За жизнь надо платить

Не то чтобы орки собирались целенаправленно нападать на эту разнесчастную деревушку – грабить, убивать, сжигать деревянные жилища. Просто этой не повезло. Никто не ожидал что на маленькое поселение, располагающееся вдалеке от дорог, торговых путей и вообще от всей цивилизации, утром будет разбужено не пением петуха и переливистым журчанием ручья, но страшным боевым кличем и запахом горящего сена. Как ломается ствол сухого древа, изничтожаемый ударом молнии, так и погибает человек, ничего не сумевший противопоставить неудержимой силе, жаждущей крови и смерти. Их было слишком много, а они были слишком слабы – их жизни безжалостно забирали орочьи молотушки, ятаганы и клыки осёдланных варгов, без сожаления, сострадания, милосердия. Им не пришлось встретить сопротивления – люди, путаясь в ночных рубахах, с вилами и мотыгами наперевес, сонные, неуклюже пытались сражаться, но тщетно. Словно колосья пшеницы, срезанные фермером – тружеником, падали безжизненные человеческие тела в грязь: подавленные, мёртвые, навечно немые. И пройдётся по ним орочий сапог, ещё глубже, в самую землю, вдавливая их тела. А что они? Они ничего не могут уже сделать – только смотреть широко открытыми, ничего не видящими, глазами, как умирает все те, кого они любили. И кажется, век бы им не видеть, как вырываются из горла предсмертные хрипы их сыновей. Как истошно кричат дочери и жёны, когда их тела хватают, лапают и терзают когтистые лапы ненавистных Эру тварей. И больно… Больно не от рваных ран, нанесённых зазубренным клинком, а от непосильной мысли, что так легко нечестивое, грязное, мерзкое может стереть в ничто человеческую жизнь. Горят объятые красным пламенем дома, рушится цветная кровля. Какое великое множество вещей, столь милых ожесточённому сердцу орка. Азог Осквернитель, восседая на белом варге, тронул поводья, заставляя животное подойти ближе к разгромленному поселению – он искренне, если такое применимо к орку, наслаждался открывшемуся ему видом: тлеющие стены, трупы горожан лежащие повсюду, их изуродованные лица, и изъеденная огнём земля. Орочий отряд собирался уходить. Здесь не осталось ничего - самые сильные орки, нагружённые мешками с провиантом, пробирались к своим волкам, чтобы перекинуть на них часть груза. Кто-то тащил ценности, которые не успели расплавиться во всепожирающем пламени, кто целые сундуки, а кто-то человеческие останки. К Азогу подошёл Углуш – его правая рука, и верный слуга, прошедший с хозяином немало битв – он скованно поклонился: - Хозяин, отряд уходит… - Прикажи двигаться на восток Серых гор, иди, я догоню вас, - орк даже не повернул голову в сторону подчинённого. Он продолжал смотреть на останки обезображенной деревни сосредоточенным взглядом. Слуга молча принял указание и, приглушённо звеня мечами, принялся догонять отряд, раздавая приказы. Орки двинулись, забирая с собой всё награбленное. И скоро отряд был виден лишь неясной тоской на линии горизонта. Азог Осквернитель медленно подъехал к руинам. В нос ударил резкий запах гари и тлена человеческих тел. Варг осторожно переступал через острые балки, валявшиеся то тут, то там, обходил трупы, и ведомый жёсткой рукой хозяина подошёл к единственному почти целому жилищу. Ну как целому, на фоне других голых пепелищ, его четыре обгорелых стены и дыра на крыше выглядели вполне пригодно для проживания. Осквернитель слез со своего волка и тяжёлой поступью, которая отдавалась гулом теперь в уже опустевшей деревне, вошёл в дом. Внутренне убранство могло бы рассказать о том какие люди и с каким достатком здесь жили, если бы из мебели не осталось, лишь поломанный трёхногий стул, обломки чего-то непонятного, половица, немного прикрывавшая спуск в погреб, и развалившаяся кровать – без ножек совсем. Азог втянул воздух – пахло людьми, пряностями и какими-то незнакомыми травами и ещё чем-то, но остальные запахи перебивала омерзительная вонь его приспешников. «Возможно здесь жил целитель» предположил вождь орков распознавая всё новые и новые ароматы: немного чарующего эвкалипта, громкий, заявляющий о себе, запах мяты и чуть терпкая ромашка, перемешивающаяся с поразительным букетом из бессмертника, календулы и горца. Орк остановился в раздумии – где витали его мысли, знать не дано никому, кроме всемогущих Валар. Может он воображал, как наконец настигнет этого собачьего сына Дубощита и с превеликим удовольствием вырвет его сердце из груди, а может, думал о своей тёмной судьбе, развилистой как дорога, и никогда не знаешь какая тропинка куда приведёт. Куда придёт Азог выбравший свою тропу – к вечной славе уничтожителя рода Дуринов или же к постыдной смерти, он не знал. Да, наверно, и не хотел бы. Осквернитель вышел из бесконечного космоса сознания и с непринуждённой лёгкостью поймал руку, сжимающую клинок. Нападавший коротко рыкнул от боли в запястье и, резко замахнувшись, собирался нанести удар прислуге Саурона прямо в лицо, если бы не был пришпилен к стенке железным протезом. Азог невольно усмехнулся – ударить предводителя орков, который чувствует чужое присутствие за версту, прошедшего бесчисленное количество битв, да ещё и неумелой рукой – сущее самоубийство для любого из смертных. Осквернитель повернул голову в сторону безумного глупца, у стены, судорожно держась за металлический крюк, кряхтя и стреляя изничтожающими взглядами, стоял человеческий подросток. Высокий, доходящий вождю орков почти до ключиц, ещё не мужчина, но уже не мальчик – навскидку, лет семнадцать. В бязевой рубахе, цвета осенних листьев, простых холщовых штанах и совершенно без какой нибудь обуви, он стоял пригвожденный к доскам и тщетно пытался отодрать от себя металлический протез. Не прекращая попыток он, в конце концов не выдержал, и извергая поток брани плюнул орку прямо в его покрытое шрамами лицо - Сдохни, орочья тварь! Ненавижу, сука! Осквернитель от такого подлого удара увернутся уже не смог, мальчишка плохо обращался с оружием, но вот на меткость матушка природа не поскупилась. - Человеческий ублюдок, - спокойно процедил он и страшным ударом в солнечное сплетение заставил подростка распластаться на полу. Мальчик попытался подняться, но начавшийся кровавый кашель пресёк все его попытки на корню, дрожащие руки больше не могли сдерживать перенесённый на них вес и он упал на доски, буквально в шаге до обморока. Орк с презрением смотрел на человеческое дитя, которое лежало на полу в позе зародыша и обхватывало себя руками. «Почему не был убит?» Спрятался? Трус «С заточкой на орка?» К тому же дурак Азог склонился над мальчиком – тот, казалось, и вовсе перестал дышать в ожидании нового удара – и схватив того за подбородок резко запрокинул голову. На него испугано смотрели серо – голубые глаза, слегка замутнённые пеленой непролитых слёз. Их глубину, до самых краёв, наполнял животный страх, до боли тесно переплетающийся с разрастающейся паникой. «Если сейчас заплачет – убью» Юноша дрожал, трясся как лист меллорна на ветру, но не проронил и слезинки, даже не всхлипывал, только смотрел на орка, не отрывая взгляд. Сложно, будучи творением самой непроглядной тьмы, оценивать человеческую красоту, в особенности мужскую. Но густые соболиные брови, пушистые, цвета спелого каштана, волосы и красиво очерченные губы не могли принадлежать человеку, не помеченному дланью Эру. Орк не был гуманистом и человеколюбием за всю жизнь не отличился, но в глубине его сознания промелькнула мысль, что будет не очень хорошо, что мальчишка сейчас умрёт. Дикая мысль. Абсурдная. Но не дававшая Азогу совершить то, что он изначально собирался – уничтожить. Пускай живёт, а потом, повзрослевши, будет рассказывать своим детям, какой благоговейный страх испытал, встретившись лицом к лицу, со страшнейшим существом в Средиземье. И все будут помнить и страшиться Осквернителя, величайшего из вождей орочьих племён, бича гномов Эребора и убийцу короля Торина Дубощита. Орку была приятна эта мысль. Он оставил насмерть перепуганного юношу валяться на дощатом полу и резко развернувшись направился к выходу. Однако… «Но ведь за жизнь надо платить?» Осквернитель на секунду застыл в дверях, мгновение нерешительности - в мозгу всплывает прекрасный образ - и он уже идёт обратно к мальчишке. Тщетная попытка на освобождение – надежда убежать, спрятаться, скрыться обращается в прах, когда он лежит придавленный к полу мощным телом. Все чувства кричат «держись», «не поддавайся». Но осознание приходит обволакиваемое мантией горечи, и он понимает, что битва проиграна, когда его ноги резко разводят в стороны, заставляя кричать от боли в натянутых мышцах. Азог подмял под себя поджарое юношеское тело и не особо церемонясь начал срывать тонкую рубаху разрывая её на лоскуты бесполезной ткани. Мальчишка не сопротивлялся, однако когда рука мужчины начала разрывать шнур на штанах, он вдруг вскрикнул и каким-то невероятным образом выкрутив ногу пнул орка в грудь. Азога это ничуть не травмировало, однако довело его до такого неистового бешенства, что занеся руку, со всей силы ударил по лицу юноши. Губы лопнули словно переспевшая клюква. Кровь ручейками начала заливать лицо и шею, перетекая на грудь и капая на пол, образовывая маленькие лужицы. Орк окинул взглядом результат своего мимолётного безумия – паренёк больше не двигался, и только еле – еле вздымающаяся грудная клетка доказывала, что он ещё жив. Не встречая сопротивления, процесс раздевания оказался более лёгким – к разорванной рубашке присоединились штаны, а затем и собственные поножи с нагрудником. И вроде бы ничего не мешает, но бесчувственное тело отнюдь не вызывало никакого отклика в чреслах Осквернителя. Он был жесток со своими жертвами и насилием не пренебрегал, но морально далёкие просторы некрофилии были для него чужды. Он надеялся, что навсегда. Мужчина схватил за плечи юношу и начал немилосердно трясти в надежде, что тот откроет глаза. Минута, полторы – и веки начинают чуть дрожать, а потом и вовсе открываются являя Азогу пару прелестных серо – голубых глаз. Мальчик невидящим взглядом начал бесцельно блуждать по комнате. И только когда он сфокусировался на Осквернителе, замер. В его взгляде снова возник страх, паника уступила место безысходности, надежды уже не было. «Не дурак» заключил для себя мужчина. Что может загнанный в западню заяц против волка – только покорится судьбе и сделать всё возможное, чтобы умирать было как можно легче. Не брыкаться, когда тебя хватают, и лишь смирно висеть в волчьей пасти, ожидая когда клыки раздробят хребет. Не создавай лишних проблем, всё равно победит сильнейший. С таким девизом жил Азог Осквернитель, вождь орков и властитель Мории, с таким он и умрёт. Хотя… Он не задумывался об этом, пока он был сильнейшим. Он убивал потому что никто не смог ему противостоять, а обезоружь его, загони в угол – покориться ли он сильнейшему? Или будет сражаться до последней капли крови? Вот и в глазах юноши была не безысходность, а мрачная решимость. Вождь орков проследил взглядом за рукой мальчика и лишь благодаря нечеловеческим рефлексам смог отклонить целящийся в сердце клинок. Вновь орудие было отброшено далеко в угол комнаты – мужчина с нескрываемым удивлением смотрел на багровую полосу на груди. Дотронулся пальцами, действительно, настоящая кровь. Этот маленький сучонок притворялся, чтобы улучить момент. Он, человеческий ублюдок смог ранить самого Азога Осквернителя. Мужчина был так поражён, что даже проникся к нему уважением. Совсем маленьким, но достаточным, чтобы мысли о немедленном убийстве сошли на нет. «Нет, он слишком хорош» Осквернитель поднёс руку к лицу и несколькими грубыми, но в тоже время аккуратными, движениями стёр уже начинавшую запекаться кровь. Он хотел увидеть его красивое лицо. Это было похоже на то, как мать утирает остатки еды с щёчек маленького ребёнка. Какая ирония – одна из жертв бесчеловечного погрома вполне могла оказаться его матерью. Орк ещё сильнее сжал человеческую руку и завёл её за голову. Ещё ближе прижался к его паху. Тело мальчишки было действительно красивым, не излишне худой – поджарый, с немного проявляющимися кубиками. Загорелая кожа, совсем нежная и цвета топлёного молока. Только здесь не хватало цвета. И орк не особо задумываясь провёл крючковатым протезом по бурно вздымающейся груди. Первые секунды юноша молчал, сжав челюсти и отвернув голову от столь ненавистного лица, однако когда багряная полоса достигла живота, сорвался и истошно заорал. «У него красивый голос. Такой же красивый как он сам» Азогу понравилось его звучание, грудной, немного с хрипотцой, и он провёл ещё линию, поперёк. Неглубоко, чтобы не задеть органы, но заставляя тело под ним содрогаться от боли. Резко вниз – снова крик полный отчаяния, потом немного вправо – вой переходящий в скулёж. Рука снова и снова вычерчивает простой орнамент, создавая всевозможные прекрасные мелодии. Крики раздавались всё тише, пока в конце концов не сошли на тихие полувсхлипы – полузавывания. Грудь и живот юноши уже были исполосованы алыми узорами из которых медленными струйками разливалась кровь. Вскоре, оставив порядком поднадоевшее занятие, когда крюк уже полностью был окроплен кровью, орк подхватил дрожащее тело под колени и в следующий момент юношу затопила раздирающая боль, обжигающая всё тело. Он запрокинул голову назад, с глухим стуком ударившись о поверхность досок, когда орк загонял свой член все глубже и глубже, брал его силой, как женщину. От боли и невыносимого стыда он едва не потерял сознание. Юноша вцепился зубами в запястье, чтобы не закричать, и обжигающие слезы позора и бессильной ярости заструились по его щекам. - Кричи же! - зарычал Азог, тяжело дыша, яростно двигаясь в нем, заставляя тело парня пребольно карябаться об пол, собирая спиной все занозы. - Кричи, человеческое отродье! Казалось, насилие могло длиться бесконечно. В тот момент, когда боль для юноши стала невыносимой, тело орка словно забилось в конвульсиях, и с торжествующим криком он кончил, выплескивая горячее семя внутрь своей несчастной жертвы. А дальше могли быть слёзы ненависти, клятвы мести до последнего вздоха, за то что, стал лишь игрушкой неудержимой похоти, попытки дотянуться до кинжала, валяющегося в сторонке, чтобы убить ненавистное чудовище – могло быть всё. Но видимо судьба решила немного смиловаться над ним, и сознание покинуло его, избавляя от оков жестокой реальности. Осквернитель же лишь слез с неподвижного тела и принялся одеваться. Потом когда последняя деталь доспеха была на месте, сгрёб парня в охапку и зашагал на улицу. Верный друг варг, уже успевший уснуть возле развалин дома, вскочил на ноги и подбежал к хозяину. Когда в нос ему ударил запах человеческой крови, он ощетинился и зарычал, и уже было собирался оскалить клыки на потенциальную добычу, но был остановлен гневным взором Азога, не обещавшим ничего хорошего. Волк присмирел, и тихо поскуливая от недовольства, отвернулся от человека, позволяя хозяину сесть на себя. Посадив вперёд мальчишку, придерживая того единственной целой рукой, он тронул варга пятками по бокам заставляя животное держать курс на восток. Голова юноши легонько покачивалась от тряски, покоясь на широкой груди орка. Мужчина ещё раз осмотрел его: избитый, измазанный по самое немогу в собственной крови, он всё равно был красив, как какой нибудь пресловутый дух полей. Азог с предвкушающим наслаждением представлял себе будущие стоянки в объятиях своего нового строптивого невольника. Невольника прекрасного, как июньское солнце, и такого же жаркого, как лава Роковой горы. «Не сломайся» «Будь таким же горячим» «И постарайся мне не надоесть»