхает. Первый шаг и запах зимы ударяет в голову, переплетаясь с ветром, проникая под распахнутую ткань куртки, тут же пропитывая насквозь продроглого юношу. Ян морщится немного и решает всё-таки застегнуться, чем вызывает смех парня напротив. Второй шаг и медленно падающий снег застывает на ресницах. Чонин поднимает глаза — неба не видно, сплошная белоснежная пелена. — И почему тебе не спится? — Младший подходит совсем близко. — Слишком красиво, чтобы просто спать, — Хёнджин улыбается одними губами. — Пойдём, — берёт за руку, тут же переплетая пальцы. Чонин нехотя поддаётся, следуя за старшим. Вокруг ни души, весь город будто застыл, позволяя двум молодым людям наслаждаться завораживающей красотой пустых улиц. Воздушные хлопья покрывали каждый сантиметр, пробирались в самые спрятанные уголки, медленно опускаясь с небесной пучины. Фонари где-нигде светились тусклым желтым, еле освещая дороги. Хван медленно шел, невесомо гладя большим пальцем замёрзшую руку младшего. Комфортная тишина окружала двоих, казалось, можно было слышать их дыхание: размеренное, глубокое и сбившееся, частое. — Красиво, — говорит Чонин и смотрит, улыбаясь, в глаза. Хёнджин кивает и улыбается в ответ. Они неспеша проходятся по улицам, заглядывая в витрины. Чонинова рука надёжно спрятана в кармане куртки Хвана, и если бы не низкая температура, у Яна совсем уж не было бы оправдания своим раскрасневшимся щекам. Смущённая улыбка прячется за шарфом, глаза прикрывает челка. Хёнджин смотрит и искренне смеётся, чисто, глубоко, запрокидывая голову назад. Потому что Чонин — самое уютное создание на этой планете. Хёнджин это понял давно, но когда именно, он никогда не скажет. Просто однажды границы дружбы и чего-то большего стёрлись, и Хван растворился в другом человеке. Рассказывать он не торопился — слишком хорошо чувствовал себя рядом с младшим. Эта некая недосказанность вносила свой особый шарм в их общение. Чонин это тоже чувствовал, но старательно скрывал, каждый день обещая себе, что признается. У Яна же чувство, будто он проснулся в центре любовного романа какого-то незнаменитого, но не менее талантливого писателя — настолько сильно палитра чувств искрилась в юном теле. Страх, растерянность, отчаяние, тепло и детская влюбленность смешались в бедной голове, и с каждым шагом контролировать мысли становилось всё труднее. Почему-то ночь казалось особенной. Чувства обострялись с каждой упадшей снежинкой, и молчать становилось труднее. Хотя им и незачем — тепло внутри, расцветающее от прикосновений ощущалось на расстоянии. — Но хён…- Чонин останавливается,— почему ты пришел ко мне? — М? — Хван обернулся. — Пойдем, Чонин-а, — тянет за собой, но младший упирается. Казалось, что и без того огромные снежинки увеличились, мешая рассмотреть дорогу впереди. Белая гладь скрывала двоих от городских взглядов, укутывая в свои холодные покрывала. Глаза в глаза и точечный разряд отдается движением пушистых ресниц напротив. — Потому что это ты. Потому что я могу прийти к тебе в три часа ночи, попросить выйти на улицу и ты выйдешь, просто так, — Хёнджин полностью разворачивается к младшему, —какой идиот ещё так сделает? — Улыбается. Чонин смеётся: нервно, слегка прищурив глаза. Его так сильно тянет к Хвану невидимой силой, магнитом, нитями — тянет сердцем. Он делает ещё крошечный шажок и обнимает старшего, старательно пряча глаза — слишком смущён. Руками обвивает стройную талию и утыкается куда-то в шею холодным носом. Рядом с виском слышится рваный выдох и незамедлительно чужие руки падают на плечи, прижимая к себе. Хёнджин улыбается, дотрагивается до участочка открытой шеи, поглаживает, заставляя Яна дрогнуть. А затем Чонин произносит самую глупую вещь, которую только можно было сказать: — Когда идёт снег, я всегда думаю, что это выглядит, будто кто-то встряхнул нашу планету, как эти новогодние шары, знаешь? — Парень отходит на шаг от старшего. Хвана пробивает громкий смех и, кажется, где-то вдалеке даже целая глыба упала с ветки. Чонин тоже улыбается, он никому раньше не говорил этого. А ведь и правда, похоже… — Тогда нужно задуматься, что мир довольно крошечный, — Хёнджин вмиг становится серьезным. — Иди сюда, ты весь в снегу. Горячими ладонями на холодные щёки. У Чонина покалывает кожу от разницы температур и так до чертиков приятно. Хёнджин смотрит в глаза по-доброму, искренне, в самую глубь — ищет ответы. Большим пальцем смахивает упавшие снежинки с алых, раскрасневшихся губ. Чонин закрывает глаза и непроизвольно хмурится. Слишком интимный жест, слишком близко. В следующий момент холодные хлопья Хёнджин снимает губами. По ресницам, превращая во влагу узорчатый лёд, затем щёки, кончик носа. Чонин, казалось, не дышал. Воздушные поцелуи согревали, осыпая лицо младшего. Тогда Чонин осмелился открыть глаза. Сердце пропускает удар, когда он видит как Хёнджин медленно наклоняется. У самых губ шепчет «здесь осталось ещё немного» и накрывает чониновы своими. Холодно снаружи и так тепло внутри. Приятно, тягуче. У Хвана губы, словно сладкая вата — именно такое сравнение приходит в голову Чонину, когда он неумело отвечает на поцелуй. Немного шершавые, но до одури мягкие. На кончике языка оседает цитрусовый привкус и Ян клянётся, что это лучший вкус в мире. В память врезается каждая секунда, Чонин пытается запомнить всё, впитывая в себя каждое мимолётное движение. Навсегда запечатлеть дрожащие ресницы, запутавшиеся в них снежинки и любимые губы, так отзывчиво целующие. Мир в мимолётном движении, во взгляде. Мир и правда крошечный: сейчас он в едином дыхании двух сердец, вращается белым шлейфом, сказочно создавая блестящие статуи. Он спрятан в крохотной снежинке, что затерялась меж горячих губ, превращаясь в каплю, едва приземлившись. Мир невелик на самом деле, нужно только найти человека, в котором будет вся Вселенная.