Секстет.

Подав вещи, ему дали одеться, оставив на пару минут в закрытом помещении. Просторная рубашка, серые штаны — ничего интересного, разве что номер, написанный на кармане. Тюремщики проводили его до камеры, и вскоре чёрная железная клетка закрыла свои двери, на долгие годы ограничив свет свободы. Руки сама легла на холодные перилла, хотелось закричать, но смысла в этом уже не было. Обречённый, всё ещё не осознающий всего, что с ним произошло, он повернулся. Перед его взором предстал большой зал, что полностью не соответствовал маленькой камере, куда его привели изначально. — Что ж, раз уж ты тут надолго, — послышался мужской голос, — А сейчас великолепный секстет юношей-убийц исправительной тюрьмы города Чикаго исполнит для любимой публики… Тюремное танго! Откуда не возьмись, зазвучала музыка, что с каждой нотой нарастала всё больше. Резко вспыхнул свет в одной из камер, озарив всю ту же решётку, за перила которой держался молодой человек — такой же заключённый — с длинным чёрным хвостом из волос. Эта резкая вспышка света испугала, заставив вжаться в стену, но на ней не прекратилось: одна за другим камеры освещались прожекторами сверху, представляя зрителям заключённых, стоящих в разных позах. — Бой. Звуки барабанов становились всё ближе, словно желая заглушить голоса. — Фото. — Рыцарь. — Пить. — Свадьба. — Безумие! Заключённые меняли позы в камерах, свет то освещал их полностью, то лишь отдельные части: ноги, лица, руки, обхватившие перила. — Бой! — Фото! — Рыцарь! — Пить! — Свадьба! — Безумие! — Он сам нарвался! Он сам нарвался! — хором начали все вместе, — И в этом нашей нет вины! Да будь вы сами! На нашем месте! — Вы поступили бы так, как мы! — Бой! — Фото! — Рыцарь! — Пить! — Свадьба! — Безумие! Наконец, вперёд вышел первый заключённый с длинным чёрным хвостом. Из темноты появился мужчина в шляпе, тут же вовлекая заключённого в страстный танец. — Мы познакомились с Джесси в одном из пабов, откуда я силком вытаскивал своего раздолбая братца. Он любил три вещи: стрелять, выпить и, конечно же, меня. Юноша прихватил шляпу мужчины и надел её на себя, продолжая танцевать. — Всё было прекрасно. Даже его пьяные шуточки насчёт моей задницы. Однако у Джесси была небольшая проблемка — его наставник, которого он звал чуть ли не папочка. Как-то раз я пришёл домой уставший, а они вместе играли в так называемую «борьбу». «Ну, знаешь, парням нужно подраться» — говорил всегда Джесси. Я сказал, что мне нужен отдых, и пусть они продолжают на улице. На что его «папочка» — этот жуткий латинос с бородкой — сказал «нет», и нагло, словно пытаясь что-то доказать, обнял моего Джесси. Тогда я со спокойным лицом снял свой лук и, не медля, сделал два предупредительных выстрела. Но… Прямо ему в башку. Партнёр юноши изобразил страх, обхватив лицо руками, а шляпа, которую тот снял, медленно опустилась на пол. — Он сам нарвался! Он сам нарвался! — снова запели хором, — И в этом нашей нет вины! Да будь вы сами! На нашем месте! Вы поступили бы так, как мы! На передний план вышел мужчина, одетый в военную форму, приглашая галантным жестом руки выйти из камеры следующего юношу, длинные розовые волосы которого почти касались ягодиц. — Джеки-Джеки… — начал он, плавно проводя пальцем по щетинистому квадратному подбородку партнёра, — Разве не любой мечтает завладеть сердцем военного? Соглашусь, слишком стереотипно, но мы работали вместе, правда, немного в разных отраслях. Джек был милым, забавным, отвечал за свои поступки — в общем, настоящий мужчина. Как-то раз я взял телефон Джека, чтобы отнести ему в душ, как мой глаз зацепился за содержание сообщения, пришедшего ему. Там был член. Настоящий отвратительный смуглый член. По своему любопытству, я пролистал сообщения, и увидел, что Джек был любителем пофотографироваться в душе и слать своё красивое тело какому-то омерзительному мужчине. Я спросил, что это, потребовал объяснений, а он сказал, что это — ничего важного. По утрам Джек любил пить кофе. Кто бы мог подумать, что цианид вместо сахара это, — партнёр юноши резко упал на пол, а тот изобразил удивление, прикрыв рот рукой, — Ничего важного. — Он сам нарвался! Он сам нарвался! — снова запели хором, — Во всей красе цветок сорвал! И насмеялся! И надругался! И то убийство — не криминал! Сцену резко осветили разноцветные кристаллы. Вышедший мужчина был похож на воина — широкие плечи, узкий таз, квадратное лицо. Он встал посередине, и сзади его обнял заключённый из третьей камеры — мужчина, чьи волосы были цвета молочного шоколада. — Рыцари в сияющих доспехах такая редкость, — начал он, сменив положение и начиная идти в ритме танго вместе с партнёром, — А ведь по началу, у нас с Гареном всё было прекрасно. Ну, конечно, если бы он умел прощать, то та тяжёлая статуэтка не упала бы ему на голову, — партнёр наклонил говорящего, почти дав его длинным волосам коснуться пола, — Не упала бы ему на голову десять раз подряд. Свет резко выключился, и затем осветил уже новую камеру, около которой уже стоял небритый мужчина в кожаной куртке, докуривая сигарету. Вышедший юноша привлёк его взгляд, он пошёл за ним и резко положил ладони на бёдра, а тот, в свою очередь, не обернувшись, задрал голову, выставив руку, согнутую в локте, словно викторианская статуя. — Пить Роберт не умел, — начал он. Музыка стала классической, но всё же повторяла уже ритм заданного танго, под которое мягко плыла пара. — Нет, не подумайте, что он был алкоголик, просто он предпочитал выпивку больше, чем разговоры о культуре. После каждого прихода из бара он говорил, что видел на улице какие-то потусторонние вещи — полтергейсты, человеки-мотыльки… ах, слушать это было так интересно, что, порой, я даже и сам в это верил. Однажды он пришёл всё такой же пьяный, но почему-то весёлый. Сказал, что наконец сразил человека-мотылька, осталось побороть лишь призрака моего дома. Я был не в настроении, поэтому его речь показалась мне абсурдной, но сам факт того, что его убийство подразумевало секс — меня очень огорчил. Я вспомнил, кто мог напоминать ему мотылька. В отличии от Роберта моё убийство, — юноша резко обвил шею мужчины платком, — Подразумевало смерть, — затянув платок, он заставил мужчину замереть и после медленно упасть на пол. Свет снова погас. Из темноты показался высокий мужчина, передние пряди его волос отливали белым цветом, к нему подошёл заключённый из третьей камеры и тут же обхватил того, прижав к себе за задницу. — Высокий красавчик Широ был моим по праву с первых минут нашего знакомства. Да, у нас были разногласия, ссоры и жаркие примирения. Милыми наши отношения точно не назовёшь, но в них было то, что нравилось нам обоим — его доброта и моя страсть. Как-то я уехал в командировку на неделю. На одну чёртову неделю. А когда приехал… мне сказали, что Широ играет свадьбу. Свадьбу, понимаешь? Ворвавшись в церковь, я увидел его в белом. Его жених был тоже в белом, не смотря на цвет кожи. А после… всё как в тумане, — партнёр заключённого встал перед ним на колени, и юноша взял его за волосы, подставив невидимый нож к горлу, — Помню только, как их грязная кровь испачкала мой купленный в командировке костюм. Все шестеро вышли вперёд, и начали одновременно двигаться в такт музыки, исполняя одни и те же движения — страстные, яркие и острые. — Они нарвались! Они нарвались! Я не хотел их так убить! — продолжал заключённый с белыми волосами и почти фиолетовой кожей, — Но даже если! Их так убил я! Кто мог меня в этом обвинить? — Он сам нарвался! — продолжали другие хором на заднем плане. — Они нарвались! — Он сам нарвался! — Они нарвались! — И в этом нашей нет вины! — Я не хотел их так убить! — Да будь вы сами! — Но даже если! — На нашем месте! — Их так убил я. — Вы поступили бы так как мы! — Кто мог меня в этом обвинить? Заключённые разошлись по парам со своими «мёртвыми» партнёрами в темноту, и на передний план вышел юноша со светлыми волосами до плеч. Двое мужчин, очень похожих, подошли к нему с двух сторон, и один повернулся спиной, а другой передом. — Я был тогда на соревнованиях, и Отабек очень сильно поддерживал меня. Один из назойливых фигуристов, что пытался меня постоянно задеть, как-то решил выступить со мной в паре. Отабек был против, он сам вызвался на эту роль. Ох, это был фурор! Безумие! Публика рыдала от восторга. Но расстались мы не из-за этого. Как-то раз мне показалось, что он предпочитает другое, нежели меня. Или другого? Я подумал, какая разница, если он будет уже мёртв? — юноша провёл ладонью по лицу одного мужчины и оттолкнул от себя второго. — Виновен сам-сам-сам-сам-сам-сам-сам! — снова все заключённые начали исполнять одни и те же танцевальные движения, — Виновен сам-сам-сам-сам-сам! — Они нарвались! Они нарвались! И в этом нашей нет вины! Да будь вы сами на нашем месте! Вы поступили бы так, как мы! Фразы повторялись несколько раз, молодые люди продолжали танцевать, стуча каблуками лакированных туфель о жёсткий паркет. Их движения были статны и тверды, никто не делал чего-то больше или меньше, они все были словно один слаженный организм, выполняющий одну функцию. Это выглядело завораживающе и красиво. Вышедший тюремщик медленно загнал их обратно в камеры, решётки закрылись, и руки словно припали к холодным перилам. Музыка стала потихоньку утихать, и отдалённо лишь слышались отдельные фразы. «Знаешь, парням нужно подраться» «Ну, да, ничего важного» «Эти рыцари…» «Сколько можно пить?» «Что? Свадьба?» «Слишком похожи…»