Школьные годы чудесные

Дым поглотил Кастиэля, пожевал и выплюнул в коридор сильно помятого, покрытого копотью и болезненно стонущего. В коридоре Кас встретился со стеной, повредив, кажется, спину и ударившись затылком, и сполз на пол, где и остался, решив, что на сегодня с него уже достаточно. Но проклятый дым не желал угомониться! Выползая из помещения лаборатории он разделялся надвое и полз в обе стороны коридора, словно распахивая устрашающие объятия. Кастиэль закашлялся, давясь химическими запахами и пылью времени, и, перевернувшись на живот, пополз, как солдат на войне, туда, где когда-то была лестница. От его милой, дорогой лаборатории ничего не осталось, кроме груды материалов, разнесённых едва ли не до первичного состояния. Возможно то, что стояло у самой двери, ещё можно будет восстановить, но какая это малость! Чтобы воссоздать то, что погибло, уйдёт не одна сотня лет, а Кас, нюхая дым и пытаясь разобрать его на составляющие, не был уверен даже, что доживёт до конца этого коридора, похожего на внутренности большой змеи... Нюхать дым было плохой идеей. Коридор сжался, округлился и действительно превратился во внутренности змеи, а точнее в её шкуру, слезшую с тела. Через шкуру шёл поток некрасивого дурно пахнущего дыма, а под дымом полз Кастиэль, полируя белым халатом пол, то есть живот, то есть внутреннюю сторону той шкуры, которая у змеи на животе. В общем он полз, теперь уже не как солдат, а как червяк, и даже пытался кусать дым, чтобы хоть немного видеть впереди себя. А потом по змее кто-то побежал навстречу Касу, его рванули вверх и потащили. Кто-то сильный и не слишком аккуратный вытащил его из змеи сначала в какой-то длинный белый проход, затем на что-то, похожее на лестницу, а потом в итоге на улицу. Кастиэль увидел голубое небо, белые облака, чем-то похожие на отщепления этого мерзкого дыма, и тут Новак потерял сознание от всех этих впечатлений. Все подробности случившегося Кастиэль узнал спустя неделю. Он устроил взрыв в собственной лаборатории, проводя незарегистрированный эксперимент по использованию энергии малых взрывов. Он погубил всё, что создал за последние пять лет работы, и даже капельку того, что создали до него. Он подверг опасности себя и всех своих коллег, находившихся в этот момент на этаже и в здании. И он, конечно, не сможет вернуться обратно. Каса не слишком волновала потеря работы самой по себе. И даже то, что в общежитии ему теперь места нет. Вопросы того, за счёт чего он ест, одевается и живёт не слишком волновали Новака. Единственным, что составляло его интерес, была физика. А с потерей работы он терял в первую очередь возможность заниматься своими исследованиями. И да, теперь он вряд ли устроится хоть в одну лабораторию. Даже ассистентом. Даже за самую крошечную зарплату. Бывший начальник ещё долго тогда объяснял, что Кастиэлю повезло, что на него не подают в суд, что ему следует как можно скорее, желательно ещё до выписки из больницы, озаботиться тем, где он будет жить и на что он будет жить. Каса это волновало мало. Он понятия не имел, чем может заниматься кроме физики, а путь в мир физики ему перекрывали великой американской стеной судебных постановлений. И он как ребёнок отказывался в это верить. Какая-то девушка, одна из бывших помощниц Кастиэля (на работе она носила бейджик, на котором физик всегда мог посмотреть её имя, если возникала такая потребность, но сейчас он упорно не мог и не хотел вспоминать, как же её зовут), приносила газеты и, когда он был в относительно хорошем настроении, показывала ему объявления о вакансиях. Большинство были дурацкими. Физика, как обнаружил Кастиэль за две недели своего выздоровления, оказалась мало востребованной. По крайней мере везде, где не занимались исследованиями. Кас мог бы стать продавцом или водителем, то есть освоить профессию, на которую обучали на двухмесячных курсах, но ему было противно даже думать об этом. Девушка вздыхала, её полная грудь, далеко выпирающая вперёд и лежащая в вырезе как мясо на витрине, колыхалась, и Кастиэлю было смертельно неудобно. А потом, уже перед самой выпиской, появилась эта вакансия. Учителем физики. В школу. В другом штате. С проживанием, конечно, но без каких-либо перспектив. Весь набор оборудования - детские игрушки для наглядности. Весь интерес работы - куча незаинтересованных молодых людей, большинству из которых надо одно большое "ничего". Но это, по крайней мере, было лучше, чем продавать чайники, а у Каса совсем не было времени. У директора, человека с неприятным голосом и редким именем Захария, кажется, не было никаких предрассудков против человека, взорвавшего собственную лабораторию. Может, он купился на то, насколько хорошим физиком когда-то считался Новак, а может, у него просто не было вариантов, раз уж учебный год уже начался, а прошлая физичка так неудачно умудрилась оказаться на пятом месяце ("Клянусь, господин Новак, я считал, что она просто сильно потолстела, она всегда была несколько полной!" - шептал по телефону Захария, как будто это волновало Каса хоть сколько-нибудь). Наверное, всё складывалось удачно. Та самая девушка-помощница, провожая Кастиэля, жалась к нему бюстом и пыталась обнять, но руки были коротки, а бюст - великоват, и Касу удавалось уклоняться. Потом он положил вещи на заднее сидение машины, плохо понимая, взял ли всё необходимое, и поехал, ориентируясь по скачанной из интернета карте. Оставлять ему было, на самом деле, нечего, ни родственников, ни близких друзей, ни особого имущества он не имел, а лабораторию снесло взрывом, так что её можно было считать павшей в неравном бою за науку. Кастиэль никогда не думал о том, сможет ли преподавать в школе, но для Захарии, кажется, ответ был вполне очевиден. Каса же возможные успехи, ровно как и неудачи, не волновали, потому что он считал себя вполне пропавшим для науки человеком, смысл существования был туманен, как Альбион. Заданные при рождении скорость и направления заставляли жить, а какие-то чужие, незнакомые почти люди рассказывали, как именно, и Кас, совсем как по этой карте, двигался по жизни, не задумываясь о поворотах и мало представляя себе конечную цель. Если бы он был мистиком, то решил бы, что то, что он трижды заблудился по пути в город, было дурным знаком. Но он был физиком. Очень уставшим, грустным, потерявшим волю к жизни физиком, который ехал непонятно куда для того, чтобы учить детей тому, что большая часть из них забудет сразу после последнего теста. И он не особенно думал о том, почему добраться до пункта назначения оказалось так сложно. Итак, некоторое количество дней (кажется, он потерял свои часы в больнице и совсем забыл, сколько раз за день темнеет и рассветает) он оказался перед махиной своего будущего рабочего места. Одно из окон на самом верхнем этаже распахнулось, и под ноги Кастиэлю красной тряпкой агрессии опустились чьи-то крупные трусы, состоящие из немыслимого количества кружев. И пусть только кто-нибудь скажет, что это был не знак... От автора: Пролог маленький, пробую себя. Если не понравится - удалю.