Радужные дни

Вчера по телевизору передавали штормовое предупреждение. — Невероятно, в кои-то веки синоптики правы, — негромко ворчит Хаято, стаскивая с себя омерзительно мокрую и липнущую к телу рубашку. К счастью, в комнате Десятого всегда тепло и сухо, поэтому избавиться от холодной сырой одежды очень приятно. Продрогший под ливнем Хаято довольно быстро начинает отогреваться, и ему нравится это чувство. Помогает ощущать себя живым. — Лучше бы они были правы почаще, тогда, может быть, им бы кто-то поверил, и мы бы не угодили в самую непогоду, — такой же совершенно мокрый Цуна сидит рядом и с яростным упорством трёт полотенцем отяжелевшую от влаги густую копну своих волос. — Я уж думал, нас ветром унесёт. — Зато, может, мы бы попали в Волшебную страну, — ободряюще шутит Ямамото, которого, кажется, совершенно не беспокоит то, что с него потоками льётся вода. Хаято не нравится, что от его носков на полу остаются большие мокрые пятна. И нелепая попытка поднять общий боевой дух ему тоже не по душе. Оптимисты его вообще раздражают. Но, может, сегодня это не так уж мерзко. Пусть они и попали в самую бурю, оказались полностью — хоть выжимай! — вымочены дождём и едва могли идти из-за хлещущего прямо в лицо сильного ветра, но сейчас они уже дома. Хаято немного удивительно употреблять — даже про себя — это слово, но из песни слов не выкинешь. По крайней мере, лично для него жилище семьи Савада похоже на дом больше, чем что-либо ещё. Чем даже его родной особняк. Ему здесь всегда тепло и уютно. А ещё тут есть важный ему человек, и Хаято думает, что этого ему вполне достаточно. Пусть за окном бушует непогода, главное — что они здесь. …да, даже Ямамото. В конце концов, должен же кто-то заполнять тишину? Сейчас Хаято определяет его как радио — раздражающий, но необходимый привычный фон, бормочет там себе и ладно. — Поверь, уж кто-то, а мы бы точно туда не попали, — спорит с Ямамото накинувший на себя тёплое одеяло Десятый, и Хаято вполне с ним согласен, ведь Волшебная страна — это просто детская сказка. Только такие балбесы, как бейсбольный идиот, могут верить в это. — Не занудствуй, Цуна! — смеётся Ямамото, плюхаясь на подушку рядом со столиком. — А то ты как старый дед! Стоящий у окна Хаято может поспорить, что тот только что выразительно показал Десятому взглядом на его спину, но решает отложить разборки на потом. Так и быть, пусть этот балбес поживёт ещё немного… Например, до того момента, как они вместе пойдут домой, вот тогда можно будет со спокойной душой надавать ему подзатыльников. А тут слишком уютно, чтобы устраивать смертоубийство. Отогнув занавеску, Хаято смотрит, как дрожащие ветки стучатся в стекло, как льются с крыши струи дождевой воды, как ветер обрывает цветы Наны… И тем контрастнее происходящее в комнате. Закутанный по самые уши в одеяло Десятый упорно пытается дать сопротивляющемуся Ямамото одну из своих рубашек, а тот только смеётся и говорит, что любая из них треснет на нём и это будет очень грустно. На столе стоит горячий чай, принесённый Наной, и тарелка с аппетитно пахнущими плюшками, один вид (что уж говорить про запах!) которых вызывает громкое урчание в животе. Вещи сушатся на всех поверхностях, до которых можно было дотянуться, и отчего-то это тоже выглядит очень уютно. Занавески закрыты, поэтому складывается впечатление, что эта комната — маленький самостоятельный мир, в котором всегда тепло. За окном бушует буря, и вполне возможно, что, если она не закончится до ночи, то Хаято и Ямамото не смогут уйти домой… Но Хаято уже дома.