Лезвиями и лепестками

Впервые Изая чувствует слабое жжение в лёгких после встречи с Шизуо. Однако, он слишком занят обдумыванием того, что хочет сделать с новой игрушкой, чтобы обратить на это внимание. Прав был Шинра, знакомство и правда оказалось интересным. Слегка потирая солнечное сплетение, в другой руке он вертит острый нож, раздумывая, каким способом будет сподручнее убить дикого зверя. «Это будет забавная игра». Насколько все будет забавно он понимает, когда на третьем году старшей школы выкашливает первый лепесток. Тогда ещё только начинающий информатор оторопело смотрит на свою ладонь, в которой лежит белый анемон. Парень мертвенно бледнеет и в неверии трясёт головой. — Что за… Да какого чёрта, я… — сжимает его в руке, а затем, словно очнувшись, отбрасывает от себя с отвращением и страхом. «Дошёл уже, разговаривать с пустотой. Я ни в кого не влюблен, с чего бы?». Однако, даже продолжая уговаривать сам себя, Изая понимает: это приговор. Ему остаётся, в лучшем случае, года два, это ещё если та мразь, которую он…«любит» не умрёт раньше. С этого момента Орихара беспрерывно налаживает связи, борется с легким кашлем и…постоянно выводит Шизуо. Пожалуй, разборки с монстром являются чуть ли не отдушиной: среди лживых людей, стремящихся к власти и деньгам, Хейваджима остаётся слепо честен. Его искренняя ярость, бездумные действия, без какой-либо цели — все это ставит в тупик изворотливого парня, раздражает и, совсем немного, восхищает. — Эй, Шизу-чан! — мимо головы проносится мусорный бак, и Изая отпрыгивает в сторону, продолжая погоню. — Скажи мне, тупой монстр, когда же ты наконец успокоишься? — Сразу после твоей смерти, блоха! — Шизуо вырывает дорожный знак и метает его в верткую фигуру. Ярость жжёт его изнутри так, что даже лёгкие охвачены огнём, а руки сами по себе сминают железо. — Боюсь, этого ты никогда не дождёшься, — смеётся Орихара, отправляя в его сторону ещё десяток ножей. У него есть буквально несколько мгновений, чтобы проглотить таблетку и усмехнуться горечи на языке. — Да как же! — кричит в ответ Хейваджима. — Ты и сам скоро помрешь, судя по твоему виду. Может и школу окончить не успеешь. Парень вздрагивает едва уловимо и сужает глаза, все ещё держа на лице насмешливую улыбку. — Подумаешь, простудился. Даже так ты не можешь меня поймать, зверь, — яд сочится в голосе, скрывая некоторое удивление такой проницательности. «Простудился он, — раздражённо думает блондин, — несколько месяцев простуженный бегает. В этом пиджаке уже как скелет, когда наконец кости сломаются». Вокруг них мелькают лезвия ножей и дорожные знаки, пока информатор не решает скрыться, сказав что-то ехидное напоследок и услышав в ответ знакомое «Изаааая!». Шизуо в исступлении пинает какой-то мусор, оставшийся после их стычки, и, засунув руки в карманы брюк, медленно бредёт в сторону дома. В то же время, когда он исчезает за поворотом, Орихара на крыше соседней высотки выплевывает кровавые лепестки и вытирает губы, заглатывая таблетку обезболивающего, в дополнение к первой. Прошло уже полгода с первого цветка, а он все ещё может передвигаться. «Может и проживу несколько лет», — мелькает в голове и тут же отбрасывается — у него нет времени на пустые надежды. Спустя год после окончания школы Изая уже имеет огромное количество ниточек и достаточно информации, чтобы начать манипулировать людьми в своих целях. А когда к нему в руки попадает голова даллахан, он загорается идеей о Вальгалле. Так начинается самая масштабная партия в его жизни, основной помехой для которой до сих пор остаётся монстр Хейваджима. Информатор даже не помнит сколько раз устраивал ему ловушки, а об обыкновенных «встречах» и говорить нечего. Помимо драк и бесконечных планов, привычными становятся пузырьки лекарств, спрятанные в свободной куртке вместе с ножами. Так же привычно стало каждый день выкашливать несколько цветков, не обращая внимания на преобладание на лепестках кровавых разводов. Зимой становится чуть легче: цветы не любят холод и растут медленнее. По этой причине Орихара даже продрогнув до костей пьёт только холодный кофе, лишь держа руки возле обогревателя, чтобы они не онемели в конец. Пальцы все равно ледяные, но ими хотя бы можно печатать. Парень забирается в кресло с ногами, придвигается ближе к столу и готовится к бессонной ночи. Правда, та малая частичка тепла, что ещё оставалась внутри, уходит, стоит ему взглянуть на ленту новостей. Сегодня вновь несколько человек умерло от ханахаки. И это только в его районе. Призыв «немедленно обратиться к врачам при первых признаках болезни» успешно игнорируется: все знают, что единственным лекарством от гребаных цветов является взаимность. «Ну ещё гроб», — думает Изая, открывая новую вкладку. Его взгляд скользит по электронным страницам, выискивая что-то новое, а руки набирают сообщения. Он погружается в работу с головой и едва может понять, что не так, когда у него темнеет в глазах. А потом ловит себя на том, что не дышит уже некоторое время; тут же прикладывает ладонь ко рту, сдерживая желание выхаркать легкие, и резко откатывается, чтобы не запачкать бумаги. На пол летят белые лепестки и даже обрывки зеленых листьев. Кашель душит его так сильно, что он падает из кресла на колени, опираясь одной рукой, чтобы не рухнуть совсем. Цветы немного кружатся в воздухе, прежде чем кровавым пятном украсить пол его квартиры. Это продолжается около пятнадцати минут, пока Орихара не начинает хоть немного дышать; он ложится на спину, чувствуя, как стебли внутри втыкаются в лёгкие. Позже, собирая растения в корзину, он слегка морщится от лишних движений. «Из этого добра можно даже маленький букетик собрать. А потом заставить «любимого» человека его сожрать». Немного развеселившись от этой мысли, Изая поджигает бумагу, бросая её к цветам, и смотрит на огонь, потирая горло. Осколки улыбки скользят по его губам, пока он развивает мысль о букете, но вскоре меркнут, когда кашель вновь даёт о себе знать. Медленно поднимаясь с ковра, информатор снова идёт к своему столу, открывая нижний ящик и доставая из него небольшую коробку с медикаментами. Ещё одна партия, которой хватит, в лучшем случае на три дня. Легализованные лекарства перестали помогать после года болезни, и ему пришлось использовать все свои, тогда не слишком многочисленные, связи, чтобы найти альтернативу. Цену нельзя было назвать заоблачной, но и маленькой она не была, а учитывая, что ему не нужно было, чтобы кто-то знал о его болезни (всё выкашливалось на крышах, или дома в подушку, а после сжигалось) ситуация становилась неудобной. Благо, он всегда знал, где найти деньги, ну, а в нынешнее время, имея рычаги давления на поставщика, получал их практически за бесценок, оставаясь анонимом. Выпивая лекарства, Орихара отстранённо думает, через сколько ему всё это надоест. Когда семи таблеток перестаёт хватать даже на час, Изая всё-таки идет к Шинре. Тот открывает ему дверь, продолжая что-то говорить собеседнику через плечо. Увидев его, подпольный доктор коротко улыбается, интересуясь, какими судьбами к ним заскочил великий информатор Токио. Парень тоже усмехается в ответ, приподняв брови, и кивает на приглашение войти. В гостиной сидит Селти, протирающая шлем; она слегка наклоняется вперед в знак приветствия и продолжает своё занятие. Они садятся рядом с ней, и вскоре рядом уже стоит чай и несколько тарелок, благодаря всё той же хозяйственной даллахан. Шинра некоторое время тараторит о том, что друг давно не заходил, и рассказывает о своих делах, пока не видит его несколько скучающее лицо. — Ладно, и зачем ты пришёл? Снова ранения? Ходишь ты нормально, так что, скорее всего, всё не очень серьёзно. Изая даже усмехается от его слов, потом в сомнении смотрит на всадницу, но всё же сглатывает колючий ком и сипло-ехидно произносит: — У меня очень болит горло, Шинра. Глаза за стеклами очков глядят на него в недоумении. — Неужели подхватил какую-то инфекцию? Собственно, если ты ведешь такой же образ жизни, как в школе, тут нечему удивляться, — он проходит в кабинет, оставляя дверь открытой, и гремит там чем-то стеклянным, — нужно бы сначала просветить тебя, а потом уже с лечением решать. Можешь описать боль? И если есть кашель, то… — Ты не понял, — с явным трудом говорит информатор. — В смысле не понял? — высовывается из дверного проёма голова Шинры. — Это не… На большее его не хватает. Хватаясь за горло, Изая разражается кашлем, который тщетно пытается заглушить, в итоге страдая ещё больше. Анемоны падают на диван и на столик, а в квартире слышен только этот раздирающий звук, сопровождающийся хрипящими вдохами. Сквозь разрывающую грудь боль парень пытается достать таблетки из внутреннего кармана, но баночка падает, а он начинается захлебываться цветами и воздухом. Этот звук выводит Шинру из оцепенения и заставляет хладнокровно достать таблетки, подавая их вместе со стаканом воды. Пока Орихара пьет, доктор вытряхивает из его куртки оставшиеся лекарства и несет их в лабораторию, в то время как Селти собирает кровавые лепестки. Пострадавший спокойно наблюдает за её действиями, при этом быстро что-то набирая в телефоне. Когда даллахан заканчивает уборку, он показывает ей экран: «Спроси у него, как долго будет проводится анализ». Узнав, что это займет около часа, кивает и погружается в телефон. Информатор поднимает глаза от экрана, почувствовав, как его крепко тряхнули за плечо. Сотовый тут же забирают чужие руки, подсовывая к лицу кружку. В ней плещется что-то красного цвета, и он вопросительно смотрит на Шинру, который сразу же обрывает все вопросы. — Просто выпей. Теперь тебе уже без разницы, яд это, или нет. Пожимая плечами, Изая короткими глотками медленно выпивает нечто, похожее на сироп. Старый друг падает рядом с ним на диван и трёт переносицу. — У меня смешанные чувства: с одной стороны, я счастлив, что ты не можешь сейчас ляпнуть что-нибудь в своём стиле. А с другой…- он набирает в грудь больше воздуха, — почему ты не пришёл раньше?! — Орихара давится лекарством. То ли снова из-за кашля, то ли от того, что Шинра кричит. Подпольный доктор похлопывает его по спине, уже спокойнее продолжая. — Без понятия, как ты вообще в таком состоянии сюда добрался, но, если бы ты продолжил принимать ту дрянь, умер бы уже на этой неделе. Сначала, наверное, отлично помогало, вот только затем требуется повышение дозы, а эффект от этого не улучшается. Мне нужно подольше поработать с препаратами, а пока сделаем как можно больше сиропа. Но, ты же наверняка понимаешь… — Что вряд ли смогу выжить? — раздается в квартире надтреснутый тихий голос. — Только если взаимности не добьешься. Как тебя вообще угораздило? — Сам не знаю, — мрачно отозвался Изая, отпивая ещё. — Как же я ненавижу этого человека, ты не представляешь. — Разве не наоборот, раз болеешь ханахаки? Хорошо, хорошо, не смотри на меня так. Кстати, — блестит очками Кишитани, — как насчёт… — Даже не думай, — насмешливо протягивает информатор. В горле немного першило, но он хотя бы мог говорить. — Я не буду подопытным в твоих экспериментах. — Такой шанс упускаю! Ты, конечно, не Шизуо, но я бы поставил парочку опытов на цветах. У меня не было таких проблем, потому что ты тоже сразу была от меня без ума, да, Селти? — он потянулся к девушке, но быстро вернулся на место, получив подзатыльник. — Ну вот… В общем, Изая, я сделаю тебе партию лекарств, но не знаю, на сколько их хватит. — Хорошо, — парень поднялся с дивана, аккуратно надел куртку и спокойно пошёл к выходу. — И да, Шинра… — Я помню. Информатор чуть приподнимает уголки губ в благодарности и, вновь цепляя на лицо насмешливую маску, выходит за дверь. — Знаю, Селти, — в полной тишине говорит подпольный доктор, пристально смотря на белый лепесток, плавающий в кружке с давно остывшим чаем, — но нам стоит хотя бы поддержать его. *** — Блоха! — раздаётся на всю улицу громкий рык. — Что ты забыл в Икебукуро?! Разве я не предупреждал, чтобы ты не появлялся в моём районе? — Шизу-чан, как всегда готов всё разрушить, — издевательский смех и тонкие руки в карманах знакомой куртки. Он ловко, словно танцуя, перескакивает чуть левее, и в шаге от него приземляется фонарный столб. — Никак не научишься меткости? — Убью! — Если догонишь, монстр, — Изая чувствует, как листья уже скребут его горло изнутри, но погоня только началась. И он не хочет лишать себя забавы. — Не смей так называть меня, Орихара! — мгновенно распаляясь ещё больше, блондин перекусывает сигарету, по-настоящему вступая в игру. Разум затмевается слепым гневом, по мышцам разливается ничем не сдерживаемая сила. Улицы, люди, машины и, конечно же, любые мысли о приносимом ущербе уходят на дальний план. Если бы не зудящая боль в груди, он бы точно догнал хитрого информатора. Снова пыль, битые стёкла, асфальт, утыканный дорожными знаками, кажется, они даже слышали голос Саймона где-то поблизости. Изая заливисто смеётся, и на мгновение Хейваджиме кажется, что смех этот немного хриплый. Он присматривается внимательнее: блоха бледнее обычного, бледнее, чем в начале битвы; слишком осторожничает, словно бегает с какой-то травмой. А ведь чаще всего придерживается двух линий поведения. При первой в своё удовольствие растягивает погоню, наслаждаясь яростью старого врага, при второй быстро завершает всё и убегает по делам. И ещё сейчас он двигался медленнее. Для обычного человека Орихара был невероятно быстр, когда ему хотелось, за его движениями практически нельзя было уследить. Кому как не Шизуо было это знать, ведь за всё то время, что они были знакомы, только он сам мог приблизиться к верткому парню. Даже сейчас Изая перемещался очень быстро, но не для фортиссимо Икебукуро, а учитывая кратковременные заминки хитрого манипулятора, вышибала мог спокойно попасть в него чем-нибудь. «Потом костей не соберешь, — поморщился Шизуо, — ещё ветром разнесет по крышам. Как только на ногах стоит». Он отвлекается, когда видит, как Изая вздрагивает, словно от спазма, и теряет равновесие. Это заставляет руки немного поменять траекторию полета автомата с газировкой, и тот впечатывается в кирпичную стену чуть дальше того места, где стоит информатор. Тот даже не замечает этого, сгорбившись сильнее, а потом неуловимо перескакивает на соседнее здание. — Мне уже пора, Шизу-чан, — сладко пропев его имя, Орихара презрительно щурит глаза и гадко ухмыляется. Машет тонкой рукой, пуская в ход последнее лезвие, которое бывший бармен ловит зубами, тут же отбрасывая прочь, и скрывается среди бетонных строений. Проорав что-то в ответ, Шизуо сплевывает на землю, доставая из кармана пачку сигарет. К нему подбегает Том, снова начиная что-то говорить о безрассудности и делах, но парень практически не слушает его. В сильных пальцах скользит металлическая зажигалка, чуть поблескивая на солнце. Вырвавшийся из неё огонек подпаливает сигарету, и Хейваджима с наслаждением закуривает. Спустя несколько затяжек он откашливается в кулак, вновь поднося табак к губам. — Ну правда, Шизуо, сколько можно. Мы опаздываем каждый раз, стоит вам встретиться. Возможно, стоит научиться себя сдерживать, ты так не думаешь? — Ага, возможно. Только эта наглая вошь сама нарывается. Как же он бесит меня, — отпинывает лежащий рядом знак, и тот прилетает прямо в витрину соседнего магазина. Стекло дождем осыпается на мостовую. — Крыса подпольная. Всё что-то вынюхивает и подстраивает. Да и сколько раз я говорил ему не приходить сюда! — Бесполезно, — Том обреченно вздыхает, — пошли уже. И тебе нужно бросить курить: уже кашляешь из-за одной сигареты. Блондин кивает, крепче сжав руки в кулаки и засовывая их в карманы; черный лепесток жжет кожу ладони. Честно говоря, он не помнит, когда конкретно это началось. Просто зуд в груди из редкого стал постоянным, а потом отозвался сухим кашлем и лепестками морозника. Хейваджима даже не хочет думать о том, из-за кого он заболел этой дрянью. Его шансы на взаимность от любого другого хотя бы имели место быть, но с этим человеком… Губы растягиваются в кривой усмешке: человек, да? Его самого можно назвать человеком с большой натяжкой, о чём ему неустанно повторяет наглое насекомое. Кашель вновь рвется изнутри, но Шизуо привычно подавляет его, с грустью размышляя о том моменте, когда ему не удастся скрывать ханахаки. Чуть хмурится, предвидя жалостливые взгляды и слова. А что скажет Касука? Брат постоянно на гастролях, поэтому большую часть времени ему лишь нужно следить, чтобы в квартире не оставалось цветков. Однако, как скрывать кашель, усиливающийся с каждым днём? Куда прятать таблетки, которые он практически не принимал, пока не начал задыхаться чертовыми растениями? Закидывает руки за голову, словно стараясь тем самым прекратить бесконечный шум мыслей в своей голове. Хейваджима не знает, почему полюбил этого человека, но он с тоской размышляет, как скрыть это прежде всего от него. *** Изая не знает, почему полюбил этого человека, но он устал, глядя в золотые глаза, врать ему и самому себе. Он устал ждать и на что-то надеяться. Устал от вкуса крови во рту, постоянной слабости, чёртовых лепестков вокруг. В последний раз, когда он приходил к Шинре, давний друг смотрел на него с плохо скрываемым отчаянием. Конечно, иначе и быть не могло, Орихара едва мог осознать, когда в последний раз дышал без боли. Дни кратковременных приступов прошли, и теперь кашель вырывал его легкие около часа, оставляя после себя усыпанный лепестками пол и пронизывающую от любого движения боль. Что ж, даже это не останавливало его от встреч с неуёмным монстром, ведь если почти все рабочие проблемы решались по телефону, ничто не могло заменить будоражащей нервы опасности, чистейшей ярости и истошного крика вслед. Осознание пришло не сразу, просто однажды ему не удалось вовремя выпить лекарства, и это довело его до состояния бледного призрака. В итоге, он не выходил из дома две с половиной недели. И в этом не было ничего такого: брюнету и раньше приходилось отправляться в командировки по делам, однако у него всегда была возможность вернуться, чтобы подействовать на нервы Хейваджиме. Теперь же он едва мог подняться с постели, не то, что играть в догонялки. Когда стало легче, Орихара почти с нетерпением направился в Икебукуро, однако, побродив там часа полтора, не встретил того, кого искал. — О, Изая-сан! Я давно вас здесь не видел, — рядом внезапно материализовался Кида, как всегда в обществе Микадо и Анри. — Вы куда-то уезжали? — Можно и так сказать, — скучающе протянул информатор. — Успел набедокурить, пока меня не было? — хотя ему известно, что ничего особого не произошло, может удастся узнать что-то интересное. — Никак нет! — бодро отозвался главарь желтых платков. — Последнее время всё тихо-мирно, — включился в разговор Микадо и тихо рассмеялся, — разве что по небу несколько раз пролетали должники. А вы, — он внезапно внимательно посмотрел на Орихару, — случайно не Шизуо-сана искали? — Он ещё более мрачный, чем обычно, — со вздохом сказал Масаоми, закидывая руки за голову, — того и гляди четвертый телефон на неделе сломает. — Кида! Нельзя так говорить о старших, — одернула его Анри; тот в ответ с самым невинным выражением лица поднял руки. — Но, Изая-сан, вам и правда следовало бы быть поосторожнее. Хейваджима-сан в последнее время из-за любого пустяка ломает вещи. А от вашего появления точно лучше не станет и… Что там дальше собиралась сказать умная школьница им так и не довелось узнать: Изая внезапно отпихнул её в сторону мальчишек, сам отступая на пару шагов назад. Через секунду прямо перед ним с грохотом и скрежетом приземлилась машина, сразу запищавшая сигналкой. — Ииизааяяяяя-кууун! — разнесся по улице низкий рык. Шизуо стоял в нескольких метрах от них с сигаретой в зубах и уже вырывал из земли дорожный знак, легко проворачивая его в руке. С трудом сдерживая радостную улыбку, информатор привычно ухмыляется, получая в ответ злобный оскал. Искры веселья, вспыхнувшие в глазах напротив, он списывает на бред от болезни и с предвкушением готовит несколько лезвий. «Наконец-то». — Какая встреча, — ехидно поет Орихара, — неужели пришел по следам, как настоящий пёс? Ну же, попробуй поймай меня! — Сколько раз я должен повторить, чтобы ты больше не появлялся здесь, блоха?! — Увы, Шизу-чан, дела никого не ждут. — Зато ты скоро своей смерти дождешься! — в Изаю летит первый снаряд, который он играючи пропускает, мгновенно оказываясь рядом с нападавшим и полосуя ножом белую рубашку перед собой. Всё начинается по новой, уже знакомое до мелочей, до каждого прыжка и взмаха руки. Запуская очередной столб в мельтешащую цель, Шизуо мельком думает том, как давно он пил лекарства, ведь, кажется, он снова чувствует, как листья наждачкой проходятся по горлу. У него нет времени особо вникать в это, ведь только что сталь едва не перерезала ему сухожилия. Он недовольно цыкает, поднимая что-то тяжелое над головой. — Оя-оя, ты что, уже разучился сражаться? Тебе надо быть быстрее, зверь! Знакомая ярость затопила сознание, боль отошла на второй план. «Чёрт, как же я ненавижу его». Запястьем вытирает кровь с щеки, размазывая красный след по коже. Металлический запах, последнее время постоянно преследующий его, остается позади, когда они единым рывком перемещаются из одного места в другое. Под ногами сыплются осколки асфальта, пыльной крошкой оседая на одежде. Изая сосредоточенно осматривает, куда ему прыгнуть, чтобы остаться целым, и это не укрывается от взгляда Хейваджимы. — Зачем приходишь сюда, насекомое, если едва стоишь на ногах, а? Мог бы бережнее относиться к своей шкуре, впрочем, скоро тебе будет всё равно. — Как жестоко, Шизу-чан, — притворно обиженно говорит Орихара, — может, я специально пришел тебя увидеть, а ты так. — Что за бред ты несёшь?! Как будто ты появляешься не для того, чтобы снова сделать очередную гадость, вошь! Они уже в каком-то разнесенном ими же наполовину переулке, оба в ссадинах, информатор хромает на правую ногу, а Шизуо держится за предплечье, стараясь остановить кровь. И тем не менее, никто из них не хочет заканчивать игру так скоро, после нескольких недель ожидания. На самом деле Изая не знает, сколько ещё сможет продержаться: у него уже пару раз темнело перед глазами, из-за чего он и получил травму, однако худшим в данной ситуации все же был прорывающийся наружу кашель, ведь если он начнётся прямо сейчас, Хейваджима сразу увидит лепестки. Но он быстро находит решение в удачно стоящем рядом ящике, с которого можно удобно перебраться на соседнее окно, откуда уже будет совершенно легко уйти. Собственно, это он и делает, с удивлением подмечая, что не слышит вслед привычного крика. Возможно, тот бы и прозвучал, если бы Шизуо грузно не оперся о ближайшую стену, чтобы не упасть прямо на землю, и не полез за таблетками в маленький карман своего жилета. С трудом сглатывая приевшийся вкус медикаментов, блондин сжимает руку в кулак, но, резко остановив удар, лишь бессильно стукает о кирпич, вскидывая голову с закрытыми глазами. «Мне надо к Кишитани. Может он что-то придумает, и, если уж совсем излечиться нельзя, я хотя бы скрою симптомы. Не думаю, что он выдаст меня, а Касука скоро возвращается. Либо надо будет совсем уйти, либо найти причину отсутствия, — он зарывается рукой в волосы, взлохмачивая их. — Как же достало». Отстраняется от холодной стены, отряхивая от грязи брюки и доставая очки, и неспешно идет к выходу из переулка. За то время, что он приходил в себя, Изая уже достиг дома школьного друга и сидел у того на диване, попивая чай. Шинра что-то химичил в лаборатории, снова взяв на анализ анемон и его кровь, а информатор, слегка морщась от боли, пытался сесть поудобнее. Когда он уже устроился с комфортом, подпольный доктор вернулся в комнату, падая в соседнее кресло. Волосы его были в беспорядке, а очки чуть съехали на один бок, впрочем, синяки под глазами говорили сами за себя. — Видок у тебя так себе, — любезно отмечает Орихара. — Вот уж кто бы говорил, — отмахнулся от него шатен, — ты как ходячий скелет, да и бледный до ужаса. Теперь ещё и с растяжением. Снова свои дурацкие догонялки устраивали? — Ну должен же я повеселиться после долгой болезни, — Изая пожал плечами, — он так смешно злится каждый раз. — Ага, а теперь опять сляжешь. Совсем лишился инстинкта самосохранения? — посмотрев на него укоризненно, Шинра сцепил пальцы в замок и сел прямо. — Изая… Как давно ты болеешь? — Какая разница? — ответил ему флегматичный голос. — Есть разница! — прикрикнул парень. — Скоро уже лекарства перестанут помогать, и ты… — он замолчал, закусывая губу. — Что же ты не договариваешь, — остро сверкнули чужие глаза; информатор смотрит на него с вызовом, чуть прищурившись. — Как будто я сам не знаю, что умру. Иногда даже хочется поскорее, — с губ срывается горький смешок, — только вот я терпеть не могу проигрывать, тем более каким-то цветочкам. — Скорее самому себе, — устало отвечает Кишитани. — Неужели ты не хочешь попытаться рассказать этому человеку? Тогда у тебя хотя бы появится возможность выжить. — Это абсолютно бессмысленно. — Неужели успел испортить с ним отношения? — Можно сказать и так. Буквально невзлюбили друг друга с первого взгляда, — хищный оскал появляется на тонких губах, а пальцы до белых костяшек сжимают кружку. — Всё не как у людей. Почему ты… — Шинра прерывается на полуслове, заметив, как парень вновь начал сотрясаться в кашле. Он хочет встать, чтобы оказать помощь, но его останавливает резко поднятая ладонь; информатор стряхивает лепестки в сторону и пустым взглядом смотрит на следы крови на руках. — Сколько, Изая? — вновь спрашивает подпольный доктор. Он некоторое время молчит, обдумывая что-то, а затем роняет: — С последнего года старшей школы. — Что?.. Как? Когда? — Кишитани давится воздухом, не зная, на какой вопрос хочет услышать ответ. — Я…я знаю этого человека? Это же…настолько давно…но ведь…ещё со школы… — О, ты прекрасно его знаешь, — отставляя кружку на стол, Орихара забирает с него лекарства и телефон, собираясь уходить. Друг подрывается следом за ним. — Послушай, Изая… Да постой же! Расскажи ему, тому, кого ты любишь, может, всё ещё остаётся возможность… — Нет, Шинра. Я знаю, о чём говорю. Пожалуй, это единственное, в чём я уверен на данный момент. — Кто может так сильно ненавидеть тебя? Это же не… Он замолкает, когда встречается с ним глазами и понимает всё. Изая снова улыбается, и учёный вздрагивает от искусственности этой улыбки и от того, что за ней скрыто. Тот поворачивается спиной, накидывая капюшон. — Передавай привет Селти. Удачного дня, Шинра! — звучит привычно-насмешливый голос, и информатор начинает легкими шагами спускаться по ступенькам. На втором этаже он встречает Шизуо. На долю секунды они застывают, глядя друг на друга. И расходятся, не проронив ни слова. Только заперев замок, подпольный доктор бредет на кухню, заваривать себе крепкий кофе. И думать. Долго думать. Рассеянно размышляет о новых формулах, которые собирался проверить. Правда, все его планы нарушает настойчивый звук звонка и оглушительный стук. — Эй, Шинра! — от собственного имени, произнесённого этим голосом, тот снова вздрагивает, на этот раз от удивления, граничащего с шоком. Чуть поскальзывается в тапочках, бегом возвращаясь в прихожую и рывком открывая дверь. Там, застыв с незажжённой сигаретой в зубах, стоит именно тот, кого он и не думал увидеть так скоро. — Ого, быстро ты, — приподнимает брови фортиссимо Икебукуро. — Шизуо! — Ну да, я. Мне надо… Стой, что ты делаешь? — вцепившись в рукав, доктор буквально втаскивает блондина в квартиру. — Эй, да что происходит?! Но его лишь молча усаживают на диван и уходят в соседнюю комнату, вскоре возвращаясь с каким-то бутыльком. — Скажи-ка мне, ты знаешь, что это? — Вообще-то я пришел сюда не загадки разгадывать. Что ты прилип ко мне?! — Просто ответь, — говорит ему Кишитани. Блондин снова хочет возразить, уже выходя из себя, но, уловив серьезность ситуации, покорно берёт склянку. Стоит ему вглядеться в буквы на этикетке, лицо его застывает, а стекло трещит в сжатой ладони. — Почему…у тебя дома лекарства от ханахаки? — ровно произносит Шизуо. Облегченно вздыхая, доктор трет переносицу. — Отлично, ты хотя бы знаешь о ней. Ты же представляешь, насколько это мучительно, верно? Шизуо, я даже не знаю, как начать тебе объяснять, чёрт, я вообще не знаю, можно ли тебе говорить!.. Он точно убьет меня, когда узнает… Но это…можно ведь хоть что-то сделать…может, на основе крови нужного человека…на это уйдет слишком много времени…или как-то применить тени Селти… Как он прожил настолько долго, самый длительный срок года два, не больше, а это… — Прекрати бормотать, я ни слова не понимаю! — резко выкрикивает бывший бармен. — Кто «он», какие два года?! Я пришёл сюда не для того, чтобы выслушивать всякую бессмыслицу! Ещё и это, — он хочет швырнуть треклятые таблетки, но вовремя останавливается. — Собственно, из-за них я и здесь. Шинра словно выходит из транса, уставившись на него с непонятным выражением лица. — Что ты имеешь в виду? — То самое, — усмехается Хейваджима; засовывает руку в карман, вытаскивая из нее горсть черных лепестков. Друг смотрит на них в оцепенении. — Ну что? Я так понимаю, лекарства у тебя есть, — трясет бутылек Шизуо. — Д-да, но… — Мне нужно как можно больше до приезда брата. Не хочу, чтобы он знал, — парень откидывается на спинку дивана, пряча взгляд за фиолетовыми очками. — И чтобы вообще кто-либо знал, хорошо? — Как, — Шинра тяжело сглатывает, — как долго ты кашляешь? — Около двух лет, я думаю. — Так, знаю, что это очень резко, но…- пальцы теребят край белоснежного халата. — В кого ты влюблен, Шизуо? — Ты издеваешься? — Предельно серьезен, — мотает головой. — В кого? — Я не… — он устало проводит по лицу ладонью, вздыхая. — В худшего, из тех, кого я мог полюбить. — Это не ответ. — Не думай, что я скажу тебе больше. Некоторое время они упрямо глядят друг другу в глаза, пока шатен не махает рукой, отправляясь в соседнюю комнату. Пытаясь найти первую партию, сделанную для Орихары, Шинра одной рукой трет висок, пытаясь осознать происходящее. «Он выглядит так же, как и всегда, но это и неудивительно, учитывая возможности его организма. Хотя, даже если болезнь идёт медленнее, чем у большинства, она всё равно развивается, иначе бы он не пришёл. Но Изае хуже, его тело слабеет после каждого приступа, — механически вчитываясь в бирки, доктор идёт к другому стеллажу, — как он вообще прожил столько времени? Хотя, если ненависть сначала была сильнее, это не должно было сильно его беспокоить. Но затем всё стало по-другому, а значит и боль усилилась. Без взаимности люди затухают в течении двух лет, в его же случае это была гремучая смесь ненависти и, видимо, любви». Наконец найдя то, что нужно, он возвращается и видит на диване черные лепестки. — Что это за цветок? — кивает на них Шинра, наполняя шприц препаратом. — В оранжерее сказали, что это морозник. «Да уж, это ему определенно подходит». — Ты ходил в оранжерею? — у доктора округляются глаза. — И что теперь? Представляешь, я знаю где у нас в городе найти оранжерею, вот новость то! — мрачно говорит Хейваджима. — Просто удивился, что ты. Вот, теперь должно быть получше. Пока что я даю тебе этот сироп и таблетки, но, когда они перестанут помогать, тебе нужно будет прийти за новыми. — Понял. О, Селти, — вышибала махнул только вошедшей даллахан. — Поговорить не успеем, я уже ухожу. На улицах нормально? — пробежав глазами напечатанное на телефоне сообщение, кивает и, забрав коробку, покидает квартиру. *** С самого начала всё пошло как обычно. Снова громкие фразы, звон оружия и грохот обломков. Гадкие ухмылки, издёвки, презрение, яд в каждой фразе. Ярость, смешанная с ненавистью, бесконтрольный гнев, желание уничтожить на месте. Острое железо в тонких руках и устрашающая тяжесть в нечеловечески сильных. Вновь кричат на заднем плане люди (кто-то в ужасе, кто-то — натравливая их друг на друга), мимо проносятся знакомые лица и улицы, сливаясь в общую картину бесконечных огней. В горящих азартом глазах они отражаются искрами и меркнут, сменяясь другими. На обоих уже есть несколько царапин, оставленных противником, а с губ в холодный вечерний воздух срываются облачка пара, частые, из-за сбитого дыхания. Погоня мечется с места на место, пока две фигуры не оказываются на крыше какой-то высотки. Ветер треплет отороченную мехом куртку и белую рубашку, когда они замирают лицом к лицу, внимательно наблюдая за каждым движением. И да. Чувствуя, как раздирают грудь беспощадные цветы. — Куда теперь побежишь, блоха? — с оскалом говорит Хейваджима. Горло словно сдавливает в тиски, и он дышит через нос, лишь иногда глубоко вдыхая, чтобы удержать внутри черную смерть. — Шизу-чан, мне не стоит труда перехитрить глупого монстра, — усмехается Орихара. «Только я, похоже, не смогу». Сердце едва бьется под оплетающими его стеблями, а в голове постоянно шумит, мешая собраться с мыслями. Он почти теряет сознание от боли и, кажется, едва может дышать. Информатор поворачивается к врагу спиной, сцепляя за ней руки и чуть покачиваясь на носках. — Тебе ещё не надоело, Шизу-чан? — насмешливо произносит брюнет и наклоняется вперед, словно собираясь упасть. — Ополоумел?! — экс-бармен от неожиданности вытягивает руку, пытаясь его остановить. Темная ткань куртки скользнула по пальцам, а с левой стороны раздался звонкий смех. — Ты что, пытался меня спасти? — иронично-весело звучит голос токийского информатора. — Кажется, несколько минут назад ты хотел совершенно иного. Похоже, монстр, ты ещё глупее, чем я думал. Что ты делаешь? Разве не ты желал убить меня на протяжении нескольких лет? Шизуо отводит взгляд в сторону, крепче сжимая вырванный из земли знак. Он не видит, как подрагивают чужие плечи и как ветер уносит белый лепесток. — Почему мы вообще продолжаем это делать? — задумчиво говорит Орихара. — Потому что ты, раздражающее насекомое, сам нарываешься! — рычит вышибала. — Мне напомнить, сколько раз я говорил не появляться в Икебукуро?! — Это моя работа, — высокомерно отвечает Изая, — ты вот тоже благородством не блещешь. Твоя задача — выбивать деньги. — Из таких же мразей, как ты! — Ну-ну, зачем же так громко, — Орихара наставительно поднимает палец, — все выживают как могут. Или наживаются, тут уж от человека зависит. А ведь люди такие интересные, Шизу-чан. Всё время что-то делают, чего-то хотят и чего-то боятся. За ними интересно наблюдать. Пускай после знакомства с потусторонним я уже не так возношу их, но всё еще люблю. Ты же не человек, Хейваджима, ты — чудовище, готовое всё разрушить на своем пути. Как бы ты ни старался, что бы ни делал, как ни пытался притвориться обычным человеком — это не так. Общество страшится тебя и твоей силы, видит в тебе дикого зверя и гонит от себя. Ты одинокий монстр, которого следует уничтожить. — А ты сам? — вдруг спрашивает блондин. — Ты сам разве не одинок в своей ненастоящей любви? Возможно, ты и «любишь» людей, но ведь их нет рядом с тобой, верно? Они не могут тебя понять, а ты их отталкиваешь всем способами, которые можешь найти. Есть ли у тебя друзья, Изая? Или ты хочешь остаться совершенно один? Они молчат некоторое время; Шизуо тихо кашляет в кулак и немного жалеет о том, что сказал всё слишком прямо. Изая глубоко вдыхает, сдерживая внутри не только кашель, но и отчаяние. Он даже рад, что всё ещё стоит к нему спиной. — Что ты, Шизу-чан. Я люблю их, а не отталкиваю. — И ты опять врешь! Обманываешь людей, заманивая их в свои сети, лжешь, чтобы заставить их плясать под свою дудку. Ты врешь всем: мне, Шинре, каждому, кто общается с тобой. У тебя никого нет, Орихара, и похоже, никто не хочет с тобой оставаться. — Мне…как бы это… О, знаешь, — отрывисто говорит Изая, — мне плевать. Он с трудом дышит, сминая ткань на груди. Мысли заглушаются шумом крови в ушах, и информатор ощущает, что едва может стоять на ногах. Но слова Хейваджимы он слышит неожиданно четко, словно они пробиваются прямо в голову, несмотря на его состояние. И, скорее всего, он даже знает почему. С губ срывается смешок, тут же отзываясь в теле болью и дрожью. Кажется, он только что переступил ту самую границу. Уловив этот странный смех и увидев трясущиеся плечи, Шизуо свирепеет. — Ты…больной ублюдок! — выплевывает он. — Какого хрена ты постоянно смеешься?! Нравится наблюдать за страданиями людей? Или тебя веселит собственная жестокость? Вечно эта гадкая ухмылка и снисходительность, словно ты не такой же человек, как они… Изая знает, что это конец. — Тебе ещё не надоело, Шизу-чан? — вновь спрашивает он, но голос его надломленный. — Я вот…устал… — хрипит информатор, с улыбкой оборачиваясь к Хейваджиме. Тот видит красный мех капюшона и уголок губ, испачканный кровью. Время застывает в ту секунду, когда он смотрит в чужие глаза. А затем всё начинает рушиться. Изая сгибается пополам, не в силах больше сдерживать кашель. Лепестки лезвиями, похожими на его собственные, проходятся по легким и горлу и, почти багровые, падают возле него. Он чувствует, как раскрываются цветы. С хрипом глотает воздух, тут же лишаясь его вместе с вырывающимися изнутри анемонами, и затихает на мгновение, чтобы услышать громкий лязг. Выронивший знак Шизуо смотрит на него шокированным взглядом, в котором медленно появляется непонятная информатору грусть. Хейваджима неосознанно делает шаг вперед и останавливается, снова услышав кашель. Опуская глаза, вышибала замечает у ботинка белый лепесток в красных разводах и наклоняется, чтобы поднять его. Анемон мягкий и немного липкий, он оставляет на пальцах красный след, когда Шизуо выпускает его, чтобы в следующую секунду поймать хрупкое тело напротив. Орихара не может держаться на ногах; мир кружится темной каруселью, а замутненный болью мозг не может понять, что происходит. Поэтому он вздрагивает, стоит теплым ладоням прикоснуться к нему. — Чт… — Молчи, блоха. Наговорился уже, — как-то странно произносит Шизуо, придерживая его одной рукой, другой доставая телефон. Он начинает быстро набирать чей-то номер, не замечая того, что карие глаза внимательно следят, как медленно опускается выпавший из кармана черный лепесток. К горлу информатора вновь подступает колючий ком, и, прежде чем разразиться кашлем, Орихара хрипло зовет давнего врага. — Хей, Шизуо, — монстр Икебукуро замирает, услышав от него своё полное имя. Изая растягивает губы в кривой усмешке. — Я ненавижу тебя. Дальше реальность пропадает для него за непрерывным кашлем, слезящимися глазами и слабостью во всём теле. «Это ведь похоже на обычную простуду, — думает он в полубреду. — Только та обычно не истязает тебя до такой степени. Интересно, кому звонило тупое чудовище. Могилку мне готовило, чтобы станцевать на ней? Я вообще удивлен, что он не отправил меня одним ударом на тот свет, сейчас это как никогда возможно. О, точно, для этого он у нас слишком благородный. Хотя в этом и нет никакого смысла: никто не перестанет считать его монстром из-за проявленной доброты». Ему с трудом удается держать глаза открытыми, а происходящее вообще кажется сном. Шутка ли, Хейваджима до сих пор поддерживает его, чтобы он не упал, и, вроде бы, даже что-то говорит. Что именно ему не понять, но интонация какая-то незнакомая: вышибала никогда говорил с ним так раньше. Шизуо не улавливает момента, когда блоха буквально повисает на его руках, продолжая выкашливать цветки. Парень роется в карманах извечной куртки, пытаясь найти лекарства. — Да где же… Он же не настолько больной, чтобы выходить без них. Эй, блоха, — в голосе едва заметно проскальзывает сердитое беспокойство. Он едва сдерживается от желания встряхнуть того за плечи. — Изая! Где, черт возьми, твои таблетки?! Ты меня слышишь вообще? Эй! — Посмотри во внутренних карманах! — слышит он голос Шинры совсем рядом и резко оборачивается. Подпольный доктор подбегает к ним, тут же открывая маленький чемоданчик. Изая кашляет не переставая, но пытается что-то сказать в знак приветствия, чуть приподнимая руку. — Даже не думай! — рявкает Шинра. — Я говорил тебе сидеть на месте, а не играть в свои дурацкие игры! Зачем ты пришел в Икебукуро? Резко захотелось умереть? — он переводит взгляд на Шизуо. — Я вколю ему кое-что сейчас, но надо будет отнести его на квартиру, последние образцы лекарств я отдавал лично ему. Ты нашел что-нибудь в куртке? — Несколько десятков лезвий и две склянки, — он передает таблетки Кишитани. — Одна из них пустая, во второй, вроде, что-то было на дне. — Ясно. Даже представить не могу, сколько ты принимаешь за раз, — игла аккуратно входит под кожу, и минут через пять кашель начинает затихать. — Шизуо, пронесешь его до мотоцикла? Селти стоит возле подъезда, мы доставим его домой. — Ага, — слегка заторможено говорит вышибала, подхватывая Орихару под колени. Оглядывается на тихого информатора и натыкается на хищные глаза. Изая смотрит изучающе, с интересом и насмешливостью, что-то пряча на дне темных зрачков. Тонкие руки обхватывают сильную шею, и он немного болтает в воздухе ногами, кивая на выход с крыши. А затем отчетливо слышит скрип зубов. «Вот сволочь. Ни слова не сказал, а бесит так же, как раньше! Так, главное не укокошить его раньше времени, сейчас мы спокойно дойдем…» Мысль обрывается, когда его щипают за плечо, подгоняя пойти побыстрее. «Или не дойдем». — Блоха! Если ты… — Я надеюсь, — устрашающе мягким тоном говорит Шинра, — что вы не собирались сейчас выводить друг друга, верно? А то, ну даже не знаю, — блестят стекла очков, — лекарства могут внезапно закончиться, а так как никто не знает о том, что вы болеете, эксперименты прерывать будет некому. Они синхронно вздрагивают и натягивают на лица одинаково невинное выражение. — Замечательно. А теперь пошли. *** Помешивая ложкой сироп, Изая пытается понять, как они оказались в такой ситуации. Он полулежит на диване в своей квартире, а в паре метров от него уже час сидит Хейваджима. Информатору кажется (конечно же только кажется), что дышать стало чуточку легче, чем последние несколько месяцев, хотя растения до сих пор режут ему легкие и горло, а солнечное сплетение печет изнутри. Он тихо пьет лекарство, наблюдая за молчаливым гостем. Ему хочется наконец прервать этот глупый спектакль, и он уже продумывает, что именно сказать, чтобы блондин ушел без каких-либо пререканий, когда в квартире снова слышится кашель. На этот раз не его. Шизуо подносит руку к губам, а затем спокойно стряхивает с ладони черный лепесток. Лицо его при этом совершенно не меняется, словно это не он только что подтвердил свою болезнь перед Орихарой. Возможно, он просто уверен, что Изая не успеет никак применить эту информацию. О причинах такой уверенности брюнет предпочитает не задумываться. — Оя-оя, Шизу-чан, — почти без боли произносит он насмешливым голосом. — В кого же ты влюбился? Фортиссимо Икебукуро закатывает глаза, но продолжает молчать. — Серьезно, чудовище, дай я хоть предупрежу несчастную о грозящей ей участи. Должен же у неё быть какой-то шанс, — не встретив ответной реакции, Изая продолжает пытаться. — Или ты уже сказал ей об этом и получил отказ? Бедная девушка, она хоть жива? Увидев ухмылку на тонких губах, он манерно прикладывает руку к сердцу. — Как же так, Шизу-чан? Ты уже стал убийцей? Мне казалось, ты гнался только за моей жизнью, ты разбил все мои надежды! А как звали несчастную жертву? Я бы сходил на кладбище проведать её, думаю, мы бы нашли общий язык… — Это не девушка. — Шизу-чан, так ты у нас по мальчикам? — мгновенно перестраивается Изая. Удивление в его голосе даже не наигранное. — Не знал, не знал. Ну уж он то точно жив, да? Я знаю его? В любом случае, все мои советы подойдут для любого человека, тебе лишь нужно… — Когда же ты уже заткнешься, — устало говорит Шизуо, снимая очки и убирая их в карман жилетки. Снова взлохмачивает светлые волосы, вздыхая, и опирается о спинку дивана. Так в тишине проходит ещё десять минут, пока это окончательно не добивает обычно терпеливого Орихару. — Зачем ты остался, монстр, — ехидно произносит он, добавляя в голос как можно больше яда. — Мне не нужна твоя жалость и уж тем более твоя помощь. — Возможно. Но мне нужны ответы. — Что? — в неверии переспрашивает информатор. — Я хочу знать из-за кого ты…заболел. — И ты решил, что я и правда расскажу тебе? — смеется Изая, глядя на него как на умалишенного. — С чего бы вдруг? Боги, ты и правда такой наивный. Даже не так: ты монстр, неспособный учиться на своих ошибках и понимать других людей. Знаешь ли, Шизу-чан, — от льда в его голосе по спине побежали мурашки, — о таком обычно не говорят злейшим врагам. — Тебе лучше не испытывать моё терпение, Орихара, — подлокотник дивана трещит, сминаемый сильными пальцами. — А то что? — приподнимает бровь Изая. — Убьешь меня? Так у тебя была возможность пару часов назад, что же ты не воспользовался ею? Признай, у тебя нет иного способа узнать то, что нужно, кроме насилия. Вот только не в моём случае, зверь. Я ведь и так почти мертв. Что ты можешь мне сделать? Будешь пытать? — Нет, — тихо говорит бывший бармен. — Нет, я не буду тебя пытать, ты сегодня сам себя чуть не убил. Но… — он поднимает взгляд. — Ты сказал, что устал. От чего именно, блоха? Тебе наконец надоело портить мне жизнь? Почему же ты не прекратил появляться у меня на глазах, а наоборот, мельтешишь перед ними чуть ли не каждые два дня. А лучше бы вообще не приходил в Икебукуро ставить свои эксперименты на обычных людях. — Мне скучно, — информатор скрещивает руки на груди, — вот я и прихожу дразнить злого пса, чтобы потратить время и повеселиться. Мне ведь даже усилий не нужно прикладывать, ты сам ведешься на любую провокацию, не способный усмирить свой гнев. — И ради этого ты рискуешь и так резко сократившейся жизнью? Неубедительно, блоха. — Делаю то, что захочу. Тем более, я прихожу туда не ради тебя одного, мне нравится наблюдать за людьми и их попытками… — Ложь, — резко прерывает его вышибала. — Может раньше так и было, но теперь ты появляешься и исчезаешь, остальные словно и не видят тебя, кроме тех моментов, когда мы сражаемся. Я и правда мог убить тебя, и не только сегодня. Ты двигаешься медленнее, и попасть в тебя чем-нибудь почти не стоит труда, уже не говоря об излишней осторожности. — И почему же не убил? — ему и правда интересно, хотя на самом деле он лишь пытается увести разговор от опасной точки. — Решил не лишаться возможности биться с кем-то на равных? Я ведь единственный, кто способен… — Не поэтому, — Хейваджима мотает головой. — Но речь не об этом. Я никак не могу понять, зачем ты продолжал носиться под дорожными знаками с напрочь сбитым дыханием и адской болью в груди. Зачем пил таблетки в таком количестве ради десятков минут бесполезной погони, а потом отхаркивал кровью и лепестками. У меня ведь то же самое, помнишь? — отвечает он на немой вопрос. — Но я выносливее, а ты еле мог держаться на ногах, когда заканчивалось действие лекарств. Так что же, Изая-кун, — задумчиво протягивает парень. — Либо ты снова планируешь какую-то дрянь: не могу даже предположить, снова подставлять меня или целый район. Либо… Он замолкает, не решаясь произнести следующие слова. Изая бледнеет от осознания, но всё ещё держит себя в руках. — Ничего себе, монстр, — говорит информатор, до боли впиваясь ногтями в ладони. — Ты смог построить правильную логическую цепочку, я поражен. Сколько же времени у тебя на это ушло, но ты всё же смог добиться своей цели, правда? Сложи наконец два и два, Шизуо! — громко произносит он с веселым отчаянием. — Всё верно, то, что ты предположил — и есть та самая правда. Неприятная, никому не нужная правда, которую ты так любишь. Наверное, для тебя это лучший подарок, какой только можно найти. Твой враг погибнет из-за тебя, а ты даже не замараешь рук. Ты ведь этого хотел? Хотел услышать имя человека, из-за которого я теперь задыхаюсь гребаными анемонами и постоянно чувствую их запах? Так вот слушай внимательно и читай его по губам, потому что я больше никогда этого не скажу. Я болею ханахаки из-за тебя, Хейваджима Шизуо, — он вдыхает побольше воздуха, стараясь не сорваться. — А теперь уходи из моего дома и жди приглашения на похороны, — не глядя указывает в сторону двери. Но Шизуо не двигается с места. Не ожидавший такого, он пытается понять, что ему теперь вообще следует делать. Потирает рукой горло, которое немного першит, и чувствует, что лепестки внутри перестали резать его легкие, а корни — сжимать его сердце. Он молчит, не зная, с чего начать, и как правильно закончить всё это. Не замечая, что Изая прожигает его взглядом. — Неужели ты не расслышал меня? — шипит информатор. — Я сказал тебе убираться вон, монстр. Или ты решил поиздеваться надо мной, прежде чем уйти? Как неожиданно мы поменялись местами! Не забывай только, что я всё ещё в любой момент могу отправить тебя на тот свет, ты всё-таки на моей территории. Экс-бармен в очередной раз поражается тому, что приходит в эту безумную голову. — Ты дурак? — максимально добрым тоном спрашивает Хейваджима. Токийский информатор давится воздухом, не зная, от стебельков, пропарывающих ему грудь, или всё же от возмущения. — Серьёзно, Шизуо? Из нас двоих дурак тут явно ты, раз ещё не спускаешься по лестнице. И даже не думай говорить мне про ханахаки, оно не мешает мне ненавидеть теб… Договорить он не успевает. Просто, потому что его холодную руку обхватывает горячая ладонь и тянет вперед, усаживая на чужие колени, а к губам прижимаются губы Шизуо, затыкая поцелуем. Первые несколько секунд он не двигается, в шоке от происходящего, но затем начинает вырываться. Точнее, пытается это делать, но и вторую руку перехватывают, углубляя поцелуй. А потом он чувствует, как мягко ложится на затылок вторая ладонь, и отвечает, закрывая глаза. Они не знают сколько проходит времени, прежде чем воздуха начинает не хватать. — Это… — охрипшим голосом говорит Изая, чуть отстраняясь, но не выбираясь из объятий, — нечестный прием. Он уверен, что голос его хрипит не от кашля. — Да что ты? А признаваться в любви словами «я ненавижу тебя» очень честно, — фыркает Хейваджима. Информатор улыбается, впервые за долгое время не чувствуя растений, скребущих грудную клетку. — Всё не как у людей, зверь, — опускает голову на крепкое плечо, прижимаясь щекой к белой рубашке, пропахшей дымом сигарет. — Как тебя угораздило? И ты понимаешь, что теперь нам грозит? Я ведь не смогу измениться, Шизуо, ты должен это понимать. Мне всегда будет интересно наблюдать за людьми, и у меня есть работа, которую я не собираюсь бросать. Ты же ненавидишь меня за это. — Да, — звучит рядом с его ухом глубокий голос. — Но и я не смогу измениться. Я — монстр, как ты любишь повторять, и останусь таким до конца, потому что никогда не смогу избавиться от своей силы. Видимо, нам придется привыкнуть. Кстати, — внезапно со смешком говорит вышибала, — как же ты полюбил такое чудовище, Орихара? Несколько лет ты пел мне песни о том, что никто в здравом уме не станет со мной связываться. Тот смеется ему в шею, а затем вновь обхватывает её тонкими пальцами, отклоняясь назад. — Верно, — он наклоняет голову набок и усмехается. — Но я говорил про обычных людей. — Ах, точно, как я мог забыть про твою скромность, — цокает блондин. — Но это ничего не меняет: кажется, ты хотел меня уничтожить именно из-за того, что я такой. — Теперь это не важно, — Изая перебирает светлые пряди в руках, — пускай ты будешь монстром, я единственный, кто может тебя приручить. — Лезвиями? — настороженно прищуривается Шизуо. — И лепестками, — шепчет ему в губы информатор, прежде чем снова поцеловать.