Дикий

Дерек не хотел это видеть. Что угодно, даже нашествие внеземных тварей, но только не это. В его жизни и без того случилось столько дерьма, что хватило бы на несколько поколений, поэтому — он не желал видеть то, что могло сломать его окончательно. Прошло больше четырех лет с тех пор, как он набрался решимости порвать с осточертевшим городом, где он подыхал чаще, чем успевал принимать душ. Бросил все, уехал и попробовал жить заново, где больше не было места Скотту и всей его новоиспеченной шайке. Он бросил знакомых людей, относительно близких и в какой-то степени необходимых ему, бросил того, кому не единожды был обязан собственной жизнью. Дерек сумел разорвать тот порочный круг, который начался еще со времен его наивности и преданности Питеру. Он почти забыл запахи и тепло. Забыл, что есть некто, чьи взгляд и голос могли вернуть с того света. И все это рухнуло в одно мгновение, стоило телефону выдать незнакомый номер, за которым скрывался до боли знакомый голос шерифа. Голос, который впервые на его памяти срывался, умоляя помочь. И это могло показаться абсурдным, если бы не тот факт, что Скотту больше не доверяли, а Дерек был единственным, кому шериф мог открыть всю неприглядную правду. Например то, что МакКолл и его новая стая подвели Стайлза. Не прислушались, не приняли мер и не смогли защитить того, кто спустя столько лет по-прежнему оставался человеком. И все это обернулось практически трагедией, потому что Стайлз не смирился и не принял укус. Словно неизлечимая болезнь, поразившая его сознание, помутневшее настолько, что никто и представить себе не мог, чем обернется глупость молодого альфы. И одинокий, оставшийся без поддержки своей стаи, Стайлз оказался укушен незнакомым и, по всей видимости, ненормальным альфой. А ведь он предупреждал их, что пришлый не уйдет без потерь с их стороны, что нужна ему не территория МакКолла, а живая плоть, в которую можно вонзить свои клыки, словно человек — это всего лишь повседневный рацион. Скотт в излюбленной манере отмахнулся, остальные последовали совету своего альфы, а Стайлз оказался слабым звеном — пойман и мгновенно укушен, а затем и вовсе брошен на произвол судьбы. Шериф пытался помочь ровно до тех пор, пока Стайлз не начал срываться. Джон терпел и молчал: Стайлз запретил рассказывать стае. А потом у сына шерифа окончательно поехала крыша. Почти месяц бесполезных попыток адаптироваться, когда тело было готово, а разум отвергал. Почти сутки, напоминающие самые худшие времена в их городке. Стайлз захлебывался в плаче и собственной крови. Он раздирал свое тело так, словно кожа нестерпимо горела адским пламенем. Хотя, может оно так и было. Джон не мог подойти, не мог обнять родного сына, потому что Стайлз буквально пожирал сам себя, пытаясь сдохнуть до того, как лоскуты его плоти зарастут снова в двухтысячный раз. Джон успел рассказать о том, как он сидел на пороге его комнаты, держась продрогшими пальцами за косяки. Как стоял на коленях, умоляя своего ребенка услышать его. Дерек знал: за короткими фразами скрывалось куда больше, чем того хотел сам шериф. И Хейл мог себе представить, как Джон, сидя на коленях, умолял Стайлза остановиться и прекратить это безумие. Хватило всего несколько фраз, мучительной интонации и тихого всхлипа, чтобы представить, как Стайлз на глазах своего отца живьем поедает свою плоть, желая сдохнуть и больше не видеть и не ощущать себя в сознании зверя. И это был худший кошмар Хейла. Да, он бросил всех, разрывая круг. Но единственное, о чем он жалел — это болтливый Стайлз, которого его волк боготворил почти на одной ступени со всеми волчьими богами. Он оставил мальчишку, ради которого был готов ломать собственные устои. Оставил того, чьи глаза снились почти каждую ночь. Дерек бросил не стаю с МакКоллом во главе — он оставил свое сердце и разум, которые почти с самого начала принадлежали единственному слабому человеку из всей их дурацкой компании. А сейчас этот человек умирал. И только потому, что его оставили те, кому он мог доверить свою хрупкую жизнь. Дерек сорвался сразу. Отложил телефон, оделся, подхватил ключи от машины и бегом ринулся на стоянку, практически не слыша окружающих его звуков. Двенадцать часов дороги, еще почти час на то, чтобы увидеть Джона и спальню Стайлза. Дерек даже не пытался связаться с МакКоллом — его он достанет потом и сломает так, что тому придется скулить от боли и страха. И еще один час, чтобы окунуться в запахи леса, в попытке отыскать один единственный, принадлежащий его человеку. Дерек не хотел это видеть. Что угодно, только не то, как Стайлз убивает себя, разрывая тело на десятки кровавых кусков плоти. *** Стайлз помнил не все. Какие-то обрывки фраз, отдаленно знакомые голоса и что-то мучительное, что приносило душевной боли еще больше. Перед глазами изредка появлялся образ какого-то парня, еще пара девушек с приятными голосами. Но самым ярким видением был пожилой мужчина, чем-то отдаленно напоминающий Стайлзу самого себя. Он пытался зацепиться за этот образ, выделить мелкие детали внешности, словно это было важно и, скорее всего, необходимо. А еще был голос, хотя, больше отголосок чужого голоса, который прорывался сквозь марево всей мешанины, которая сдавливала сознание молодого парня. Что-то одновременно знакомое и чужое: сорванное дыхание, хриплый смех, твердость и… нежность? Стайлз едва ли мог дать точное определение тому, что пульсировало в его голове. Его окружал туман, почти осязаемый, хотя он и не был в этом уверен. Он чувствовал холод извне, но пламя, то, что сжирало его изнутри — поглощало все, не давая возможности сфокусироваться на чем-то еще. И в какой-то момент он забыл все. Лишь адское пекло, до которого хотелось добраться, вынуть из себя, как если бы это было привычным действием. Но шум, что-то постороннее — все это отвлекало, мешало ему! Разве так должно быть? И снова этот голос, зовущий его, просящий о чем-то, что Стайлз не понимал… *** Дерек нашел его слишком неожиданно, чтобы принять происходящее за нечто реальное. Какой-то обрыв, которому и не место было в сердцевине этого проклятого леса. И обнаженное тело, покрытое кровью, судорожно дергающееся на самом краю этого места. От Стайлза пахло болью и страхом, обреченностью и чем-то незнакомым, что было невозможно облечь в слова. Мальчишка дрожал, валяясь в собственной крови, рвоте и перегнившей траве. И только подойдя ближе, Дерек понял, что на самом деле происходило с парнем, которого он узнал лишь благодаря запаху и внутреннему чутью. Стайлз пытался содрать с себя кожу. Живьем. Он рвал свое тело когтями, полосуя и разрывая, словно пытаясь добраться до самых костей. Но каждый раз, когда очередной лоскут кожи отрывался от мяса и когтистые пальцы впивались в мягкую плоть — регенерация срабатывала так ошеломляюще быстро, что в это было даже невозможно поверить. Мясо срасталось, притягиваясь нитями, кожа стягивалась, а когти выныривали из плоти, работая лишь на одних инстинктах. А затем все по новой, словно впервые бороздя по уязвимым тканям. Дерек смотрел и не мог поверить. Слишком быстро, слишком явно, слишком неестественно, чтобы казаться правдой. А потом Дерек понял — где-то глубоко внутри себя, Стайлз пытался выжить, несмотря на желание покончить со всем этим внезапным дерьмом. Он не принял своего волка, потому что всегда верил в себя и уважал свое право быть человеком. И человек в нем боролся за жизнь, когда новоиспеченный оборотень пытался сдохнуть от собственных когтей. Это было жутко, невообразимо, но и так же понятно, как если бы сама Талия донесла до своего сына эту простую истину. Дерек не помнил ее слова, но чувствовал силу, и только поэтому осознавал то, что происходило на его глазах. Он не столько видел, сколько чувствовал кровь и всевозможные оттенки мучительной боли. И этого было достаточно, чтобы окончательно принять решение, помня, что перед ним не просто сумасшедший волк, а человек — его мальчишка с дурацким именем и уверенностью, что этот мир еще возможно спасти. Дерек был близко, почти на расстоянии вытянутой руки, где-то на задворках сознания удивляясь тому, что Стайлз не почуял его. Он позволил себе подойти ближе, позволил своему запаху пропитать этот металлический воздух, а затем… — Стайлз?.. Стайлз, посмотри на меня, — тихо произнес он, подходя все ближе. Он думал, что потребуется больше времени, но вместо этого Стайлз просто замер, поднимая голову и прислушиваясь к звукам, словно дикий, лишенный человеческого разума зверь. — Стайлз? — Дерек медленно опустился на колени, протягивая одну руку к обнаженному плечу. — Мечислав, — уже уверенней произнес он. — Мечислав, посмотри на меня. Мечи… Стайлз дернулся слишком резко, будто тело все же успело сломаться под натиском предшествующих пыток над самим собой. Он задрал голову, повел носом, как самый обыкновенный волк, а затем еще раз дернул головой, подрываясь на четвереньки и почти пригибаясь к земле, неотрывно смотря на пораженного этим Хейла. — Мечи, ты слышишь меня? — Дерек подался вперед, давая силе своего волка вырваться наружу так, чтобы Стайлз осел под ее физической мощью. — Мечислав… Вспомни меня. Дерек облизал губы и зажмурился. Всего на мгновение, потому что смотреть на окровавленного и лишенного разума Стайлза было невыносимо больно. И как только он распахнул глаза, Стайлз одним рывком оказался в его объятиях, скуля так тоскливо, что Дерек, будучи тем еще титановым бастионом, открылся, позволяя себе принять чужую боль. Очень сильную, едва ли терпимую, что говорило лишь об одном — Стайлз успел пережить все адские муки, находясь в одиночестве и стремлении уничтожить самого себя. — Стайлз, — вновь позвав мальчишку, Дерек едва узнал свой голос. — Стайлз, ты меня слышишь? Пожалуйста, Стайлз… Вспомни мой голос, вспомни запах. Я твоя стая, Стайлз, твой альфа. Он шептал эти слова, обманывая, но это единственное, что рвалось из его груди. Потому что, если он сможет, если спасет Стайлза, то он заберет его, вытянет из этого мрака, признавая настолько, насколько не принял ни одного из своих прошлых бет. Стайлз ему нужен, пусть хоть само небо будет против этого, но Дерек заберет его с собой, залечивая все раны так, чтобы ни одно воспоминание с этого дня не вернулось за его мальчишкой. — Дерек? — Стайлз неожиданно замер, будто прислушиваясь к звукам извне. — Дерек. Его имя во второй раз прозвучало так уверено, что Дерек готов был заклеймить себя. Готов был стать той самой стигмой, лишь бы Стайлз выбрался из своего реального кошмара. И это сработало. Стайлз среагировал на него: на голос, запах, само присутствие. Дерек прижал его еще сильнее к своей груди, почувствовав, как тело снова наполняется силой. Той самой, которой он когда-то пожертвовал ради спасения Коры. А сейчас эта сила снова с ним, словно он вернул кусок недостающего самого себя. И вместе с этим открытием он осознал, что у него есть стая: новая, долгожданная и такая необходимая. — Дерек, помоги мне, — Стайлз не контролировал свою силу, не мог спрятать когти, которые в этот момент вонзались в руку альфы. И этого шепота было достаточно, чтобы Дерек принял одно из важнейших решений в своей жизни. Он больше не оставит Стайлза. Не забудет его, как нечто мимолетное, что так часто появляется в его жизни. Сейчас Стайлз — это все, что имеет значение. Его якорь, его смысл, его лучшее бремя.