Почти не больно.

Люси, сколько себя помнит, всегда была одинока. Она давно смирилась с тем, что её единственный друг — это Энн. И то, знаете, сомнительно. Люси была одинока. Люси росла в одиночестве. Люси выросла одинокой. Закрывая глаза, мисс Монтгомери вспоминает приют. «Ужасно холодное» место, как она привыкла его называть. Вспоминает одежду, которую носила по пол года. Вспоминает, как её заставляли работать весь день, невзирая на кровоточащие раны на руках и обморожение. Вспоминает жестокие удары кочергой за любую провинность, а иногда и за просто так. Вспоминает унижения и оскорбления, сыпавшиеся на неё лишь потому, что она отличалась. Для многих Способность — это дар, для Люси же это было проклятьем. Люси, хоть и была одинока, всегда боялась одиночества. Боялась остаться наедине со своими мыслями, снова погрузиться в холодный и тихий омут, откуда обычно не выбираются. Поэтому Люси вступила в Гильдию. Хоть рыжеволосая и понимала, что держат её исключительно из-за Способности, её это не волновало. Пока её окружали люди, она была счастлива. Ведь это давало липовое ощущение того, что она не одинока.

***

Люси ненавидит Ацуши. Это ведь из-за него её чуть не выгнали. Это ведь из-за него она чуть снова не стала одинокой. Это ведь он подарил ей надежду, а потом не вернулся. Люси ждала его. Ждала долго, вспоминая его честные желто-фиолетовые глаза, в которых она, кажется, почти утонула. Она ждала. Он не пришёл. Люси, вообще-то, уже почти плевать. Чего ещё можно было ожидать от глупого мальчишки? Люси презрительно фыркает, пересекаясь с Накаджимой в кафе, а по ночам рыдает в подушку. Люси убеждает себя, что никто ей не нужен, особенно противный тигр, который почему-то так много времени проводит с противной Кёкой. Люси во многом себя убеждает, а потом слышит, как с треском разбивается хрупкое сердце. Люси странная. Она говорит одно, но думает о другом. Люси противоречит сама себе. Но проблема в том, что по-другому она уже не может. Не научили.

***

Люси стучит идеально ровными ноготками по столешнице, подперев второй рукой голову, и смотрит на белобрысого мальчишку в компании одной мерзкой малявки. Смотрит и смотрит, убеждая себя, что ей плевать, а потом обнаруживает кровоточащие раны на руках и осколки разбитого бокала. Люси убеждает себя, что ей плевать на судьбу Ацуши. Она убеждает себя, что ей абсолютно безразлично, что с ним будет, если он не выполнит задание. А потом она мчится к нему через весь город, чтобы передать бумаги. И, стоя перед ним в попытках отдышаться, гордо заявляет, что ей, вообще-то, п л е в а т ь. Люси хмурится, когда Ацуши снова улыбается не ей. И хмурится, когда Ацуши улыбается ей. Люси вообще часто хмурится. Просто она давно забыла, что такое быть счастливой. А когда перед глазами маячит хрупкая фигурка Кёки, опять же, в компании Ацуши, вспомнить, что же это за чувство, — и вовсе невозможно. Люси не расценивает это как предательство. Она вообще никак это не расценивает. И Люси даже почти не больно. Люси привыкла. Просто сейчас ей, как никогда раньше, хочется запихнуть и дурака Ацуши, и надоедливую Кёку в «Комнату Энн». Без ключа, без шанса, без единой возможности выбраться. И пусть они задохнутся.