Мираж

Азан мелодичным напевом нёсся над крышами, эхом отскакивал от багровеющих в лучах заходящего солнца выбеленных стен домов на узких улочках оазиса. Бывалый странник, пришедший в городок на закате, уверенным шагом свернул в один из тупиков и толкнул дверь, входя в маленькое жилище той, кто вырастила его. — Вернулся, — мать потянулась разворошить угли в наргиле, приподнявшись с вытканного причудливым узором ковра. — Гиблый пригнал к родному порогу? Джинны, живущие в песках пустыни, долго запутывали его дорогу в этот раз. Её смуглое лицо успело обзавестись новыми признаками неумолимости времени: чётче прорезалась носогубная складочка, разбежались лучики-морщинки от уголков глаз. Ёрзая в подушках, женщина, подарившая ему своими сказками и колыбельными мечту, не сводила с блудного сына тяжелого взгляда, ожидая ответа. — Жизнь в Сахаре учит оставаться стойкими тех, — слова звучали горделиво лишь поначалу, но затем он запнулся, — кто собирается найти… — Затерянный Вау, — насмешливый тон её голоса уколол в самое сердце, разлился ядом, пробуждая уязвлённую гордыню. — И не счесть вас, глупцов, мечущихся всю жизнь по барханам в поисках Рая на земле! Йали молчал, чувствуя себя обманутым. Как может она, благословившая его на жизнь в пустыне, смеяться над конечной целью пути каждого туарега? Луны и годы, до самой смерти, они ищут и никогда не находят, но если нет под куполом небес легендарного Вау, то нет смысла в их жизнях. — Мама… — Наш дом, — задумчиво проговорила она, — слишком тесен для тебя, познавшего свободу и бескрайние просторы. Он, да и любой город, теперь подобен тюрьме. Покрывало, под которым мать прятала волосы, слегка колыхнулось, когда женщина печально склонила голову, будто заранее смиряясь с поражением. — Разве ты, — взволнованно молвил Йали, отворачиваясь и смутившись неизвестно чего, — не попытаешься убедить меня остаться, как и во все прошлые встречи? — Стоит ли? Твои глаза и сердце всё еще слепы. Уйдешь завтра, на закате? — Фатьма, — добавила мать после утвердительного кивка сына, зная, что он не поймет, если не предпринять и жалкой попытки, — стала совсем взрослой. Хорошая выйдет жена. Целый год уже отец её отказывает женихам. Чую, — она пожевала губами, — догадывается, что у вас обоих на сердце. Шейх бы соединил ваши души, останься ты дома. Щёки туарега запылали под тканью лисама. Эта девушка уже давно властвовала над его мыслями, звала в родные края неустанно стоящим перед глазами нежным образом: тёмные косы, гибкий и стройный стан, подобный акации… Юность думает, что жизнь длинна, и поэтому сначала он решил отыскать Вау, и только потом забрать мать и Фатьму с собой, в земной Рай. — Я, — проговорила богиня Танит, стоя следующим вечером у стен Вау и глядя вслед фигуре сына, удаляющегося от родного оазиса навстречу диску заходящего солнца, окрашивающего бескрайние пески кровавым цветом, — буду ждать и верить, что однажды ты прозреешь и сможешь видеть сквозь миражи…