Теория

      Малфой наблюдал за Гермионой, сидящей между двумя её лучшими друзьями. Он фыркнул. Практически невозможно было избежать каких бы то ни было сексуальных контактов с двумя парнями, вечно крутящимися рядом, но Гермиона смогла. У неё ничегошеньки не было ни с одним из них — хотя каждый из друзей пускал на неё слюни в тот или иной момент. Сплетни быстро передавались от факультета к факультету, и, если бы они хоть взглянули друг на друга, слухи распространились бы подобно лесному пожару. Расследования Драко оказались трудоёмкими, но тщетными. Они не делали ничего такого, вообще ничего. Уизли и Поттер даже не пытались подкатить к ней, и это казалось ему очень странным. И у него появилась теория, почему Гермиона Грейнджер ни разу не приласкала своих дружков-соратников.       Гермиона Грейнджер была лесбиянкой.       Итак, у Драко были, как он полагал, конкретные факты, доказывающие, что она гомосексуальна. Он довольно долго наблюдал за ней, пытаясь понять причины её странного поведения со своими двумя друзьями, и эти наблюдения лишь укрепили его веру.       Множество раз он замечал, как она смотрит на задницу Панси Паркинсон — только потому что сам тоже смотрел. Это было лучшее достоинство Панси, хоть ему и не хотелось этого признавать. Множество раз при этом Поттер подталкивал её, и Гермиона тут же краснела — очевидно, секрет не был секретом для их шайки.       К тому же Драко никак не мог понять, почему она рассталась с Виктором Крамом. Уизли громко радовался этому, когда её не было рядом, так что расставание ни для кого не было секретом. Крам играл в квиддич и был звездой, так что девчонки в очередь становились, чтобы просто побыть рядом с ним. Гермиона, которую вряд ли можно было назвать самой красивой девушкой — или вообще симпатичной, — была, по-видимому, единственной, кому удалось поймать в любовные сети Крама. Она не была простушкой, без всяких сомнений — но и это не оправдывало его симпатии к ней. Драко был удивлён тем, что она оттолкнула Крама. Вдобавок ко всему, случись между ними что-то, хоть отдалённо смахивающее на секс, эти новости оказались бы во всех без исключения газетах. «Болгарский Бон-Бон и Хогвартская Заучка порезвились!» или что-то вроде этого.       А ещё у него был худший, но, тем не менее, самый важный довод в пользу своей гипотезы: Гермиона ошиблась раздевалкой после матча по квиддичу между Слизерином и Гриффиндором. Вот она, перевозбуждённая лёгкой победой факультета, открыла не ту дверь. Секундное замешательство — в конце концов, они стояли прямо напротив друг друга. Гермиона, столкнувшись с «вспотевшим, грязным, полуобнажённым, мускулистым и восхитительным», как бы он сам сказал, Драко Малфоем, сделала нечто кощунственное, увидев этого «сногсшибательного» — он был в этом твёрдо уверен — мужчину.       Она закатила глаза и вышла.       Он был совершенно и полностью шокирован. Именно тогда он убедился, что она лесбиянка, ведь, конечно, только лесбиянка может так отреагировать на такого «сексуального индивида», каким он себя считал.       Слизеринцы не возражали против гомосексуалов — особенно против лесбиянок. Драко был за благое дело: он просто хотел, чтобы Гермиона призналась в своей ориентации. Единственной открытой лесбиянкой на всём седьмом курсе была Миллисента Булстроуд, хотя и кроме неё было немало людей, безуспешно пытавшихся скрыть свои пристрастия. Миллисента была совсем не привлекательной девушкой. Чёрт, она была безобразна, но, подумалось Драко, раз уж в Хогвартсе нет других представительниц лесбиянок, Грейнджер следовало бы отдать ей должное. В конце концов, она же не забеременеет маленькими отвратительными монстрами.       «Ах, здорово быть гомосексуальной женщиной. И мужчиной тоже», — Драко вздрогнул от этой мысли.       Всё, что ему было нужно — это загнать Гермиону в угол и заставить её признаться. Это должно быть не так уж и сложно после приятной беседы, в ходе которой Драко воспользуется убедительными аргументами. В конце концов, Драко был мастером слова — по крайней мере, так ему нравилось говорить. Он был убеждён, что она легко откроется ему. Легко, да, Драко знал это. Он был словно ищейка — никому не под силу переиграть его.       Каждое утро в течение сорока пяти минут Гермиона бегала на поле для квиддича. Драко решил, что это самое подходящее время для разговора, ведь она будет совсем одна и к тому же утомлена бегом. Уязвимость — вот ключ. А после он попытается свести её с Миллисентой. Какая прелесть. Или мерзость — это уж как посмотреть.       Примерно за час до завтрака Драко заглянул на поле для квиддича — конечно же, Гермиона нарезала круги вокруг стадиона. В обтягивающих шортах, майке и беговых кроссовках, волосы забраны в высокий хвост.       «Классная задница. Жаль, что лесбийская», — хмыкнул Драко.       Он присоединился к ней на поле и бежал за её спиной несколько минут. Она слушала какую-то маггловскую штуковину: белые провода из её ушей тянулись к чему-то маленькому и зелёному, что она крепко сжимала в кулаке. Из проводов доносилась громкая музыка, и Драко, пристально разглядывая вещицу, споткнулся и упал.       Гермиона обернулась, и на её лице отразилась растерянность. Она вытащила провода из ушей, Драко, растянувшись на земле, злобно поглядывал на неё, а музыка продолжала греметь, даже и не собираясь останавливаться.       — Что, чёрт побери, ты здесь делаешь? — спросила Гермиона, выключив, наконец, свою зелёную штуковину.       — Нет, во-первых, что это такое? — спросил Драко, поднявшись с земли и махнув рукой в её сторону. — Если это какой-то маггловский кусок дерьма…       — Это называется iPod, и он работает здесь благодаря тому, что я воспользовалась одним заклинанием. Чтобы ты знал, я сначала попросила разрешения у Дамблдора, раз уж ты так озабочен правилами Хогвартса.       — Ну, в любом случае это раздражает. И как твои уши не кровоточат от такой громкой музыки?       — Спасибо за заботу. Я и не думала, что ты так заботишься о моих ушах. Это всё, что ты хотел? Я правда хотела бы вернуться на пробежку.       Драко улыбнулся.       — Я знаю твой секрет.       — Что ещё за секрет? — спросила она, неубедительно напустив на себя усталый вид.       — О твоих сексуальных предпочтениях.       — Не понимаю, о чём ты, — она окинула взглядом поле.       — Всё в порядке, Грейнджер, тебя примут. Я принимаю тебя. Девчонка с девчонкой — это очень горячо.       — У меня нет времени на эти детские игры, — она закатила глаза. — Я ухожу.       — Почему бы тебе просто не смириться с этим и не признаться во всём?       — Да что ты несёшь, чёрт побери?       — Ты лесбиянка!       Гермиона недоверчиво уставилась на него. А после согнулась в приступе смеха, обхватив руками живот. Слёзы навернулись на её глаза.       — Это не смешно! — надулся Драко.       — Нет, это уморительно! И с чего ты решил, что я лесбиянка?       — Ну, ты, как и я, любуешься задницей Панси. Её округлыми, пухлыми формами, — глаза Драко счастливо заблестели от воспоминания, — тем, как как она покачивается на каждом шаге…       — Ты реально пришибленный, ты в курсе?       — Эй, тебе нравится её зад, признай!       — Мне не в чем признаваться, ты помешался!       — Ладно, хорошо, давай перейдём к моей следующей умопомрачительной улике. У тебя никогда не было сексуальных отношений ни с Уизли, ни с Поттером, ни с Крамом. Они…       — С чего ты так уверен?       — Потому что в школе полно сплетников, — протянул Драко с «это и ежу понятно» лицом.       — Ну и?       «Чёрт возьми, Грейнджер, ты рушишь все мои доказательства».       — Так и думала. Что-то ещё?       — Ты не падаешь в обморок при виде меня. Ты странная… и лесбиянка.       Брови Гермионы взлетели на лоб.       — Я гомосексуальна, потому что при виде тебя у меня не начинается слюноотделение?       — Могла бы просто сказать «не пускаю слюни».       — Собаки пускают слюни. И парни. Не я.       — Внутри тебя парень, который просится наружу, — сказал он.       — Малфой, будь добр, забудь об этой зародившейся среди твоих мыслей безумной идее.       — Она не безумная. Кроме того, у меня уже есть для тебя идеальная девушка!       — Действительно? — фыркнув, Гермиона скрестила руки на груди. — И кто же?       — Миллисента!       — Булстроуд? — воскликнула она. — Да ты издеваешься! Она похожа на Чубакку!       — На кого?!       — Маггловское слово, не бери в голову. И как же твой крошечный мозг пришёл к тому, что я смогу ею увлечься?       — Она единственная лесбиянка, — пожал плечами Драко. — У тебя нет другого выбора.       — Вообще-то, есть. Встречаться с парнями!       — Тебе правда не нужно отрицать истинные желания твоего сердца.       — Моё истинное желание — заставить тебя отказаться от этой нелепой идеи.       — Как у того рэпера?       — Малфой, ты чертовски странный!       — Я заинтересован в твоей гомосексуальности!       — Это ещё почему? — спросила она, непонимающе воздевая руки.       — Потому что я парень, а какой парень не захочет, чтобы рядом была ещё одна лесбиянка? Это сексуально, даже если эти лесбиянки не очень красивые.       — Значит, Булстроуд сексуальная?       — Ладно, я беру свои слова назад, но ты же поняла, что я имею в виду.       — Ты хочешь, чтобы я призналась в «нетрадиционной ориентации», потому что ты, зная, что я могу целоваться с девушкой в каком-нибудь тёмном уголке школы, сможешь наслаждаться этим фактом?       — Да. Видишь ли, Грейнджер, ты, может быть, и не самый красивый цветок в саду, но, тем не менее, цветок. Лесбийский цветок. И я хочу получить возможность застукать тебя.       — С Булстроуд?       — Она больше похожа на надоедливый сорняк или кустик, от которого нужно очистить сад. Она выглядит слишком похожей на парня для цветка, но тебе ведь это только на пользу, верно? Лесбиянки любят мужеподобных девушек.       — Нет, идиот. В первую очередь это зависит от предпочтений. Но те, о которых ты говоришь, не мужеподобны, а просто андрогинны.       — У них есть мужские черты? — Гермиона кивнула. — Значит, они мужеподобные?       Она раздражённо вздохнула.       — Ладно, как скажешь.       — Откуда вообще ты всё это знаешь?       — Моя кузина — лесбиянка.       — Лгунья! Скажи правду!       — Нет! Извини, но твоей фантазии не суждено сбыться.       — Почему? Ты лесбиянка, чёрт возьми.       — Я не лесбиянка! — раздражённо возразила Гермиона.       — Ну да, конечно. Просто признай это. Миллисента будет в восторге, — настаивал Драко.       — Мне нравятся парни!       Драко недоверчиво приподнял бровь:       — Докажи это, поцеловав парня.       Мысленно Драко исполнил победный танец. Он знал, что загнал Гермиону в угол, из которого ей не сбежать. Вот-вот она, упав на колени, выкрикнет свой секрет, и Драко…       Гермиона обхватила его лицо ладонями и поцеловала его. В ту же секунду руки Драко обвились вокруг неё и легли на её ягодицы. Её пальцы путались в его волосах, пока они лихорадочно целовали друг друга. С застенчивой улыбкой на губах она отстранилась, её щёки тронул лёгкий румянец.       — Вуаля, я доказала. Всё ещё надеешься, что я лесбиянка?       — Нет, я бы предпочёл, чтобы ты была гетеросексуальна.       — Рада, что ты поверил мне. Что ж, для пробежки уже слишком поздно — пойду на завтрак.       Драко наблюдал за тем, как она пересекает поле, пялясь на её покачивающиеся бёдра.       «Может, она и не красотка, но, Мерлин, умеет работать с тем, что у неё есть. Хотел бы я быть девчонкой. Я бы соблазнил её, и у нас был бы жаркий лесбийский секс».       Пока всё новые маленькие фантазии рождались в его голове, Гермиона вдруг обернулась и снова улыбнулась ему:       — Кстати, у меня нет кузины-лесбиянки. Я бисексуальна!       Абсолютно шокированный, он пялился ей вслед.       «Так ей всё-таки нравится задница Панси! Это заводит!       Бисексуальна?       О. И почему я даже не задумывался об этом раньше?       Бисексуальна… хмм… тройничок с двумя девчонками?»       — Эй, Грейнджер! Надо поговорить!       Драко бежал за ней вслед, и Гермиона рассмеялась над его глупостью.       Парни — что с них взять?