40 лет бездействия

Гульельмо едет по улицам города, довольствуясь медленным ходом лошади. Его это успокаивает. Дорога дает в полной мере рассмотреть горожан. Пожилые, взрослые, дети. Бедные и богатые. Кажется, все, как и в других городах. Все, как везде. Но в то же время и нет. Народ здесь не столь веселый, как прежде. Из него словно исчезла радость, беззаботность. Все чаще появляются стражники. Люди стали более деятельными, спешащими по своим делам. Узкие улочки остались прежними, но вот атмосфера изменилась. Многие помнят войны времен Лоренцо Великолепного. Каков правитель – таков народ. Да, сейчас тут правят его наследники. Медичи. Ах, если бы они знали, что он вернулся! Но они не узнают. Ни к чему это, ведь приехал он не из-за давней вражды, а в поисках… Покаяния? Прощения? Покоя? Он и сам толком не понимает. Просто знает, что должен быть здесь. Чувствует дыхание смерти, и смрад гонит туда, где погибла его прежняя жизнь. Его никто не узнает, ведь последний раз он был здесь сорок лет назад. В живых уж нет всех тех, кто его знал. И все чаще он сам задается вопросом, зачем живет на этом свете? Зачем он на свете, одинокий и жалкий старик? И быстро находит ответ. Он – тот, из-за кого все и свершилось. Он винит себя за все, что произошло за эти годы как в его жизни, так и во всей стране. Войны с Папой, репрессии, страдания и смерти, сопротивление и долгожданная победа, бесконечная сменяемость власти. Время прошло, а интриги остались. Трагедии его собственной небольшой, выстраданной, но потерянной семьи. Дух прежних времен оставил свои отпечатки. Воспоминания, извечные «если бы»– его крест, его наказание. Его бездействие эхом отразилось в судьбах горожан, а на его семью легло пятно позора. Он его не смоет. Но вина и сожаление влекут его к центральной площади. Он понимает, что это его последнее путешествие. Видя, как выплывает величественный Дуомо, старик чувствует, как душу все больше заполняет горечь утраты и стыд. Он скорбит по брату, понимая, что тоскует по убийце. Он не может забыть и дядю, который вычеркнул его из своей жизни. Каким бы Якопо ни был, но он был его семьей. Дозволено ли вообще оплакивать тех, кого в народе называют психами? Имеет ли он право скорбеть по тем, кого они убили? Печаль сводит сердце, когда он думает о жене, о детях. Одно бездействие, а последствий хватает на все жизнь. Старик спешился. Дуомо встречает его серыми сводами, которые помнят его нерешительность и трусость. Взор его обращается к Небесам в немой мольбе. Не покарайте грешника! По крайней мере, не сейчас! Только Собор поймет его терзания! Ему требуется лишь несколько минут. Сущая малость! Он поднимается по ступеням Дуомо. Каждый шаг причиняет боль, воскрешая воспоминания. Все было словно вчера. Словно вчера он уводил отсюда жену в начавшемся хаосе. Словно вчера привычная жизнь разлетелась вдребезги. Ужасы тех минут неизвестности навсегда с ним, не позволяя согреться даже в самую жаркую ночь. Перекрестившись, переступает он порог. Сейчас в Соборе никого нет. Эта пустота оживляет призраки прошлого. Могло ли быть иначе? Стены отражают брошенные много лет назад упреки. «Ты мог его спасти!» Спасти их всех! Но он этого не сделал. И смерть пришла в Собор. «Нет! Поздно не было! Но ты бездействовал!» Все сорок лет его не отпускает мысль, что же мог он сделать? Прошу, Дуомо, дай ответ! До последнего он отмахивался от дурного предчувствия. Разве можно чего-то опасаться на мессе? Но тревога вновь вернулась, стоило ему увидеть Сальвиати, а потом и Франческо. Взгляд последнего не предвещал ничего хорошего. - Еще есть время! Пошли же! – упрашивала Бьянка. - Нет. Давай останемся здесь. Бьянка не возражала. А он мог думать только о брате. Этот неправильный взгляд, чрезмерно сосредоточенный и отстраненный. Гульельмо уже видел его. Именно так брат смотрел всякий раз, выслушивая лекции о том, какие Медичи плохие. Такой взгляд был у брата всегда, когда он в чем –то сомневался или на нечто настраивался. Старик шагает по нефу, который помнит его давнюю поступь. Ныне она лишена поспешности. Каждый шаг - новое воспоминание. Каждый вдох отзывается болью в сердце. Снова прошлое рядом. Оно оживает в древних стенах. Оно пляшет в огнях лампад. Оно вечным памятником запечатлено в скульптурах. Свет, льющийся через витражи, словно создает призрачные тени прошлых событий. Дуомо словно чувствует, кто оказался под его сводами. Осуждение окружает его, исходя от каждого камешка, от каждой фрески, от каждой тени. Это эхо всего, что мучит его на протяжении долгих лет. Он смиренно склоняет голову и принимает все. Он понимает свои ошибки. Он помнит свои терзания в те минуты роковые. Конечно, проще говорить, что времени мало, что было поздно, что он не мог поверить…. Но все лишь отговорки. Старик прекрасно помнит тот миг, когда сам отказался от верного выбора. На краткий миг старик приостанавливается возле одной из скамей. Той самой, на которой они должны были сидеть. Морщинистая рука касается дерева. Как же много в тот день пошло не по правилам! Как часто его упрекали за бездействие, но никогда настолько сильно, как он сам! Неужели все идет к тому, о чем он подумал? Быть этого не может! Но к чему тогда та записка? И что должно случиться? Гульельмо уже не мог думать о мессе. - Я должен перекинуться парой слов с братом. Стой здесь, - попросил он жену. - Хорошо, - кротко отозвалась Бьянка. Гульельмо лавировал между людьми, приближаясь к Франческо. Он замер неподалеку от брата. Может, все же, его тревоги беспочвенны? Но если нет… Лучше выяснить все это сейчас. Молодой мужчина сделал еще пару шагов прежде чем услышать песнопения. Кажется, он опоздал. Месса началась. Процессия двигалась по проходу к алтарю. Хор певчих становился все громче. В этот момент худшие подозрения Гульельмо подтвердились. Он увидел сверкнувший кинжал. - НЕТ! Крик Лукреции Медичи утонул во всеобщей панике. Люди стали разбегаться в разные стороны, топтались и сталкивались у выхода. Поток некоторых прихожан оттеснил Гульельмо в сторону от Джулиано и Франческо, которые сошлись в битве. Счет шел на минуты. - Нет! Брат! – услышал Гульельмо Бьянку, бросившуюся к Джулиано. Гульельмо не мог допустить, чтобы погибла любимая. Он перехватил ее. Сорок лет назад он не двигается с места, и Бьянку никуда не пускает. Он разрывается между двумя семьями, но в роковой момент делает свой выбор. Он выбирает свою семью. Не Медичи. Не Пацци. Бьянка и дочь. Самые близкие для него люди. Он думает о них. И о себе. Вне вражды, вне политики – так было еще вчера. И так останется впредь. Толпа помогает ему теснить вырывающуюся жену к выходу. Сейчас он стоит в нескольких шагах от того места, где стоял тогда. Старик оборачивается и встречается с прошлой версией себя. Не бездействуй, глупец! Спаси его! Спаси нас всех! «Ты никогда не был вне политики! Ты убеждал всех и вся, что спасал свою жену, что не хотел верить, что брат способен на убийство. Не хотел верить предупреждениям! Но мне –то можешь не лгать! Правду знаю я! Ты спасал себя! Ты выбрал тогда Пацци, а не Медичи. Ты предал самого себя! Предал любовь всей своей жизни, поддавший давней вражде! Позволив убеждениям дяди прорасти в самый неподходящий момент!» - Пусти! Там мама! Там братья! - Там опасно! Надо уходить! - Нет! Им надо помочь! Помоги, прошу! Отчаянная просьба Бьянки заставила Гульельмо действовать. В этот миг он понял, что не может допустить ее страданий. Он бросается между дерущимися Джулиано и Франческо как раз в тот момент, когда последний наносит роковой удар… - Нет! Гульельмо! Во имя любви она следует за ним в изгнание. Им кажется, что холод позади. Они едут в поместье, расположенное вдали ото всех. Не о том ли мечтали они? Отрешенные от политики, они не сразу понимают всю хрупкость их счастья. Забота о дочери отвлекает от горечи утраты. Да и новый дом требует усилий. Они оба погружаются в повседневность, пока страна объята войной. Но Гульельмо не может не замечать затаенной тоски, ночных слез и молитв. Ее чувства как отражение его собственных сожалений. Она простила, но не забыла. Она остается с ним только потому, что носит под сердцем новое дитя. Но война врывается и в их поместье отрядами солдат. Она напоминает о себе дымом пожарищ на горизонте. Смерть ходит поблизости в виде голода и чумы. Они со всем стараются справиться вместе. Слуг почти не осталось. Первенца они теряют спустя пару лет изгнания. Былой любовью уже не наполнены ее глаза. Но он не смеет ее попрекать. Лишь старается не столь часто попадаться на глаза, занимаясь домашними делами. Чем дальше – тем шире отчуждения пропасть. Смерть второго ребенка от горячки. Гибель нерождённых детей. Это все на его совести. Прежде яркая и независимая, Бьянка увядает как заморский цветок в зимнюю стужу. На помощь им никто не придет, ведь они парии не во Флоренции, а в Италии! - Нет! Гульельмо! Пожалуйста, нет! Бьянка склонилась над ним. - Прошу, прошу, останься со мной! - Люб…лю тебя. – ответил он, чувствуя во рту соленый привкус. - Нет, нет, нет, - шепчет она. – Прошу, нашим детям нужен отец. Детям? Он ловит полный слез взгляд Бьянки. Она старается улыбнуться сквозь слезы. Дети. У них будет еще один ребенок. Это…хорошо. Это значит, у нее будет ради чего жить. - Гульельмо… Кажется, это уже рядом опустился Франческо. - Брат, прости…. Гульельмо переводит взгляд на Франческо - Так…положено братьям. Защищать. Оберегать друг друга, даже от самих себя. - Нет! Живи! Не смей! - Холодно, - пробормотал Гульельмо из последних сил. Он умирал, но не сожалел ни о чем. Паря под куполом, он видел исполнение надежд отца. Пацци и Медичи сражаются, но друг за друга против остальных заговорщиков. Джулиано ранен, но жив. Бьянка носит под сердцем дитя. А Лоренцо поведет их всех к миру. Мир возможен. На краткий миг старик верит в это видение. Так и было! Это все могло бы быть! Пусть бы и не абсолютно счастливая возможность, но лучшая, чем быль. Реальность порочной неизбежностью колет в сердце. Колени подгибаются. Он опускается наземь, пред алтарем. В последний раз он любуется куполом. Больше не будет снедающей вины. Пришел конец режущим до боли «если бы». Стыд больше не сковывает разум. Все это, освобожденное, но не исчезнувшее, витает в атмосфере Дуомо. Гульельмо видит, как все было на самом деле. Свои сомнения. Вопрос Лукреции Донати. Непонимающий взгляд Лоренцо, замечающего Франческо. Растерянность и панику толпы. Все сорок лет он этого не знал. Гульельмо улыбается, понимая, что не одинок в своих сомнениях. Приходит осознание, что не он один кругом виноват. Да, он мог бы изменить исход, но, как и любой из них. Приходит понимание, почему его так тянуло сюда все эти годы. В поисках искупления он вернулся туда, где все началось. Но только, чтобы увидеть: история в руках не одного. Исход определяется решениями многих. И память о событии сильна. Дуомо все сохранит, всегда готовый дать новым поколениям урок. Гульельмо лишь надеется, что ничего из тех ужасов больше не повториться вновь. - Спасибо, Санта-Мария-дель – Фьоре, за предоставленный шанс! Свет, льющийся через витражи, принимает его душу в свои объятия.