— Всем привет! Это клуб радиолюбителей Академии Намимори, и мы хотим провести последнюю радиопередачу!
Ученики выходили из общежитий — кто в пижамах, кто полуголые, кто на ходу застегивая форму. И все они, как один, смотрели вверх, на длинное темное лезвие бывшей Арены, с которого ветер горстями швырял белоснежные лепестки.
— Говорят, все мы желаем в глубине души найти чудо, вечность и виноградные леденцы!
— Скажете, мы неправы?
— Конечно же неправы. Виноградные леденцы тут ни при чем! Но о чудесах и вечности хотя бы разок мечтал каждый, правильно?
— А ты?
— Я как раз думаю в основном о винограде… Но исключительно свежем, спелом и сладком. Как ты можешь догадаться, это ужасная редкость.
— Ты как всегда в своем репертуаре, Би-ко.
— Неужели?.. Но давай постараемся провести последний эфир… не как обычно?
— Думаешь, это имеет смысл? Нас любят такими, какие мы есть, верно?
— Ты только сегодня это поняла?
— Ну, Би-ко…
— Ладно. Ты права. Знаешь, когда я думаю обо всем этом… Принц показал нам мир в несколько другом свете. Даже розы — и те поменяли цвет.
— Да! И именно это и есть та самая новость, ради которой мы использовали свое право «особого экстренного выпуска»!
— Если вы забыли, это право предоставлено нам Дисциплинарным Комитетом, чтобы иметь возможность в любое время оповестить всех без исключения студентов Академии Намимори о…
— О том, что Принц вернулся и принес в мир революцию!
— Вообще-то — о любых глобальных новостях, включая землетрясение и третью мировую. Впрочем, на этот раз ты права. Событие, которого многие из нас ждали с замиранием сердца, наконец произошло. Таинственная Дуэльная игра завершена, а ее победитель…
— Победительница!
— В смысле?!
— Что-то не так? У меня тут ее имя, класс и возраст! Заверено Хибари-саном!
— Но разве девушка может стать Принцем?
И в тишине всеобщего молчания в эфире прозвучал голос, который большинство студентов слышало впервые:
— В этом-то и загвоздка. Я думаю, вас дезинформировали.
— Ч-что?!
— Кто это говорит?!
— На связи корабль «Спаситель», переименованный в «Десятое поколение», — говорящая на мновение умолкла, а потом коротко фыркнула:
— Шутка.
— Как вы можете так шутить, Савада-сан?!
— Могу и шучу, э-э… А-ко?
— Би-ко.
— Извините. Так вот, могу и шучу, потому что завтра утром вы все проснетесь в Академии Намимори, в которой не произошло никакой революции.
— В смысле?! — яростно зашипел Хибари в наушнике. Тсуна вытащила гарнитуру из уха и положила на пульт. Деймон стоял рядом, всем своим видом демонстрируя, что она все говорит правильно.
— Запомните: «всеобщей революции» не существует. Единственный ее вид — это всеобщее уничтожение. Неважно, каким путем: сбросом бомбы или иллюзией, охватывающей весь мир. Вечность — отсутствие движения, вечный стоп-кадр. В отсутствии движения не бывает жизни. А знаете, где еще ее не бывает?
Тишина. Девочки-ведущие, кем бы они ни были, молчали.
— Вы не хотите отвечать, потому что поняли все и так, да? Всеобщая революция — это смерть. Невозможно привести всех к счастью одним, общим для всех путем. Мало того, революция вас к нему и не ведет. Она просто открывает двери.
Тсуна усмехнулась снова.
— У каждого дверь — своя. И путь к ней — свой. И ключ тоже свой, собственный. Сегодня кто-то покинет Академию, кто-то получит ключ, а кто-то только начнет изменяться. И я не могу дать вам ни одного совета, который бы вам помог.
— Точно?.. — дрожащим голосом спросила одна из девочек. Голос у нее был повыше и позвонче, чем у Би-ко, так что Тсуна решила, что это — А-ко.
— Ну… Ладно, я опять пошутила.
Кажется, ей начинало это нравиться. Она прямо чувствовала, как девочки внимают каждому ее слову, и не могла удержаться от подтруниваний. Возможно, причина крылась в долгом и продуктивном знакомстве с десятыми Хранителями Вонголы, которые на полном серьезе ржали с любой тсуниной шутки. Даже если она была отвратительной.
— Значит, вы все-таки можете передать что-то нашим слушателям? — деловито спросила Би-ко. — Так сказать, напутствие победителя?
— Эм, да. — Тсуна задумчиво почесала в затылке, придумывая фразу. — Э-э… Ключ подойдет любой.
В эфире повисла крайне долгая тишина. Тсуна успела досчитать до десяти.
— И это все?
— А что я еще могу вам сказать? — спросила Тсуна и отключилась. Потом она перекинула вызов Хибари на основные динамики, и в следующий миг стены корабля выгнулись наружу от гневного вопля:
— Черт тебя подери, Зверек, что за хрень ты несла?!
— Все, что посчитала нужным.
— Надеюсь, ты всю оставшуюся жизнь будешь читать по чертовой бумажке!
— Прости, Хибари-сан, — вздохнула Тсуна. — Ну, а зачем они устроили это все? Скажи, это хоть чем-то поможет?
Она развернула на голопроекторе то, что Хибари скинул ей получасом ранее. Это была карта «аномалии», как выразился Хибари — «циклической многомерной иллюзии типа spira mirabilis». Было бы преувеличением сказать, что Тсуна поняла из этой характеристики хоть одно слово, кроме «иллюзии». Вернее, по отдельности каждое слово она понимала прекрасно, но вот вместе — ни в какую. Из длительного, заумного и излишне подробного объяснения Хибари она поняла только то, что эта иллюзия умеет использовать эмоции людей, чтобы себя восстанавливать.
Все.
И это для Тсуны уже давно перестало быть тайной. Академия жила чувствами тех, кто в ней учился. В каждом камне и каждой розе здесь отпечатались чьи-то мечты, надежды и безрассудные желания. Деймон Спейд создал чудовищный воображаемый механизм, и теперь тот существовал сам по себе, пожирая пространство, время и собственного творца.
— Мы должны хотя бы попытаться, — вздохнул Хибари. — Так сказал Конь. Понятно, что Академия загладит повреждения, но впервые ей был нанесен настолько массивный урон. Ты же понимаешь, что вытравить воспоминания целой школы будет нелегко?
— Ага, — легко согласилась Тсуна. — Разные привязки, логические цепочки и так далее. Они начнут обнаруживать неувязки, одни за другой. Будут развивать конспирологические теории, чтобы хоть что-то объяснить, и в итоге эту школу ожидает невиданный бум странных клубов. Надеюсь, Гокудера-кун получит удовольствие.
— Я собираюсь последовать за вами в реальный мир, Десятая! — вклинился Гокудера. — Не прямо сейчас, но очень скоро. Нам надо кое с чем разобраться, и вот тогда…
— Я буду ждать.
— Спасибо!
— Было бы за что, — фыркнула Тсуна и вернулась к схеме Академии. Сейчас проекция трещала по швам, разрываемая смятением учеников. Никто из них не желал лечь спать и позволить иллюзии залатать дыры; они метались, шумели, обсуждали, массово нарушали правила — и Дисциплинарный Комитет не спешил это останавливать. — Как там ваша супер-идея, готова?
— Подключи шестой канал.
Тсуна беспомощно посмотрела на ряды кнопок. Которая из них?.. Деймон посмотрел на нее, вздохнул и сам отщелкнул какой-то рычаг.
В разговор вступил новый участник.
— Комитет Ликвидации извещает: зарядка закончена на весьмьдесят девять процентов!
— Комитет? — протянул Ламбо уныло. — И-пин, с каких пор я состою в вашем женском батальоне?
— Ну как тебе сказать, — мягко ответила китаянка. Как оказалось, когда она не кричала и не ругалась, у нее был очень красивый и нежный голос. — С тех самых, с которых глава клуба оказалась одной из иллюзий Деймона Спейда.
— Нет-нет! — возмутилась Тсуна. — Я протестую! Давайте относиться к ним как к живым людям, вы же сами видите, как тут сложно! Разве Энма-тян — просто иллюзия? Если бы это было так, я бы не пыталась ее сейчас вытащить!
— Ну, не каждой иллюзии достается столько любви и веры… — пробормотал Деймон себе под нос, но Тсуна услышала и пихнула его локтем в бок:
— Адельхейд тоже наверняка кто-то любил! Подождите, я уверена, что она еще объявится!
В динамиках раздался красноречивый хруст разминаемых кулаков.
— Ей придется отбить у меня Комитет обратно.
— Хи…
— Девяносто три процента, — дрожащим голосом сказал Ламбо. — Я сейчас упаду.
— Мне поцеловать тебя еще раз?
— И-пин!
— Двенадцатый, — сказал Деймон и подключил еще один канал.
Тишина. Кто бы ни присоединился к общему эфиру — он не спешил что-то говорить.
— Привет? — нерешительно спросила Тсуна.
На том конце откашлялись.
— Наш договор выполнен, Хибари Кея, — зловеще произнес низкий и сиплый женский голос, показавшийся Тсуне смутно знакомым. — Я зарядила Ураганом все, что требовалось.
— Благодарю, — мгновенно ответил Хибари. — За мной должок. Но только перед вами, а не перед семьей Томазо.
— Томазо?!
— Что-то не так, Вонгола?
— Томазо! — выкрикнула Тсуна. Так вот где она слышала этот голос! — Это вы, Пантера-сан из будущего?! Конечно же вы! Я узнала вас!
— Из… будущего? — произнесла та как будто с трудом. — Я не знаю. Тут сложно разобраться.
— Мне очень жаль, что в тот раз я оскорбила вас! Я все хотела извиниться, но ни разу больше не попала под базуку десятилетия, и вот… Но я серьезно не хотела сказать, что вы плохой консильери или что-то еще, я просто была не в себе тогда!
Пантера кашлянула и умолкла. Пауза оказалась столь длинной, что Тсуна решила уже, будто спугнула собеседницу своей тирадой. Но Пантера в конце концов все-таки ответила:
-…А.
— Пантера-сан?
— Ну… — та явно что-то спешно обдумывала. — Это… полагаю, я должна извиниться перед тобой в ответ. За то, что играла против тебя и тогда, и сейчас.
— Хи?
— Но я не буду. С самого начала меня не волнует твое, Вонгола, благополучие. Меня волнует только моя Семья и мой босс, все. Какие-то проблемы?
— Нет-нет, никаких, — вздохнула Тсуна. — Я уже привыкла.
— В таком случае разреши откланяться. Мне предстоит держать свою часть работы в полной готовности, а ножи постепенно разряжаются. Гокудера Хаято, если ты не хочешь, чтобы я тебя прирезала ко всем чертям — соизволь уже вылезти из своих гороскопов и явиться.
— Это не гороскопы, это сводки астрономических аномалий Академии! Я почти уверен, что если успею обработать все данные Астрономического клуба, мы найдем идеальную точку выхода, которая…
— Да мне похер.
— Да твою ж налево. Десятая, извините, я вас покину.
— Окей, — Тсуна вздохнула и устало села на пол, продолжая сжимать в руке микрофон. — Ламбо, И-пин?
— Мы готовы!
— Хибари-сан, еще что-то?
— Я жду доклада от Кусакабе.
— Может быть, я могу что-то сделать? — спросила Тсуна. — Как-то помочь?
— Ты уже очень сильно помогаешь тем, что держишь связь, Зверек.
Тсуна улыбнулась. Спокойный, выдержанный и вежливый Хибари, — пусть и не всегда, — надо же! Академия изменила его к лучшему. Жаль было даже забывать об этом. Согласно расчетам, которые передал Дино, последствия разрушения «аномалии» могли затронуть пространство и время по всем направлениям; какая уж тут память — тут дай бог опять родиться. Тсуна уже спрашивала у Хибари, насколько глубоким будет вмешательство, но он не смог сказать ничего определенного.
— Я боюсь, наши судьбы теперь очень сильно изменятся, — вдруг произнес Деймон, и это был первый раз, когда он сказал не «я думаю» или «я уверен», а именно «я боюсь». Тсуна оглянулась: он так смотрел на собственное отражение в блестящей поверхности пульта, как будто сам себе удивлялся.
— Ты забудешь… все, да? — спросила она. — И не знаешь, что случится с тобой теперь?
— Да какая уже мне разница, — улыбнулся Деймон печально. — Изменения не важны, если ты о них не знаешь. Просто…
Он осторожно погладил приборную панель.
— Елена, — позвал он. Система корабля тут же откликнулась:
— Да?
— Нет-нет, ничего, — в уголках рта Деймона залегли скорбные складки, и он показался старше и еще красивее, чем прежде. Тсуне стало его жаль.
— Так кто такая эта Елена? Она очень важна для тебя, да?
Он невесомо пробежался кончиками пальцев по клавишам.
— Так звали мою невесту. Ту самую, с которой все началось… вернее, все началось с ее смерти. — Его пассаж по приборной панели расцвечивался дробным стуком длинных ногтей. — А еще у нее был точно такой же голос.
— Хибари-сан говорил, что Комитет воспользовался при постройке корабля каким-то случайным диском, — она постаралась улыбнуться Деймону ободряюще. — Может быть, получится найти его еще раз, хорошенько изучить и сделать Елену более… более…
— Все в порядке.
— Я не хочу уходить, оставляя все в таком виде, — насупилась Тсуна.
Деймон пожал плечами:
— Не имеет значения. Тебе же сказали: в какой момент бы иллюзия не разрушилась, для тебя это всегда будет момент твоего ухода.
— Я все еще не поняла, как это.
— Ну… Вот и узнаешь.
Они покосились друг на друга, и, не сговариваясь, шагнули в противоположные стороны, пропуская к пульту Энму. Обнимая себя за плечи, Невеста-Роза наклонилась над штурвалом.
— Энма-тян, — позвала ее Тсуна, осторожно отодвигая вбок упавшую на пульт управления тяжелую косу.
— Вы… сказали, что я должна буду помочь.
— Да. — Деймон выпрямился, глядя на Энму сверху вниз. — Если хочешь остаться со своим Принцем, конечно же.
— Эй, Деймон, может хватит этой вашей чепухи?
— В Академии это не чепуха. Ты поверила в Энму — но выбрать она должна все равно самостоятельно.
Невеста-Роза закрыла лицо руками.
— А если я… останусь? Если я не захочу? — она заметно вздрогнула, когда Деймон положил руку ей на спину и стал расстегивать крючки на платье. — Если я боюсь и не верю? Если я не представляю себе, как мне поступить? Ты никогда не требовал от меня принимать решения!
— Ну, все однажды бывает в первый раз. К тому же…
Деймон улыбнулся, и черты его смягчились, глаза остро блеснули в тени растрепанной челки.
— Когда ты решаешь сама, как тебе быть дальше — ты превращаешься во взрослого человека. Нельзя остаться ребенком навсегда, Энма.
Последний крючок под его пальцами с щелчком разомкнулся, и тяжелый алый бархат пополз с округлых девичьих плеч.
— Невеста-Роза — вечная невеста, вечное дитя на пороге взросления. Берут ли твое тело, терзают ли твою душу — неважно. Ты всегда остаешься ребенком, не знающим собственных решений. Ведомым. Ты… — он запнулся на секунду, — ты была создана мной из образа Симоны в ее семнадцать лет. Ей было чему поучиться. Хорошо, что у нее были Джотто, я и… остальные.
Энма встряхнулась. Платье рухнуло на пол. Она осталась облаченной лишь в собственные волосы, и Деймон принялся и за них, выплетая золотые нити и впутанные в волнистые пряди игрушки. Он вытаскивал бесчисленные мелкие бантики, заколки, звездочки и сердечки, которые Энма по часу вплетала в волосы после ванны, и раскладывал их по пульту управления. В трепещущем свете Тсуниного пламени они блестели и переливались, отбрасывая длинные черные тени.
— Дей… — выдохнула Энма, опуская голову.
— Симона однажды сделала свой выбор — каким бы он ни был. Давай так: ты — самая лучшая Невеста-Роза, какая только могла существовать, и ты станешь самой лучшей взрослой женщиной.
Выпрямившись, Энма подняла руки и дотронулась до волос, взбитых в багряное облако.
— Голова такая легкая… — пробормотала она. — Ты думаешь, я смогу поверить хоть одному твоему слову?
— Это тоже выбор.
Динамики с треском ожили. Через них в рубку ворвался отдаленный шум и треск, и сквозь них послышался голос Хибари:
— Всем отчитаться!
Эфир ожил.
— И-пин и Ламбо — в норме! Заряд девяносто девять, сейчас дожмем!
— Пантера и Гокудера Хаято — полная готовность!
— Хорошо, — твердо сказал Хибари. — Кусакабе, колокола!
— Есть, Хибари-сан!
— Зверек?
— А? — спросила Тсуна, выпрямляясь и кладя руки на штурвал.
— Ты готова?
— Мы, — твердо ответила она. — Энма, Деймон, вы готовы?
После секундной заминки, показавшейся ей
самой настоящей вечностью, поверх ее рук на штурвал легли тонкие теплые ладони, и облако красных волос окутало плечи.
— Да, — ответила Энма и прижалась грудью к ее спине.
— В таком случае, — провозгласил Хибари, — операция «Революция» начинается!
—
Елена! — хрипло закричал Деймон.
— Да?
— Считай!
Тсуна не видела, но почувствовала, как воздух уплотняется в его ладонях и превращается в колоду карт.
— Пять, — безжизненным голосом произнесла система корабля. — Четыре. Три. Два. Один…
Ее голос дрогнул.
— Вероятность успеха не существует. Я деактивируюсь.
— Сейчас! — не своим голосом выкрикнул Хибари, и его крик слился с криком Деймона.
Тсуна всем телом навалилась на тяжелый вычурный обод штурвала, с усилием проворачивая его.
«Спаситель» вздрогнул на тонкой, длинной каменной игле, покачнулся — и обрушился вниз.
Где-то далеко замер, вцепившись искрящими руками в провода, Ламбо. И-пин задрала голову, провожая взглядом горящую всеми цветами радуги махину корабля.
Гокудера Хаято одними губами произнес «удачи, Десятая»; рядом с ним худая растрепанная женщина с полузакрытым длинной челкой лицом взмахнула ладонью, и заряженные Пламенем Урагана вертушки разом раскрутились, вонзаясь в невидимую скорлупу все глубже.
Кусакабе Тетсуя медленно опустил руку с мобильным телефоном, глядя на то, как корабль распускается, словно цветок розы — разваливается на тысячу обломков — и гигантское синее лезвие торжествующе упирается в иллюзорные небеса.
В Башне студсовета, в наспех оборудованном связном пункте, Хибари Кея откинулся на спинку стула и закрыл глаза.
В недрах корабля раздался душераздирающий скрип.
Штурвал повернулся раз, повернулся два — и раскрутился в воздухе безумной каруселью. Что-то грохнуло, из-под потолка посыпались белые искры. Пол качнулся из стороны в сторону, как огромные качели, Тсуна и Энма вцепились друг в друга и пульт управления разом, и их осыпало мелкой, пахучей ржавой трухой.
Стены над ними рушились, пол под ними крошился; пламя на лбу Тсуны росло и грело, белоснежный мундир Принца тлел, превращаясь в обугленные лохмотья — нежный, как полуувядшие цветочные лепестки, тонкий, как аромат непредвиденной смерти; он обнимал ее пеплом и запахом гари, обещал — оставайся с нами, будешь нашей надеждой.
Тсуна нашла на ощупь ладонь Энмы и крепко сжала.
А потом Невеста-Роза наконец открыла глаза, и на лбу ее вспыхнул тяжелый красный огонь.
и восемь триллионов мечей наконец-то оставили его сердце
«Мир, в котором можно быть мертвым и одновременно жить…
Такое искушение для меня.»
«Хочешь яблоко?»
— СИЛА,
СПОСОБНАЯ
ИЗМЕНИТЬ
МИР!
Выстрел!
Умирая, Тсуна сожалела о том, что увидела, оглянувшись.
Деймон Спейд стоял на самом краю трещащей по стыкам Арены; а рядом с ним, держа его за руку, стояла самая прекрасная девушка, какую Тсуна когда-либо встречала в своей жизни. Ее белоснежное платье Невесты-Розы трепалось и хлопало на ветру, надо лбом блестел тонкий зубчатый ободок короны, и белокурые волосы развевались, как флаг; встретившись взглядом с Тсуной, девушка улыбнулась — дескать, не беспокойся, все хорошо, — и прижалась к Деймону. В искрах разноцветного пламени, в лепестках алых роз белоснежный плащ Принца за плечами Спейда походил на крылья; и огромные, сияющие белые крылья были еще одной вещью, заставившей Тсуну сожалеть — и оттого возродиться.
— А?!
Утром воскресенья Тсуна проснулась от того, что солнце било ей в глаза через незадернутое окно.
Она бы полежала в постели еще немного; Реборна не было видно, а значит никто не мог поднять ее по команде. Но снилось ей что-то такое, после чего точно не удалось бы уснуть по новой.
Интересно, что же это был за сон?
Тсуна села и потянулась, щурясь на ослепительно-синее небо в окне. Что за утомительная выдалась неделька! Школа, переведенные ученики и вся эта чепуха с церемонией наследования… Сползая с кровати, она взъерошила коротко остриженные волосы. На затылке они уже подросли и теперь завивались колечками — Тсуна точно знала, она смотрела вчера вечером через два зеркала. Реборн, правда, над ней посмеялся — но что он вообще знал о женских проблемах!
В манге то и дело говорили о «трогательных завитках волос» в самых разнообразных местах, но обычно все-таки на затылке. С жизнью Тсуны длинные волосы ей не светили, но кто сказал, что стриженая девушка не может быть прелестной?
Она размышляла об этом ровно до тех пор, пока не подняла голову от умывальника и не увидела в зеркале свою дебильную ухмылку на пол-лица. Выглядело это так глупо, что Тсуна поспешно плеснула на себя водой, срочно стирая это ужасное выражение.
И что с ней не так!
В любом случае, подумала она, приглаживая волосы мокрой щеткой — бесполезное занятие, они все равно стояли дыбом, — за этот выходной ей нужно было придумать план действий. Она не собиралась становиться боссом мафии или что-то в этом роде! Все что угодно, но только не это! Реборн наверняка надеялся, что церемония наследования впутает Тсуну в мир мафии окончательно; но не тут-то было.
Она не собиралась сдаваться без боя!
Спускалась по лестнице Тсуна уже в самом боевом настрое, воинственно стуча пятками.
— Ох, Тсу-тян, — улыбнулась Нана, оборачиваясь к ней и продолжая при этом помешивать что-то на плите. — Ты встала так рано! Это не в твоем стиле!
Тсуна фыркнула, машинально запустила пятерню в волосы и тут же растрепала все, что ей удалось пригладить.
— Н-ну… мне было, о чем подумать…
Нана хихикнула и легонько взмахнула прихваткой:
— Ох, Тсу-тян стала такой большой!
— Возможно… — протянула Тсуна, повернулась к столу и замерла.
На нее смотрело пять пар глаз, плюс Ламбо. Ламбо на нее, правда, не смотрел и потому не считался.
— Извини, что беспокоим тебя, Савада Тсунаеши-сан, — сказала высокая, полногрудая девушка в черной форме. Как там ее звали? Адельхейд?
Нана тут же обернулась к ней:
— Не стесняйся, обращайся в любое время! Еще много осталось!
Вздохнув, Тсуна едва удержалась от того, чтобы закрыть лицо руками. Маман опять не заметила, что обращаются не к ней; да она вообще, черт подери, ничего не заметила!
Интересно, ее хоть немного смущало происходящее или нет?!
— Что это?! — заорала Тсуна, обвиняюще ткнув пальцем в «переведенных учеников», в полном составе расположившихся на кухне дома семьи Савада. — Что происходит?!
Адельхейд смерила ее взглядом… нет, не грозным, не ледяным. Хуже.
Это определенно был взгляд «старшей сестры», и от него Тсуне захотелось сбежать еще дальше, чем от любого другого.
— Вот наш ответ на твою просьбу защищать тебя как Семья Шимон.
И еще раз — что?!
— Каждый из нас по очереди будет оставаться в этом доме, охраняя тебя.
Тсуна вдохнула, выдохнула и повторила эту процедуру где-то десять раз — до полного успокоения нервов. А потом очень мягко и вежливо спросила:
— Оставаться? В смысле, и на ночь?
— Я никогда не была против твоих друзей, Тсу-тян! — тут же отозвалась от плиты Нана. — Пусть остаются, если надо, я не имею ничего против.
— Ты все не так поняла!
Адельхейд покосилась на Нану, легонько пожала плечами и продолжила:
— Семья Шимон тоже заинтересована в том, чтобы церемония наследования прошла успешно. Ради этого мы согласны сотрудничать всеми возможными способами.
— Ты же не можешь сказать это всерьез… — пробормотала Тсуна.
Нана опять вмешалась:
— Церемония? Это вроде школьной вечеринки?
— Мы все сегодня здесь, — добавила Адельхейд. — Ну, почти. Это потому, что сегодня первый день. И… — она покосилась на одного из своих спутников, худого смугловатого парня в шляпе, — потому что
кое-кто вбил себе в голову, что ему тут полагается угощение.
Тсуна машинально кивнула. Ситуация была не менее безумной, чем обычно.
Что она там говорила себе про «посидеть в одиночестве и продумать план действий»?..
— Мы уходим, — тем временем сказала Адельхейд, поднимаясь. — Тут останется только Аоба Койо…
— Подожди-подожди! — перебила ее Тсуна, оборачиваясь к той, кто молчала все это время. — Энма-тян, ты в порядке?
«Энма-тян» медленно подняла голову. Тяжелые багряные волосы соскользнули тяжелым грузом ей на колени.
В прошлый раз Тсуна не успела разглядеть новую одноклассницу, но теперь утреннее солнце безжалостно озарило узкое, худенькое личико с пластырем на носу, засверкало в ярких волосах, глазах и ресницах; собственно, в лице Энмы глаза и были самым притягательным. Огромные, с расширенными зрачками, с узором пятен на радужке, они словно светились изнутри. В них были печаль, усталость и еще — затаенная, теплая тьма.
Тсуна медленно шагнула вперед, протягивая Энме руку, словно для приветствия; но на самом деле она не знала точно, почему это делает. Просто сейчас, во вторую их встречу, Козато Энма показалась ей очень важным человеком.
— Я очень благодарна за вашу помощь, — сказала она так, как будто это именно Энма произнесла всю ту речь про охрану и «все возможные методы».
Энма растерянно моргнула, осторожно коснулась пальцами раскрытой Тсуниной ладони, и на секунду ее всю — тонкое лицо, алые губы, теплый и темный взгляд, высокую грудь под узкой форменной курткой — словно высветило прожектором.
Тсуна склонила голову набок. Она пыталась, но никак не могла вспомнить, как же называется это чувство — чувство, что ты знаешь кого-то
целую вечность.
— Х-хорошо, — заикаясь, невпопад ответила Энма. — М-мы постараемся…
Ее голос угас. Повисла долгая и странная пауза. Тсуна смотрела на Энму, Энма на Тсуну, Шимон в полном составе таращились на них обоих. Даже Нана замерла, перестала хлопотать у плиты и внимательно уставилась на дочь.
— Эй, Тсуна! — крик Ламбо разрушил все смутное очарование момента. — А ну! Что это, Тсуна?!
В чумазой детской ладошке лежало огромное, перламутрово сверкающее перо. Тсуна наклонилась, взяла и покрутила в руках.
— Это такое перо. Наверное, занес кто-то с улицы.
Мягкое. А еще очень красивое. В солнечных лучах оно как будто отливало легкой, полупрозрачной радугой; такая призрачная многоцветная дымка бывает над водопадом, где свет проходит сквозь тучи легких брызг. Тсуна погладила перо пальцем и добавила:
— Может быть, его принесла какая-то особенная птица.
Подпрыгнув от нетерпения, Ламбо дернул Тсуну за штанину:
— Птица? А мы ее увидим?
— Не знаю, — Тсуна улыбнулась и положила перо в карман. — Но когда-нибудь мы непременно…
Давным-давно на свете жила девочка, которая решила стать Принцем…
…и никто не знает наверняка, стала ли она им или нет; но известно точно, что однажды она вошла в его замок, и больше ее никогда не видели.
И мы с моим милым сказали ей: «Спасибо за все, госпожа Принц».
Конец.
