Ностальгирующее двадцать пятое

— Всем хороших каникул и счастливого Рождества! — с улыбкой на лице попрощалась со своими подопечными мадам Ренкомпри, вытирая доску и про себя дожидаясь своего возвращения домой. Светловолосая шестилетняя девочка быстрее всех выбегает из аудитории, даже не обращая внимания на тех, кого могла случайно задеть. Её зелёные глаза были полны какой-то грусти и раздражительности, а ладошки крепко сжимали лямки красного, в стиле божьих коровок, рюкзачка. Выбежав из здания школы, девочка быстро находит взглядом знакомую иномарку и мчится к ней, стараясь не упасть на скользкой поверхности асфальта. — Папа! — выкрикивает она, обнимая своего присевшего на корточки отца за шею. — Привет, принцесса! — лучезарно улыбается светловолосый мужчина, очень похожий на свою дочь. Такие же блондинистые волосы и изумрудно-зелёные глаза. Разве что веснушек нет, да и форма губ и носа слегка отличается. — Готовы отправиться домой и встретить гостей, Ваше Высочество? — и отвешивает шутливый поклон, открывая дверцу машины. Но только почему-то у Эммы это улыбку, как раньше, не вызывает. Она лишь молча садится на заднее сидение автомобиля, и лицо Адриана становится немного озадаченным. Усаживаясь в водительское кресло, Агрест старший поворачивается к дочери. — Что-то случилось в школе? — спрашивает он, уже мысленно и вполне отчётливо представляя себе сцену, как идёт на переговоры со своей бывшей одноклассницей Сабриной, сейчас работающей классным руководителем младших классов, и разговаривает с ней по поводу того, как у Эммы обстоят дела с коллективом. Ведь если эту проблему не решит он — будет разбираться уже его жена. А Маринетт вполне способна скинуть какой-нибудь астероид на школу. Она уже грозилась, когда Эмма впервые сломала руку полгода назад, упав с лестницы. Почему-то Адриан всегда догадывался, в кого она такая пошла. — Нет, — вздохнула девочка, отворачиваясь к окну. Машина тронулась, а Адриан задумался. Он прекрасно видел, что сейчас у Эммы не то настроение, чтобы разговаривать, и понимал, что она ничего не расскажет, пока не захочет. Эмма Агрест порой была чересчур упряма, и Том зачастую любил говорить, что она пошла вся в своих родителей. «От упёртых баранов появляются ягнята» — фраза, сказанная когда-то тестем, до сих пор не могла выйти из головы Маринетт, и супруга стала всё чаще называть своего мужа не только «глупым Котом» но и «бараном», когда он особенно был в чём-то повинен, что, позвольте заметить, не очень приятно. И вот автомобиль наконец останавливается около милого и довольно не маленького домика. Конечно, он был меньше огромнейшего особняка Габриэля Агреста, но он был, как считал сам Адриан, намного уютнее и красивее. Ведь там жила его семья. Когда Агресты переступили порог своих обитель, в нос им ударил приятный и лёгкий запах ароматных свечей, смешанный с благовонией свежей выпечки. Адриан блаженно улыбнулся, прикрывая глаза. Маринетт, ещё будучи беременной маленьким Хьюго, подсела на всевозможные ароматные свечки. Каких у них только не было: и с ванилью, и с ягодами, и с мёдом, и с шоколадом. Даже с запахом асфальта была! Сейчас по всему дому распылялся аромат ели и омелы. На шорохи в прихожей из кухни наконец вышла Маринетт Агрест. На ней был надет милый фартучек с цветочками, на скуле красовалось пятнышко от муки, тёмные иссиня-чёрные волосы были заплетены в высокий пучок, а васильково-голубые глаза искрились в предвкушении сочельника. — Привет, Эмма, как школа? — с улыбкой полюбопытствовала брюнетка, обратив своё внимание на дочь. — Нормально, — буркнула девочка, а после, сняв зелёную курточку и шапочку, побежала в гостиную. Маринетт провела её удивлённым взглядом, а после в непонимании посмотрела на мужа. Тот лишь пожал плечами. — Она такая с того момента, как я спросил у неё о праздновании сочельника и Рождества, — сказал он, по старой привычке взъерошив светлые волосы на затылке. — Я поговорю с ней, — уверенно заявила бывшая Дюпен-Чен и, сняв фартук, направилась в зал. Гостевая семьи Агрест была как никогда красиво украшена: на окошках сверкали гирлянды, стены были увешаны вырезками снежинок, на камине в углу висело четыре носка — зелёный, принадлежащий Адриану, красно-чёрный, хозяйкой которого была Маринетт, розовый для Эммы и голубенький для Хьюго; на почти всех дверях висит либо вербный венок, либо омела; накрытый стол с едой, но а главной красой этого вечера была ёлка: переливающаяся и нарядная, а на её вершине была размещена звёздочка. Полуторагодовалый Хьюго игрался в машинки рядом со своим обеденным стульчиком, принесённым специально из кухни, а Эмма, надувшаяся по непонятной на то причине, сидела на диване, о чём-то размышляя. Маринетт на какое-то время застыла в дверях, но всё-таки решилась подойти. Присев на диван рядом с дочерью, женщина с тёплой улыбкой дотронулась до её плеча. — Хей, сахарок, что стряслось? — тихо спросила она, когда Эмма обратила на неё свой взор. Но та быстро отвела взгляд, погрустнев. — Я не хочу отмечать Рождество и сочельник, — этим высказыванием она повергла свою маму в шок. — Почему же? — Я не могу сказать, иначе вы с папой перестанете любить друг друга и меня с Хьюго, — по голосу Эммы казалось, что она вот-вот заплачет. — Ну-ну, ты чего? — Маринетт обняла её, поглаживая по голове и спине, при этом совершенно не понимая, как она могла такое подумать. — Мы с папой никогда вас не бросим и не перестанем вас любить. Кто тебе такое сказал? — Н-никто, — всхлипнув, ответила девочка, вытирая рукавом рождественского свитера с оленями слёзы. — П-просто я недавно ув-видела, как тебя обнимал К-кот Нуар на балконе, — а после, подняв на удивлённую маму полный грусти и мольбы зелёных глаз взгляд, произнесла: — Ты же не уйдёшь от нас к Коту Нуару? Мамочка, пожалуйста, не уходи! Я буду хорошей! Обещаю! И папа будет хорошим! — Глупенькая, — ещё раз обняв дочку, улыбнулась и по-доброму усмехнулась Мари. — Куда ж я вас оставлю? Вы же моя семья. Да и к тому же, — женщина отстранилась, вытерев слёзы с лица Эммы. — Я когда-нибудь рассказывала тебе историю о том, как мы с твоим папой впервые поцеловались благодаря герою Парижа? — Не-е-ет, — протянула заинтересовавшаяся Эмма. — А как это было? И причём здесь Кот Нуар? — девчушка положила руки на коленки, навострив ушки и приготовившись к занимательному рассказу. Маринетт хихикнула. — О, сахарок, этот ушастый негодник имеет к этому вполне себе прямое отношение, — взяв на руки неуклюже подошедшего к ней сына, брюнетка присела на диван и усадила Хьюго к себе на колени. — Это был канун Рождества и всё началось со вполне спокойного и обычного утра...

***

— Двадцать второе, двадцать третье, двадцать... Тикки! — выкрикнула в панике шестнадцатилетняя девушка, схватившись за голову. Её глаза в ужасе распахнулись, а пальцы сжали тёмные волосы чуть ли не у самых корней. — Я забыла! Как я могла забыть?! — По-моему ты ничего не забыла, — раздался тоненький голосок красной квами, вылетевшей из-под завала одеял и сонно потиравшей крохотными лапками свои большие синие глазки. — Показ мод Габриэля Агреста состоится после нового года, а не перед. Можешь дышать спокойно. — Ты не понимаешь! — подскочила Маринетт, спускаясь с кровати и начиная перебирать одежду у себя в шкафу, ища привычные для школы леггинсы и пиджак. Божья коровка свесила головку с бортика кровати, быстро находя взглядом внизу свою хозяйку. — Сегодня сочельник! Двадцать четвёртое декабря! А это значит, что завтра Рождество! Тикки моргнула, пытаясь мысленно переварить полученную информацию, а после уставилась на открытый в телефоне подопечной календарь, где красным по белому была выведена ранее упомянутая дата. Осознание пришло мгновенно и хранительница вздохнула, оторвавшись от земли и полетев к своей забывчивой протеже, дабы, если понадобится, помочь той со сборами на последний день в коллеже перед каникулами. — Не удивлюсь, если ты опять забыла, какой сегодня день, — усмехнулась Алья, когда Маринетт на всех возможных ей порах забежала в класс за минуту до звонка на урок. — Это моё типичное состояние, — ответила Дюпен-Чен, наконец садясь за скамью и облегчённо выдохнув, когда уже через две секунды в класс зашёл учитель. Подруга лишь закатила глаза, но промолчала. — И да, я не забыла. Ну не могла же Маринетт сказать «Да, Аль, я забыла, несмотря на то, что ты мне напоминала целую неделю», так ведь? Тем более Сезер её сгрызёт с потрохами, когда узнает, что Маринетт вообще её не слушала тогда, ведь кроме предстоящих праздников лучшие подруги обсуждали также и свидание, которое было у Альи с Нино. Не успела Алья и ответить, как прозвенел звонок, и все ученики были вынуждены стихнуть, так как мадам Менделеева ненавидела, когда в классе шумно и кто-то не следовал правилам. Устремив взгляд на первую парту, Маринетт грустно вздохнула. Адриан опять не пришёл, и не трудно догадаться, из-за чего. Отец нагружал его фотосессиями даже в праздники. Под исключения брались только сам день Рождества и день рождения. Сегодня у него была подготовка к будущему показу мод и её нельзя было перенести даже под угрозой расстрела. «Урок тянется, как слизняк» — тихо сказала унылая Алья, изредка что-то лениво конспектируя в тетрадке, но, видимо, недостаточно тихо. «Или как жвачка» — добавил сидящий впереди Нино, не надевая наушники только по той причине, что миз Менделеева вполне способна их, как говорится, «изъять из общего пользования». Алья сделала вид, что не услышала слов парня, но Маринетт успела заметить, как уши подруги слегка порозовели. С трудом дожив до спасительного звонка на перемену, троица друзей отправилась к своим шкафчикам, дабы взять что нужно для следующего урока. Нино великодушно предложил Сезер глотнуть шипучки для бодрости, но Алья отказалась, как-то странно глянув на свою подругу и добавив: «Скоро мы и без газировки взбодримся». А Маринетт почему-то стало совсем не весело. Скорее страшно. Очень. Ведь Алья, похоже, до сих пор помнила их спор, устроенный полторы недели назад, когда Маринетт в порыве чувств и адреналина сказала, что поцелует Адриана в сочельник под омелой. Под. Омелой. Адриана. Сегодня. И как там говорится? «Вспомнишь солнце вот и лучик»? Походу так, ведь Маринетт действительно вспомнила солнце. Зеленоглазое и прекрасное солнце, выходящее из машины и улыбающееся своей незабываемой неотразимой улыбкой. Ведь только одного вида на него Дюпен-Чен хватало для того, чтобы забыть своё имя. Маринетт смогла прийти в себя только после того, как Алья пощёлкала перед её лицом пальцами, и следовало только очнуться от таких сладостных грёз, как перед глазами предстала вполне себе привычная, но от этого не менее бесячая картина: Хлоя Буржуа опять накинулась на Адриана с удушающими объятиями. Ну вот что с этим миром не так? — Ну же, Мари, иди, — шепнула Сезер, подталкивая подругу вперёд к Адриану, ведь пока Агрест поднимался по лестнице вне объятий Хлои ещё был шанс с ним хотя бы поздороваться. Наверное. Возможно. Маринетт, набрав в лёгкие побольше воздуха, сделала весьма уверенные для начала шаги вперёд, намереваясь хотя бы сказать хоть что-то. Скорее всего. — Привет, Адри-.. Похоже никогда... Брюнетка не успела договорить, поскольку умудрилась споткнуться о собственную ногу и с писком свалиться прямо на своего одноклассника и любовь-всей-жизни и не только повалить его на землю перед самыми дверьми, прижав своим телом, но и уткнуться своими губами в его губы. Поцеловать, проще говоря.       «Мать моя акума, отец мой Хищная моль... — в панике подумалось девушке, пока мозг вообще отказывался что-либо соображать. — Я что... поцеловала его? Я поцеловала Адриана Агреста?!»

***

— Подожди, мам, — прервала рассказ матери Эмма. — Ты серьёзно грохнулась на папу практически с лестницы и так вы впервые поцеловались? — Ну... это был не совсем поцелуй, — с хитринкой во взгляде и улыбке произнесла Маринетт, не отвлекаясь от кормления Хьюго детским фруктовым пюре. — Глохнулась! — захихикал мальчик, взмахнув ручками. Женщина лишь закатила глаза, продолжая рассказывать.

***

— Я безнадёжна... Маринетт упала лицом в подушку, прохныкав ещё что-то, что было почти не разобрать. Ей было ужасно плохо и дико стыдно. Она уже не впервые презирала свою неудачу, постигающую её вне героическом обличии, неуклюжесть и вообще умение вляпываться в неприятности по самое не хочу, но это был уже просто крах. Как она умудрилась поцеловать его? Как она вообще смогла так «удачно» и эффектно запутаться в собственных ногах? Да ещё и на глазах Хлои и друзей! Как ей теперь им в глаза смотреть? Как смотреть в глаза ему? — Маринетт... — окликнула хозяйку подлетевшая квами, присаживаясь рядом, но девушка, казалось, её даже не замечала. — Как? Ну как я умудрилась упасть и поцеловать Адриана? — Потому что ты Маринетт, — произнесла Тикки таким тоном, будто это отвечало на абсолютно все вопросы, а после добавила: — Тем более, это и не было как таковым поцелуем. Вы просто прикоснулись губами друг к другу. — Вот именно: я Маринетт, — пробормотала в подушку Дюпен-Чен, подчистую проигнорировав вторую часть слов наставницы. — Я всегда всё порчу. Нету ни одного дня, когда я обо что-нибудь не споткнусь и не уроню. Я просто бездарность! — Кто бездарность? — неожиданно послышался до боли привычный мужской голос откуда-то сверху. Маринетт оторвала голову от подушки, в панике оглядевшись и поняв, что Тикки успела скрыться. Выдохнув, девушка задрала голову к верхнему люку, ведущему с мансарды на балкончик, и увидела столь знакомые неоново-зелёные глаза и блондинистые растрёпанные волосы, что ей стало одновременно и так хорошо, и ещё более херово. — Привет, Принцесса, — поздоровался герой в маске, одним лёгким прыжком приземлившись на кровать рядом с девушкой. — Здравствуй, Кот Нуар...

***

— К тебе пришёл сам Кот Нуар?! — восхищённо воскликнула Эмма, прикрывая щёчки ладошками и смотря на маму своими сверкающими изумрудно-зелёными глазами. — Я вроде как просила не перебивать, — с улыбкой напомнила Маринетт, щёлкнув дочку по носу.

***

— Здравствуй, Кот Нуар. Ты что-то хотел? — На самом деле да, — усмехнулся тот со своей фирменной ухмылкой, положив руки под голову и скрестив ноги. Маринетт было хотела возмутиться такой вольности напарника, но вовремя себя отдёрнула, напомнив, что она сейчас не ЛедиБаг и не может просто так вот взять и ударить этого бесстыжего чем-нибудь тяжёлым. Да и Кот уже собирался что-то сказать. — Мне бы мяутелось знать, что произошло сегодня в коллеже. — Это уже и до других школ донеслось? — в нарастающем страхе спросила побледневшая Дюпен и Нуар поспешил её успокоить. — Нет! — чересчур резко выпалил он, из-за чего ситуация приобрела очертания неловкости. Очень нервозной неловкости. — Я просто... — уже менее уверенно продолжил он, невольно помявшись, что аж кошачьи ушки слегка прижались к голове. — Я просто хотел убедиться, что всё в порядке. Слухи быстро разносятся, ты ж знаешь. От него последовало нервное хихиканье. Кот Нуар тёр шею, ещё больше взлохмачивал волосы на затылке (хотя, казалось бы, куда уж больше?), а его взгляд был направлен куда угодно, но только не на собеседницу. Маринетт слишком хорошо знала своего напарника, чтобы с лёгкостью понять, что он сейчас нервничает, поэтому поспешила расслабиться, надеясь, что это придаст ему немного уверенности. — Всё нормально, не волнуйся, — ответила она, а после, отведя взгляд куда-то вниз, добавила: — Рождество и так уже испорчено и мне, и Адриану. Кот замер, будто его прошибло током, и перевёл взгляд на оппонентку. — С чего это ты так решила? — осторожно поинтересовался он. — Ну... понимаешь, я опозорила нас своим «представлением» перед всем коллежем. Я даже не знаю, как теперь посмотрю на него после этого. Скорее всего, он уже думает о переводе и-.. — Может, ему понравилось? — вдруг перебил её парень, сам не до конца осознав, как эти слова сорвались с его уст. Маринетт в непонимании воззрилась на вечернего гостя, чувствуя, как щёки постепенно заливаются краской. Когда пришло понимание, пришли и заикания. — Я, эм, это, не, ой, то есть... — мямлил блондин, и девушка гадала, когда ей ещё удастся увидать сие зрелище. — Я имею в-в виду, может, ему, ну, понравился... п-поцелуй? Нуар неожиданно прекратил несвязно бормотать, видимо, пытаясь собраться с мыслями и духом, а после, выдохнув, сжал плечи хозяйки комнаты. — Слушай. Я... я не могу точно убеждать тебя и себя в своей правоте, но мне кажется, что нет причин для лишней драматизации событий. Всё что было уже не вернуть, да и нужно ли? Мало ли, ему действительно... понравилось? — он вновь замялся, но быстро сосредоточился и продолжил. — Да и как это может испортить такой невероятный праздник, как Рождество? Ведь этот день не вещь и его нельзя испортить. А вот улучшить — вполне. Просто... если тебе так будет легче, старайся не думать о том инциденте. Да и, — Кот Нуар забрался обратно наверх, усевшись по-кошачьи на крыше и продолжая неотрывно смотреть в голубые глаза подруги. — если он и вправду твой друг, то он не будет прекращать общение. Выдав ещё парочку коротких фраз и каламбуров, Кот, отсалютовав двумя пальцами, вскоре скрылся в тёмно-синем, почти чёрном, покрывале небосвода. Маринетт не знала, сколько времени ещё сверлила небо взглядом, но что-то подсказывало, что достаточно для того, чтобы вылетевшая из укрытия Тикки потеряла терпение и пихнула подопечную в бок. Ойкнув, девушка непонимающе глянула на божью коровку, на что та лишь немного нахмурилась и указала на всё ещё незакрытый люк на крышу. Через несколько мгновений поняв, что квами намекает на ночной патруль, брюнетка наконец соизволила превратиться, и уже вместо Маринетт Дюпен-Чен на кровати сидела всеми любимая и всемирно известная героиня Парижа ЛедиБаг, которая уже через пять секунд в полёте рассекала небо и лавировала меж крыш высоток. Аккуратно приземлившись на вершину Эйфелевой башни, ЛедиБаг практически тут же нашла взглядом своего напарника, расправившего плечи и смотрящего на город с высоты птичьего полёта. И, кажется, даже не заметившего её появления. Но это только кажется. — Здравствуй, ЛедиБаг, — произнёс он как-то отдалённо. — Париж особенно прекрасен в сочельник, тебе не кажется? Но Маринетт было почему-то совсем не до Парижа в данный момент. С Котом было что-то не то. — Кот?.. — как-то настороженно позвала она, медленно подходя ближе. — С тобой всё нормально? — Более чем, моя Леди, — лучезарно улыбнулся парень, разворачиваясь корпусом к напарнице. И ЛедиБаг была готова поклясться прямо здесь и сейчас, что никогда не видела, чтобы глаза Нуара так блестели. Он выглядел так, будто недавно исполнилась его самая заветная мечта. Не контролируя свои действия и вообще поначалу не соображая, что творит её тело, ЛедиБаг... нет. Маринетт за маской ЛедиБаг — так будет правильнее — подошла вплотную к оцепеневшему лучшему другу и, встав на цыпочки, прикоснулась губами к щеке покрасневшего до кончиков ушей напарника. — С Рождеством, Котёнок, — с улыбкой прошептала она, не найдя больше иных слов. Да и не нужны они были, так как вкупе с постепенно краснеющей ЛедиБаг эти смотрелись вполне достойно. — С Рождеством, моя Леди, — спустя несколько секунд также прошептал Кот Нуар, даже не веря до конца, что это происходит именно с ним и именно в реальности. Он точно не будет мыть эту щёку.

***

— Но это ведь был просто поцелуй в щёчку! — недовольно сказала Эмма, будто пытаясь что-то усердно доказать, активно жестикулируя. — Ты ещё слишком маленькая для больших подробностей, — улыбнулась Маринетт, поправляя мишуру на ёлке. В ответ Эмма лишь надулась, скрестив руки на уровне груди и этим самым адски напомнив своей матери Кота Нуара и рассмешив своего братика. Показав Хьюго язык, девочка хмыкнула и отвернулась ото всех, будто этим самым пытаясь объявить бойкот. Мадам Агрест покачала головой, не прекращая улыбаться, и проверяя, всё ли на столе находится на своих местах. Мало ли она по старой привычке что-то упустила и сейчас там на кухне что-то подгорает? Тем более такое уже было один раз... Ладно, два, но во второй не всё подгорело, так что не считается. Тем временем в зал тихо зашёл Адриан. Маринетт заметила его краем глаза и он это понял, приложив палец к губам, тем самым попросив молчать. Женщина ухмыльнулась, но решила подыграть. Добравшись на цыпочках до дивана, Адриан схватил свою дочку на руки и начал щекотать. Та залилась звонким смехом, а Хьюго, наблюдая за всем этим, тоже захихикал и замахал ножками и ручками, что-то сказав на лишь ему понятном языке. — На самом деле, — начал шептать мужчина в ухо Эммы. — мы поцеловались в канун Рождества. В тот самый год. Как-нибудь расскажу, когда мамы не будет дома. — Эй! — попыталась изобразить возмущение брюнетка, но на самом деле она с трудом сдерживала смех. — Я вам дам «Когда мамы не будет дома»! Специально вас ни на минуту не оставлю. Эмма вновь засмеялась, но всю эту идиллию прервал дверной звонок. Девочка, вырвавшись из рук отца и с радостным криком: «Я открою!» помчалась к двери, и через секунду Агрест младшую как ветром сдуло. Адриан с улыбкой проводил убежавшую дочь взглядом а после подошёл и обнял супругу за талию, утыкаясь носом ей в волосы. Маринетт не смогла сдержать улыбки. — Я всё ещё не могу поверить, что ты и правда на меня грохнулась тогда, Мурцесса, — приподнял уголки губ он, смотря на жену лукаво блистающими весенне-зелёными глазами, в коих было почти всегда смешано столько озорства и энергии, что у Маринетт само по себе улучшалось настроение. — Вообще-то я не грохнулась, а упала, — по-деловому, но с улыбкой, поправила мужа женщина. — Глохнулась! — выкрикнул хихикающий Хьюго, который, кажется, был не совсем доволен тем, что его оставили без внимания. — Видишь? Даже наш сын со мной согласен, — горделиво произнёс блондин, заставив мадам Агрест закатить глаза и с ухмылкой ответить: — Молчал бы лучше. Скажи спасибо, что я упустила кое-какие подробности, иначе Эмма ещё с истории о нашем знакомстве узнала бы, что её папочка больше десяти лет щеголял в кошачьем костюме. Мужчина не удержался от смешка и уже было хотел выдвинуть какой-то каламбур из своего почти шестнадцатилетнего арсенала, как вдруг вместе с Маринетт вздрогнул всем телом, как только по всему дому разнеслось такое знакомое: — Агресты! Какого Санты ваши обязанности встречать гостей выполняют дети?! — Алья... — симультанно вздохнули супруги и как раз вовремя успели натянуть улыбки к тому моменту, как уже девять лет как мадам Ляиф зашла в гостевую. За своей женой в гостиную вошёл и Нино, а после забежали и Эмма с Амалией. Амалия была восьмилетней дочерью Альи и Нино с отцовскими глазами но поистине маминым нравом. Девочки шустро уселись на диван, попросив Адриана налить им сока. — С Рождеством, Алья, — улыбнулась Маринетт и обняла свою подругу, прекрасно зная, что это её успокоит. — И тебя, девочка моя. — Смотрите! Смотрите! Снег пошёл! — подскочила радостная Эмма, забравшись на диван и примкнув к окну, словно зачарованная наблюдая за грациозно падающими пушистыми снежинками. Когда все присели за стол, Нино налил Амалии и Эмме ещё сока, так как те успели всё выпить, а всем взрослым предложил шампанское. Алья тем временем пихнула Маринетт в бок и шепнула, что её муж специально перед выходом репетировал тост, заранее решив, что он должен быть самым первым. Нино сделал вид, что не услышал слов жены, предвкушающе улыбаясь. Прочистив горло и оглядев присутствующих, шатен начал свою речь. — Завтра тот самый день, когда по библии родился Иисус Христос. Я не видел его и вообще никогда не был с ним знаком лично, но я уверен, что он бы хотел, чтобы мы были открыты. Жизнь нас учит многому и одно из самых важных её учений, это искренность. Открытые люди — это счастливые люди. А счастливые люди, как известно, живут дольше и лучше. И да, я специально раздобыл информацию. Так вот, — он немного запнулся, но сразу поспешил продолжить, как только нужные слова пришли в голову. — я желаю всем здесь присутствующим быть открытым сердцем, дабы заряжать других своим теплом. Дабы могли доверять, дабы любить и быть любимым. Желаю, чтобы эта открытость помогла в будущем и вообще, чтобы всё у нас было хорошо. Всем счастливого Рождества! Алья, Маринетт и Адриан с девочками жестом потребовали быть тише, указав взглядом на уже постепенно засыпающего в своём стульчике Хьюго. Нино быстро собрался, подняв бокал и шёпотом повторив: — Всем счастливого Рождества. По комнате разнёсся стук стаканов и бокалов друг о друга и тихое: «Ура!».