Яблоко для Белоснежки

      Эта девушка пришла в обед. Чёрные узкие брюки, тёмно-зелёная шелковая рубашка, приталенный пиджак. Такие дамочки умеют привлекать внимание, даже если приходят в одном картофельном мешке. И вовсе не неуместным нарядом, а тем, как держат голову, как, казалось бы, случайным взглядом окидывают залу, как шагают к столику, как улыбаются официанту.       — Она восхитительна, — с улыбкой произнёс Луи, едва дверь на кухню закрылась. — Та дамочка в зелёной зоне.       Габриэлю было плевать и на зелёную зону, и на любых дамочек в ней. Всё что его волновало — кухня и совершеннейший бардак на ней. Шеф, валяющийся пьяным на складе и что-то нежно нашёптывающий ящику яблок. Новички, которых за каким-то мультикультурным символом пустили на кухню, хотя у них всё валилось из рук.       И он — су-шеф — в центре этого хаоса, словно многорукий бог, который должен успеть и суметь всё. Наполовину француз, наполовину швед. Отвратительное сочетание, с какой стороны не посмотри, но для ресторана, который принадлежит китайцу и в котором для клиента хоть луну с неба достанут… вполне себе сносное сочетание.       Сделай это, сделай то, сделай сё. Соверши невозможное, чтобы эта чёртова дыра, представляющая собой трёхзвёздочный ресторан, приносила суммы одна другой больше. Ведь это же так просто, хотя этот ресторан даже не является для Ли Дэмина чем-то важным. Так, баловство, желание левой пятки. И Габриэль за это держался крепко, заставляя ресторан стабильно стоять на ногах.       — Она такая стильная… — если у официантов есть время на разговоры, то это отвратительные официанты. Луи был хуже всех, хоть и умел сделать так, чтобы гость заказал как можно больше всего. — Прям… отдельную звезду можно дать.       Всё шло своим чередом, пока задыхающийся от эмоций Луи не сунулся Габриэлю прямо под руку, протягивая какую-то бумажку. Была бы возможность — удушил на месте. Просто из большой любви к человечеству и чуть более маленькой любви к тем, кто лезет в самый разгар работы.       — Это тебе, — коротко бросил он.       Сложенный конвертом лист бумаги. На стыке, словно печать, наклеен объёмный задорно улыбающийся зверёк. При взгляде на наклейку, Габриэль вновь испытал давно забытое чувство. Даже не чувство, если задуматься толком. Желание свернуть написавшему шею, что бы там не было написано. Просто потому что так легче.       «Удивите меня, су-шеф. Jag Vet vAd du gjoRde förRa soMmarEn.»       Чёрные буквы на белом листе могли бы выглядеть изящно, не будь написаны с явной небрежностью. Первая фраза на французском — оно и понятно, сунь кто слишком длинный нос в записку и понял бы лишь обращение слишком скучающего (или пресыщённого?) клиента. Шведский в этой лягушачьей стране знали полтора землекопа, если не меньше.       «Я знаю, что ты сделал прошлым летом».       Дурная шутка. Слишком дурная шутка, чтобы быть просто шуткой. Если человек настолько извращается, чтобы спрятать достаточно невинную фразу, значит, ему есть что предложить или от чего плясать. Ведь, подумать только, какая шумиха поднялась, когда могильник с его семьёй нашли. Его не стали звать на похороны, боясь, что это будет слишком сильной травмой.       Да, было бы. Он бы хохотал как безумный. И, наверное, даже сплясал бы на могиле матери, чтобы убедиться ещё раз в том, что старая сука навсегда упрятана в деревянный ящик. Отец тогда приехал всего на пару дней из Швеции. В конце концов, среди погибших была и его дочь. Габриэль не помнил подробностей, но вряд ли они обменялись больше, чем десятком слов.       Оно того не стоило.       — Что там такое? — Луи, если судить по лицу, был готов взорваться прям на месте от нетерпения. — Это от той дамочки, ну, той, которая за столиком у окна.       Габриэль всего раз выглянул в зал и сразу же понял, о какой девушке без умолку трещал Луи. Она и правда привлекала внимание, хотя и выглядела как случайно забредший офисный клерк. Если бы не одно «но», или даже десять. Габриэль знал, что из зала его не видно, но девушка смотрела прямо на него. Улыбалась, будто приветствуя. Он мог поклясться в этом, а чуйка у него работала отлично.       Узкие брюки, тёмно-зелёная шелковая рубашка, пиджак, висевший на спинке стула. Облачко тёмных вьющихся волос, не опускавшихся до плеч. Тёмная помада, хотя оттенок и не разберёшь. Девушка как девушка, если не считать глаз. Габриэль не верил во всякую чертовщину — по себе знал, что всё, что чисто теоретически может сделать человек, будет сделано человеком, а не полтергейстом, — но светлые глаза девушки наводили на мысли о чертовщине, хотя, казалось бы, с чего. Габриэль не любил людей. Таких людей не любил особенно, потому что именно такие невинные на вид девушки могли оказаться вестниками чего угодно.       И, стоит заметить, иногда апокалипсис был не самым худшим вариантом.       «Удивите меня, су-шеф».       — Что там, Габ… риэль? — Луи поперхнулся, мгновенно исправив собственную ошибку. Никто из кухонных дегенератов не смел сокращать его имя, хотя многие поначалу пытались.       — Дурновкусие.       — На мой вопрос о десерте она сказала, что всё в записке, попросила передать лично в руки, уверила в искренности комплеме… — Луи заткнулся быстрее, чем проговорил большую часть фразы.       — Дурновкусие, сказал же.       Повара, которые работали на кухне ещё до того, как Габриэль пришёл к Ли на работу, были заняты своими делами. Старик-кондитер — патисье — поправил сам себя Габриэль, поднял было голову, но, прочитав всё по глазам, вернулся к работе.       Габриэль вспомнил духоту старой разбитой в пух и прах кухни. Потрескивающее на сковороде масло. Хрустящий на зубах лук. Пепел сигарет, который он смахивал то в тушащуюся курицу, то в пепельницу. Запахи просторной и светлой кухни накатывали, в процессе превращаясь в зловоние клетушки в старой квартире на окраине Парижа и утаскивая за собой Габриэля. Туда, куда он не хотел возвращаться.       Нож мелькал в руках, мысли роились в голове, а маленький пакетик с белым порошком вдруг начал теплеть в кармане. Даже если всё это лишь дурное стечение обстоятельств, осторожность лишней не бывает. Вполне возможно, девушку послал чёртов неугомонный флик, который всё не мог смириться с итогом официального расследования.       Дурное стечение обстоятельств. Но разобраться с ним не сложнее, чем приготовить яблоко в карамели.

* * *

      — God kväll! — было первым, что Габриэль услышал, когда покинул ресторан через чёрный вход, закрыл дверь и достал пачку сигарет.       Она стояла вне светлого пятна фонаря, оперевшись на мотоцикл и скрестив руки на груди. Всё в тех же узких брюках, только на плечах, вместо приталенного пиджака, висела мотоциклетная куртка. Помада на губах и правда была тёмной. Подойдя ближе, Габриэль разглядел и серо-голубые тени на глазах. Он ровным счётом ничего не понимал в умении женщин (и некоторых мужчин) рисовать себе второе лицо, но был готов признать, что девушка была красивой.       Она была живой. Стояла и улыбалась, демонстрируя белые зубы в те моменты, когда на них с хрустом ломались яркие бусины драже. Всё в ней так и лучилось доброжелательностью, даже та интонация, с которой она произнесла «добрый вечер» — вряд ли Габриэль когда-нибудь в своей жизни слышал более радостный и участливый голос… только глаза. Серые, цвета стали, глаза были холоднее льда, каким бы избитым не звучало сравнение.       — Если заведёшь волынку про «вы меня с кем-то перепутали», то получишь по яйцам, — сказала девушка, закидывая в рот ещё одно драже. — Что делает такой хороший шведский мальчик в такой дыре?..       Габриэль вытащил из пачки сигарету и закурил. Торопиться было некуда, ночь всех святых наступила аж на месяц раньше положенного, а значит, смысла не было бежать. Это даже было интересно в какой-то степени. Интереснее, наверное, было бы только увидеть восставших из мёртвых мать и сестру.       — Французская кухня отвратительна.       — Она считается самой изысканной в мире, — усмехнулся Габриэль.       Девушка демонстративно закатила глаза.       — От того, что дерьмо назовут изысканным, менее дерьмовым оно не станет.       В чем-то Габриэль мог бы даже согласиться с незнакомкой. Сигарета медленно тлела, оставляя на губах горьковатый привкус. Даже сигареты во Франции были убогими. Однако вряд ли они были настолько убогими, чтобы вызывать галлюцинации. Особенно настолько реальные: когда девушка протянула Габриэлю кислотного цвета пакетик с драже, их руки соприкоснулись.       Может взгляд девушки и был столь же многообещающим и тёплым, как у мертвеца, но вот руки точно были осязаемые и тёплые, особенно учитывая достаточно прохладный вечер.       — Боишься? — спросила девушка, глядя как Габриэль отводит предложенные драже. — А я вот вашу дрянную стряпню ела. Даже десерт.       Яблоко в карамели. Белый порошок растворился вместе с сахаром, став совершенно незаметным. Нужна была лишь капля алкоголя, чтобы яблоко из изысканного десерта стало смертоносным зельем.       — Не люблю кислые конфеты, — честно ответил Габриэль. Брать что-то у подозрительных незнакомцев, знающих о тебе всё и, возможно, немного больше, он тоже не любил, но вряд ли об этом нужно было говорить вслух.       — Жаль. А я вот только их и люблю, — почти искренний вздох. — Так уж получилось, что большинство сладостей для меня сливается в одно невразумительное нечто. Исключение те, где есть что-либо кислое или пряное, но это, почему-то, уже не считается людьми таким уж сладким.       — Что тебе нужно?.. — Габриэль не был настроен на долгие разговоры. Дома ждала Эная. Да и Дэмин тоже мог вернуться домой раньше, хотя больше Габриэль переживал именно за собаку.       Девушка всё также стояла у мотоцикла, будто и не делала пару шагов навстречу до этого. В свете фонаря её кожа казалась бледнее, чем была. Чёрные кудри, обрамлявшие лицо, тёмная помада, ледяной взгляд серых глаз — чем не Белоснежка из сказки, пришедшая по душу мачехи?..       — Jag vet vad du gjorde.       — На этом твой запас шведских слов иссяк?       Перехватив презрительный взгляд, Габриэль понял, что попал точно в цель.       — Предлагаю дружить, — вновь хруст драже, начинающий понемногу раздражать.       — А если я не горю желанием заводить знакомства с подозрительными личностями?       — Тогда боюсь, что у твоего старшего товарища могут начаться проблемы в бизнесе, он ведь сейчас в Гонконге, я верно понимаю?.. Например, проводка в некоторых отелях, даже самых дорогих, ну совершенно никакой критики не выдерживает…       Чуйка внутри Габриэля завыла. Именно на древнюю проводку была возложена вина за пожар в квартире химика. Чем больше говорила девушка, тем больше Габриэль убеждался, что она не прикидывалась. Она действительно знала, что он сделал. Действительно знала, чего ему стоила собственная свобода.       — Ну, как? — она снова как ни в чём не бывало улыбалась. — Просто ни к чему не обязывающая дружба.       — Тебе не кажется, что следовало бы вначале представиться?..       — Габриэль Ларссон… — начала было девушка и тон её сквозил плохо скрытой издёвкой.       Габриэль отмахнулся.       — Своё имя я знаю, можешь не утруждаться, а вот твоё я так пока и не услышал, — новая сигарета приятно легла в пальцы.       — Алекто.       Если Габриэль верно помнил, так звали одну из греческих богинь мщения, которые без устали преследовали своих жертв. Час от часу не легче. С другой стороны, кем бы на самом деле ни была эта девка, она определённо не была связана с надоедливым коротышкой-фликом. Габриэль не любил играть по чьим-либо правилам, но пока он не видел иного выхода.       Алекто же, явно уверенная в его ответе, смяла пакетик от драже и швырнула комок в мусорку. Натянула куртку и перчатки, после чего вновь подняла взгляд на Габриэля. Тот в примирительном жесте поднял ладони. Девушка усмехнулась, чмокнула губами, как будто целуя в щёку и надела шлем.       — Приготовишь как-нибудь ещё яблочек?..       Наплевав на все приличия, Габриэль показал Алекто средний палец. Более чем выразительный ответ, который та, судя по смеху, вполне оценила. Сигарета медленно догорала в пальцах. Чуйка обиженно хныкала, а Габриэль думал о том, что яблоки, по крайней мере в карамели, в его меню вернутся точно не скоро.