***
Мафия. От одного этого слова содрогаются десятки тысяч жителей Йокогамы. Не лучшее место для ребенка. С определенного возраста он был вынужден там находиться. Был запертым, был должным и подавленным. Но именно мафия дала ему тот стержень, нужные навыки для выживания в этом жестоком мире. — Вокруг меня был ворох змей, готовых вот-вот накинуться, укусить побольнее, впрыснуть яд отчаяния. Я не обращал внимания и жил своей жизнью, ровно до того момента, пока в ней не появился он.***
За окном светало, а в кабинете Огая было темно. Послышался легкий стук, который несмотря на малую громкость отдался эхом в комнате. — Входи, Осаму-чан, — мягко пролепетал мужчина. Поднявшись с места, он подошел к окнам, занавешенным тяжелыми, массивными портьерами, которые не пропускали и капли света в помещение. Дазай вошел в кабинет и закрыл за собой дверь. — Мори-сан, звали? — ровно и спокойно сказал мальчишка, подняв взор коньячного цвета глаз на босса. — Да, дело не особо важное и не отнимет у тебя много времени. — Неужто вы решили обсудить со мной ваши шторки и, если нужно, помочь выбрать другие? — съязвил Дазай, не отводя от Мори взгляда. У Дазая был пытливый ум подростка, и потому он никогда не доверял этому человеку, несмотря на всё то, что «сделал» для него Мори, превратив его жизнь в ад. Дазай старался держаться от него подальше и в какой-то степени опасался его. Чего следовало ожидать от босса такой организации? Глупый вопрос. Дазай старался не вникать во все это и прекрасно знал, что спустя некоторое время сам займет этот пост, и превратится… нет, он уже был и так осквернен, но стремиться ещё было к чему. В свои шестнадцать Дазай повидал многое и повзрослел уже давно. Он не помнил своего детства, его у него просто не было. Он старался не жить прошлым и, не зная о себе самом ровно ничего, никак не мог понять себя. На тренировках, во время заданий, Дазаю не составляло труда получить, как минимум, ссадину, а, что касается кровоподтеков, об этом и вовсе не стоит говорить. Поэтому Дазай, как бы заранее покрывал свое тело бинтами, так было легче понять откуда будет исходить боль. Кровь прекрасно впитывалась в бинты мальчика, это давно подчеркнул Мори, что плотно отпечаталось в памяти Дазая. В комнате было темно, тихо, пусто и, как всегда казалось Дазаю, одиноко. Он чувствовал себя весьма уютно, не видя лишних предметов на которые можно было отвлечься и сосредоточить на них свое внимание. Лишь мрак и спокойствие, большего и не требовалось. Вдруг послышался щелчок пальцев. Это Мори подал знак прислуге отодвинуть портьеры. Свет наполнил всю комнату, не оставив и проблеска темноты. Дазай немного поморщился и, поморгав, увидел его. Юношу лет восемнадцати с рыжевато-коричневыми волосами, с глазами, напоминающими лазурный океан. Мори медленно направился к Дазаю, словно отсчитывая каждый свой шаг. Это выглядело так, будто он мерил комнату своей медлительной походкой. Он не был похож на хищника, надвигающегося на свою добычу, потому что Дазай и так был его… птицей, которую он держал при себе в клетке, обломав крылья в далеком прошлом, не дав ей улететь прочь от себя. Шаг, и он коснулся правой рукой его плеча, встал позади, и, глядя на новое лицо портовой мафии, произнёс: — Знакомься, Дазай-кун. Ода Сакуноске, новый сотрудник и твой коллега. — В голосе Огая не прозвучало и намека на гадыню, пропала приторность, сменившись серьезностью и крепкой хваткой плеча. Мори всегда был строг к Дазаю и невозможно было понять, что у него на уме. В его словах, в его действиях, всегда возникало такое чувство, будто он превосходит других во всем и у них просто нет шанса на успех. Он раздавит, он изрежет плоть, он… не убьет, он продолжит муки и страдания. Но, Дазай привык. Дазай — умница. Дазай будет послушным мальчиком всегда и при любых обстоятельствах. Осаму молчал, вглядываясь в глаза Сакуноске. Так ему было проще прочесть человека, но чем дольше он в них смотрел, тем отчетливее видел в них свое отражение…отражение своей черной, как смоль души. Мори Огай прервал эту тишину своим вздохом. — Я всегда вижу тебя одиноким, отчужденным, Осаму, ты делаешь вид, что не нуждаешься ни в ком, и в то же время, глубоко в душе, нуждаешься во всех. Два года назад я познакомил тебя с Чуей Накахарой. Я не увидел в тебе какой-то отчужденности, и в вашем знакомстве какой-то привязанности к друг к другу, — все это время, каждую пару своих умеренных слов Огай отмечал спокойными шагами по направлению к Сакуноске. — И теперь, — говорил он, заключая, — теперь… я думаю, ты готов завести новое знакомство, — он прошел мимо Оды, направившись обратно к своему креслу. Дазай подошел к Сакуноске и протянул ему свою руку. Тот пожал ее. Ода не смотрел на Осаму, даже, вроде как, не обратил внимания, не поднял и взгляда на этого зеленого члена Портовой Мафии. Сакуноске наблюдал за Огаем, за его действиями, стараясь оценить ситуацию. Чуть позже он заметил в дверях силуэт, ему показалось в темноте, что перед ним стоит уже взрослый парень. Яркий свет не сбил его с толку, но, открыв свои глаза, он посмотрел в эти карие глаза. Они не были полны какой-то ненависти или злобы и пустыми их нельзя было назвать, в них было что-то особенное, что-то притягательное и пугающее одновременно. — Приятно познакомиться, Одасаку, я Дазай Осаму, — сказал, слегка улыбнувшись уголками губ, мальчик. — Ода Сакуноске, — поправил его Ода. —Хм, — протянул парень. — Одасаку для меня удобнее, — и отпустил руку собеседника. — Если это всё, Мори-сан, с вашего позволения, я вернусь к своим обязанностям, у меня есть свои дела. — Конечно, ты свободен, — сказал, садясь в кресло, босс. — А вот вы, Сакуноске, задержитесь. Дазай поклонился и вышел из кабинета.***
Две недели Ода и Дазай не пересекались. Какой был смысл этого знакомства? Босс хотел показать свою заботу таким образом? Друзья? Что за бред. Такие ценности не должны волновать убийцу. Осаму старался не подавать виду и вообще не приписывал ценности этому знакомству. Но все же мыслями Дазая не мог контролировать. Помимо юношеского максимализма, свойственного ему в его возрасте, он с детства испытывал недоверие к окружающим. Оно и правильно, оно и ясно. Никто не сможет причинить тебе душевную боль, если заранее никаких чувств не будет существовать. Такой барьер был прочно установлен между ним и всеми окружающими людьми… «Ты делаешь вид, что не нуждаешься ни в ком, и в то же время, глубоко в душе, нуждаешься во всех.» Он остановился, будто застрял в ловушке. Два абсолютно разных чувства: абстрагирование от общества и желание быть в нем — разрушали его изнутри, таясь глубоко в душе и сердце. Он был человеком. Те ценности и чувства, присущие любому, та нужда в дружбе, любви, заботе бушевала в нем, разъедала все, медленно умирая. — Дазай. Осаму очнулся и резко обернулся, увидев уже знакомого ему нового сотрудника. — Д-да? — Ты выглядишь потерянным. Что-то случилось? — спросил Сакуноске, затягиваясь сигаретой. Парень только сейчас заметил дым, который выпустил изо рта Одасаку. В голове и так было мутно и душно. Будто две реальности смешались. — Я… У меня все в порядке, — сказал, облокотившись о стену коридора, парень. — Мори-сенсей велел мне приглядывать за тобой. Осаму тихо захихикал. — Ты что… Мой телохранитель? — спросил он, подняв взгляд. — Нет. Просто твой коллега, готовый тебя поддержать. — Потому что так сказал он, — ответил, опустив голову, Осаму, не удержав улыбки. — Отчасти да, все мы подчиняемся приказам сверху. Но. Глядя на тебя, Дазай, мне хочется… — Мне не нужна твоя жалость! — вырвалось неожиданно из груди парня. Этот крик был больше похож не на ярость и злость, а на мольбу о помощи: «Помоги мне! Разве ты не видишь, я стою на грани! Разве ты не видишь, как мне плохо?» Мягких, каштановых волос, легко коснулась рука. Ода провел ею аккуратно по прядям, не испортив прически. Осаму не ожидал подобного и раскрыл глаза, но не поднял их на Сакуноске, и лишь тихо спросил: — Что… Что ты делаешь? Ода вновь выдохнул дым сигареты и убрал руку, исчезнув в темном коридоре. Дазай не понял, что это было. В голове лишь звучало: «Зачем?» «Почему?» Немного опешив и послонявшись по коридору, юноша все же вернулся к себе в кабинет. — Ты принимаешь меня за ребенка, Одасаку? — на уголках губ вновь заиграла та самодовольная ухмылка, вернулась маска сорванца. Осаму решил действовать. Раз уж ему представили Оду, то это было не просто так и совсем не зря. Дазай — отличный стратег и многие миссии требовали его косвенного, а то и прямого участия. Новой миссией для него лично стало узнать получше своего нового знакомого, и показать, на что он способен на поле битвы. Так и подвернулось одно задание. Планировалась обычная зачистка с уже готовым шаблонным планом, который никогда не давал бреши и всегда безупречно срабатывал. Дазай приложил к нему руку, хоть и разработан он был, по сути, всей группировкой. Часть группы перекрыла пути к отходу, другая занялась главной целью. Покончив с людьми и приближенными, Осаму с зачинщиками был, буквально, в шаге от кабинета директора вражеской организации, двери которого слетели с петель от одного удара. Комната была достаточно просторной, не уступая по площади кабинету Мори. Вломившись в помещение, они застали лишь мертвую тишину. В кабинете действительно было тихо и душно. И тишине действительно подходил вид мертвой: в углу комнаты болтался в полуметре над полом висельник. Паре людей было дано указание осмотреть труп, и только они успели сдвинуться с места, как послышался крик: — Ложись! — прокричал Сакуноске и секунды две спустя раздались выстрелы. Стекла взорвались сотней осколков, стена в решето. План не сработал. И, более того, обернулся ловушкой. Группа Дазая была загнана в угол, им ничего не оставалось кроме ответной перестрелки. В разбитое окно влетела вражеская группировка, началась настоящая бойня. Благодаря своим навыкам и мастерству убийцы, которому его обучал с малых лет Огай, Дазай смог уничтожить пятерых врагов, продвинувшись к директорскому столу. Перезарядив там оружие, он продолжил стрелять. Одасаку справлялся в два раза быстрее и безупречнее его. Оставшись без единой царапины, он убил десятерых. — Зверь, — прошипел про себя Дазай, краем глаза наблюдая за Сакуноске. Когда с врагами было покончено и уцелели только самые стойкие профессионалы своего дела, в комнате снова воцарилась тишина, но настороженность не покидала никого. Осаму вышел из своего укрытия и подошел осмотреть висевший в углу труп. Не успел он среагировать, как веревка оборвалась, а фальшивый мертвец схватил рукой его за шею и приставил в виску пистолет. Всё произошло слишком быстро. В то время, когда парень подошел к трупу, Ода переключил свое внимание на убитых и раненных. Теперь ничего не оставалось, кроме как опустить оружие. — Я буду считать до десяти и, если все вы, крысы Портовой Мафии, не разбежитесь по углам, не уберетесь отсюда вон из моего кабинета, я выстрелю! — прозвучало из уст, директора и он начал отсчет. — Один! Два! Каждый понимал свое положение, и что будет каждому от босса, если Осаму не вернется живым. Но ведь все можно было списать на его некомпетентность и предоставить липовый отчет. Решение было единогласным и все ретировались. Дазай стоял с опущенной головой. Посреди комнаты остался лишь Сакуноске. Ода был спокоен и слушал отсчет, с пистолетом в руке. — Три! Улыбка озарила лицо парня. Высвободиться было проще простого, проще было лишь затянуть петлю на шее. — Четыре! Он поднял глаза и увидел лицо того, кого он хотел проверить, того, кому хотел доказать… Что? Уже не важно. В голове Осаму вновь зародилась очередная мысль о смерти. У него не было каких-то идеальных способов суицида. Попыток было совершено настолько много, что все это давно превратилось в рутину. — Одасаку, что ты сделаешь? — Пять! — Убей, Одасаку. Ну же, убей. — Шесть! Ода не сдвинулся с места и молчал. — Семь! — Ты же можешь убить меня, не прикладывая никаких усилий. — Восемь! — Почему бы тебе просто не сбежать? — Девять! — Прошу, Ода…-сан. — Десять! Раздался выстрел. Труп с большим опозданием стал трупом. Как показалось Осаму, он долго смотрел на Сакуноске. Опомнившись, парень обернулся и, обшарив мертвеца, нашел то, зачем они сюда пришли. — Так и знал, он хранил этот наркотик при себе, — забрав вещь, юноша перешагнул через тело и с улыбкой посмотрел на стоящего рядом Оду. — Я знал, что ты так поступишь. Ну и дурак же ты, Сакуноске, — он прошел мимо. — Это моя работа, — ответил он, не оборачиваясь. — Ты мог и сам… — Да? Значит, я не хотел. В любом случае, задание выполнено, возвращаемся в штаб.***
Причиной к следующей их встрече послужила очередная неудачная попытка самоубийства Дазая. Наркотик так и не был доставлен в лабораторию Портовой Мафии. Было слишком опрометчиво поступить так со стороны Дазая: нагло соврать Огаю и прибрать наркотик к своим рукам, ведь из свидетелей был лишь Сакуноске. Доложив о зачистке и оставив отчет на столе босса, парень растворился в темноте коридора, закрыв за собой дверь. Бархатная рубашка была вся в пятнах багряной крови, которая, не переставая, текла изо рта самоубийцы. Пустой склад, довольно холодное и темное помещение. В этот раз он думал, что выбрал самое недоступное место, где никто не сможет ему помешать. В глазах постепенно начинало мутнеть, Осаму не чувствовал своих конечностей, он не чувствовал себя… живым. — Неужто и правда смерть? — еле выговорил он и услышал шаги. Глаза Дазая немного округлились, но было уже плевать: было слишком тяжело держать себя и свое тело. Все помутнело. Сакуноске было поручено проверить оружие. Всякая второсортная работа всегда перепадала ему в руки, в руки шестерки. Ода среагировал мгновенно, увидев с помощью своей способности будущее, которое может и вообще не наступить для этого мальчишки. Он ринулся к Дазаю и, быстро подхватив его на руки, отнес в госпиталь, где ему оказали помощь. Очнувшись уже в палате, Осаму долго не мог понять где он. Не было сил и пошевелить пальцем. Но, придя в чувства, он приоткрыл глаза и увидел рядом сидящего Сакуноске. И, найдя в себе силы, горе-самоубийца приподнялся с помощью рук и плюхнулся обратно на подушку. Ода поправил ее, сказав поучительным тоном: — Ты снова принялся за свое. Сколько можно? Мори-сенсей беспокоился за тебя и был даже рад, когда ты прекратил попытки убить себя. После нашего знакомства. Дазай почему? Почему ты снова и снова пытаешься умереть? Осаму смотрел в потолок, будто не обращая никакого внимания на него, и лишь повел плечами. Затем, помолчав немного, он все же решился ответить, тихо и нерешительно. Это было не в его духе. — А зачем ты куришь? — прозвучал внезапный вопрос. Ода помолчал с минуту и все же ответил: — Дурацкая привычка… Просто привык и не могу бросить. — Вот и я тоже, — сказал слегка улыбнувшись Дазай. — Но ведь, сигареты и игра со смертью это две разные вещи… — не успел он договорить, как его перебил Дазай. — Сигареты — это тоже своего рода смерть, только медленная. Я не люблю тянуть и откладывать всё на потом, поэтому действую сейчас, — сказал он, улыбнувшись. Ода посмотрел на него проницательно, пытаясь понять все же, что на уме у младшего мафиози. Он вздохнул и вновь, как тогда, коснулся рукой его волос, слегка их взъерошив. — Я не в праве тебя осуждать, но какой бы тяжкой ни была жизнь, нужно всё же прожить ее достойно, — он убрал руку, Осаму перехватил ее. — В смерти нет ничего такого. Чтобы ты ни делал, она все равно придет за тобой. Но умирать больно. Все, кого я видел, умирали с болью на лице. Вот так я думаю, — он отпустил его руку. Оде невольно захотелось покурить, и он поднялся с места, направившись к двери. — Уже уходишь? — послышался голос Дазая. — Хочу дать волю своей привычке, — ответил он, повернув голову к плечу. — Разве я тебе мешаю? Ода нахмурился, но все же сел обратно, достав пачку сигарет и прикурил одну. Он поднялся с места и подошел к окну, которое предварительно открыл. — Знаешь… Я многое пробовал, почти все попытки которые существуют. Руки резал, падал из окна, с лестницы, вешался, даже наркотики пробовал. Все равно, кто-нибудь да спасет. Знаешь, Одасаку когда-нибудь я все же… — Я не хочу, чтобы ты умер, — перебил его Ода не поворачиваясь к Осаму. Дазай выпучил на него глаза и вновь невольно залюбовался им. Его лицо озарила улыбка. — Тебе идет дым, Одасаку. Он придает тебе еще больше туманности и загадочности… И все же ты уникальная личность… Жаль, я не могу тебя понять. Жаль, ты не можешь повлиять на меня и изменить мою жизнь. Я хочу… Нет я всегда хотел быть таким, как ты! Ода выдохнул дым и сжал губы, он хотел сказать обратное, но не мог… Он не хотел разрушить его надежду, ту малую нить и привязанность, что постепенно начинала связывать их обоих. Он молчал. Пока Сакуноске был полностью поглощен в свои мысли, у Осаму зародилась мысль стащить лишь одну сигарету из пачки. Когда Ода ушел, пожелав ему спокойной ночи, Осаму ни о чем не пожалел, у него ведь не было такой привычки. «Не жалей себя. Если начнёшь барахтаться в жалости к самому себе, жизнь станет бесконечным кошмаром.» Обычный серый, будний день и, казалось, ничего в нем примечательного не было. Сегодня Дазай не попытался убить себя, это не могло не радовать Оду. Парень стал больше проводить времени с Сакуноске и, казалось, начал в какой-то степени понимать его. И все же дым сигарет только все больше погружал Дазая в его мысли. В памяти проскочила мысль о взятой, так сказать, взаймы сигарете у Оды и, попрощавшись с другом, мафиози ушел домой. Он дал себе слово не проверять карманы, пока не дойдет до квартиры, тем самым вручая все решения в руки случайности. Решать ничего не хотелось, равно как и думать о чём-либо. Хотелось просто отвлечься от всего и всех. Вечером улицы Йокогамы, казалось, были более светлы и ярки, чем днем. Вокруг горели огни, как будто бы было Рождество, но подобное сияние города было для него уж слишком обыденным и привычным. Вернувшись в свою пустую квартиру, Дазай не включил света, лишь снял верхнюю одежду и разулся. Было немного прохладно, отчего он невольно вздрогнул, но, тем не менее, снял пиджак. Окна были раскрыты настежь. Они всегда были открыты, причем в любое время года. Причиной к такому служила любовь Дазая к свежему воздуху. Уж слишком душны кабинеты и помещения Портовой Мафии. Задыхаясь так каждый день, он возвращался в свою прохладную квартиру и мог спокойно вздохнуть и почувствовать себя по-настоящему свободным. Пройдя на кухню и выпив чашечку горячего кофе, Осаму, казалось, забыл о своей затее. Недолго размышляя, он вспомнил про пиджак и, обшарив его, к своему удивлению все же нашел ту самую сигарету. — Чертовы подчиненные… Им и стирки доверить нельзя, — вытащив ее из пиджака, он немного примял ее подушечками пальцев и, достав с кухни спички, вышел на балкон. У него получилось с первой попытки зажечь ее, несмотря на слабый ветерок. Приблизив сигарету к губам, он сделал первую затяжку, последовав неоднократно видимым им примерам взрослых. Он выдохнул дым и облокотился о перила балкона. Не почувствовав ничего с первого выдоха, он сделал еще пару затяжек и зашёлся кашлем. — Не понимаю. Как от этого можно зависеть и вообще иметь такую привычку? — сказал он так наивно, так по-детски. Осаму сам не заметил, как успел докурить, и, выкинув бычок с балкона, закрыл двери и лег спать в прохладную постель. Стало гораздо легче, будто вместе с дымом и пеплом унеслось все то, что так тяготило его душу. Наутро Дазай почувствовал некую, малую боль в груди. Даже такая малая доля никотина отразилась на здоровье, но никто не думает о такой маловажной вещи, перед тем как начинает курить. В особенности Осаму, ему давно было плевать.***
— Как-то так… Ну, на сегодня ты усвоил урок, Ацуши-кун, что курение это в действительности плохо и нужно беречь свое здоровье? — сказал Осаму пародируя поучительный тон, грозя пальцем. — Так мало… Мне столько предстоит узнать о вас, Дазай-сан! — воскликнул радостно юноша и улыбнулся. — Не сегодня. Я так утомлен. Какой же тяжкий был рабочий день. Я весь измотан, сил моих нет, — говорил весьма театрально Дазай, закинув голову назад, прикрыв глаза. — Вы бросили курить? — внезапно послышался вопрос, который заставил Осаму открыть глаза. — Конечно же, да, — слукавил Осаму, подняв голову и улыбаясь, с прикрытыми глазами. Мужчина поднялся с лавочки и, опустив руки в карманы своего бежевого пальто, собрался уходить. Накаджима попрощался с семпаем и, пожелав ему хорошего вечера, направился в противоположную сторону. Дазай проводил его задумчивым взглядом и решил прогуляться. Образы минувших лет всплывали в памяти, оставив на лице мужчины счастливую улыбку. На душе было приятно, спокойно. Со всеми хорошими днями, проведенными в Портовой Мафии, в мыслях растворились и пасмурные, заставляющие проникнуться печалью, наполненные жаждой покончить с собой. Не то чтобы Дазай прекратил свои неоднократные попытки, он все так же пытается умереть, романтизируя смерть. Но не сегодня. Не сейчас. Сейчас хотелось лишь бродить так по улицам, подобно бродячему псу, искать смысл жизни, которого не существует, как считал Дазай, и просто дышать.