Пряничный человечек

— Па-а-азвольте! — рявкнул Герард. Впрочем, Герардом он был, когда злой. Ну, или для облажавшихся подчиненных. В иных случаях — просто Гер. А для немногих, но настоящих друзей без вариантов — Герыч. Народ в вагоне от его рыка молодецкого шуганулся, косясь и уплотняясь. А ведь секунду назад это казалось невозможным! Герард усмехнулся про себя: а какие у вас, граждане пассажиры, варианты, если на вас прет мрачный бородатый альфа под два метра ростом и с недобрым прищуром хищных глаз? Самое время инстинктам взять верх над тонким слоем цивилизованности. Да и самое место. Утро. Час пик. Метро. Дикая смесь личных запахов и эмоций. «Прэлэстно!» Усмехаясь совсем уж нехорошо, как раз по-утреннему, Гер двинулся вперед, к дверям вагона, которые вот-вот должны были распахнуться — поезд как раз выкатился из темного туннеля на станцию. Справа кто-то по-мышиному запищал и завозился, явно пытаясь продавить людскую стену, чтобы тоже выбраться на свободу. С высоты роста Геру был распрекрасно виден накинутый на голову страдальца серый (и точно — мышиный!) капюшон худи и прижатый к животу цветастый рюкзачок. Не иначе ребенок — время-то как раз, чтобы в школу к первому уроку успеть. Герард мышей не любил, а вот к детям относился трепетно. Дети — цветы жизни! Иногда, правда, колючие до невозможности, но все равно цветы. — Па-а-азвольте! — еще злобнее, так, чтобы наверняка, рявкнул он и выудил из плотной массы пытавшихся отшагнуть от него людей примеченного мыша. Ухватил за шкварник, поставил перед собой, а после практически вынес на платформу, с которой в вагон уже ломились те, кто еще только собирался куда-то ехать. На свободном пространстве мыш выдрался из лап Герарда, глянул сердито из-под съехавшего на один глаз капюшона, дернул плечиком и с независимым видом потопал к эскалатору, на ходу закидывая за спину рюкзак, увешанный фенечками. — Пжал-лста! — иронично пробасил Гер ему вслед с полупоклоном, но мальчишка лишь припустил еще быстрее. Забавный омега. И пахнет смешно — пряниками имбирными. Когда-то Гер их обожал. Настолько, что и кликуху свою наркоманскую получил во многом из-за них — пряники эти были для него зазывней колес для обдолбыша какого-нибудь. Теперь Герыч стал большим мальчиком (даже очень большим), и свою давнюю страсть усилием воли переплавил: имбирные пряники заменил имбирным пивом. Именно его Гер предпочитал всем прочим сортам пенного хмельного напитка, который варил у себя на пивоварне, а после продавал в соседствующем с ней пабе. Дела шли неплохо, и это не могло не радовать. Деньги Герарду Альтмайеру — отцу двоих подростков, которых в силу некоторых не самых радостных обстоятельств приходилось растить в одиночку, — были нужны всегда. И желательно побольше. А еще требовалось свободное время, которое можно было бы уделить этой адской парочке. Близнецы альфа и бета! Настоящая, сформировавшаяся еще в утробе папы бандитская шайка, где один отвечал за силовое обеспечение «операций», а второй успешно их придумывал и планировал. Короче: глаз да глаз! Но, увы, эти две нужды — деньги и время — в жизни Герарда всякий раз вступали в жестокую конфронтацию. Достаточное количество свободного времени для воспитания сыновей можно было получить, только отказавшись от работы, а тогда жить не на что будет. Так что приходилось горбатиться. Хорошо хоть природа силушкой молодецкой не обделила и здоровья пока хватало на всю эту круговерть. Утро, метро, работа. Работа, метро, готовка, проверка сделанных уроков и разбор полетов… и, блин, оглянуться не успел, как снова утро, едрен-макарон! — Па-а-азвольте! И снова, словно в ответ, мышиный писк и возня рядом. Вроде и в двух шагах от уже распахнувшихся дверей, а никак мелкому не пробиться. Герард усмехнулся и повторил свой вчерашний экспромт — выхватил маленького омегу из плотной толпы и как котенка, за шкирку вынес на платформу. — Вы!.. — Хотел сказать мне спасибо? — Я бы и сам… — Так в следующий раз не вытаскивать? И опять возмущенный взгляд из-под налезшего на лицо капюшона и топот удаляющихся шагов. Смешной. Ерепенится так по-детски забавно. И пряниками имбирными пахнет. Причем теперь казалось, что это обязательно должны быть не банальные круглые, а такие, особенные, непременно в форме маленького человечка с ручками и ножками. Пряничный человечек! Точно! «Так и запишем!» — постановил Гер и, невольно улыбаясь, двинул в сторону своей пивоварни. Паб-то откроется еще не скоро, а вот на производстве дел много в любое время суток. Сейчас, например, предстояло встретить грузовик с солодом, а после разгрузить тяжеленные мешки и перетащить их на склад. Нет, понятно, что впахивал Герард не один — объемы были уже такими, что в одиночку точно не справиться, но все равно. Кто хозяин? Он хозяин! Значит, с него и основной спрос. И основная нагрузка на его широкие плечи. Грузовик, зараза, опоздал, еще и недостача в привезенном обнаружилась и… И опять как на быстрой перемотке — работа, метро, разборки с детьми, ужин, койка, метро… Как? Уже опять утро? Голова варила откровенно плохо. Адская смесь чужих запахов била в нос так, что чихать хотелось. И вдруг ниточка, тонкий намек на что-то знакомое. Герыч (вот сейчас-то точно так — ни отнять, ни прибавить!), сразу вспомнив давешнего пряничного человечка в худи цвета перепуганного мыша, заозирался. Здесь он? Зде-есь! Тоже увидел и теперь посматривает искоса, привычно прячась под капюшоном. Гер подмигнул мальчишке, и тот немедленно спрятался в капюшон еще глубже, прижимая к себе уже знакомый рюкзак с фенечками. Интересно, что у него там понавешано? По рассказам своих бандитов Гер знал, что каждая имеет какое-то сакральное для школоты значение и кое-что даже может сказать о том, кто все это на свою сумку или на себя навесил. — Па-а-азвольте! Едрен-макарон! Да куда ж ты прёшь, олень безрогий! Какой-то мудила полез чуть ли не по головам, при этом толкнул пряничного мыша так, что тот не упал только потому, что некуда было, но по голове локтем, как видно, прилетело ему изрядно. Так, что он даже не сопротивлялся, когда Герард в очередной раз выволок его из переполненного вагона, попутно еще и будто бы случайно наступив «оленю» на пятку — у того аж ботинок снялся. Ну хоть что-то приятное за это долбаное утро! А уж злобный взгляд этого альфы в ответ, секундная заминка и последующее торопливое бегство — и вовсе бальзам на раны чувствительной Герардовой души! — Ты как? Спасенный от затаптывания пряничный мыш был печален: — Надо переводиться в другую школу, к дому поближе. Потому что сил моих ну никаких уже нет! — Да ладно! Ты, главное, поближе ко мне держись, раз уж мы с тобой так… совпадаем. Я прикрою. Мне не сложно. — Спасибо. — Ну наконец-то! В последующие дни, когда судьба сводила Герарда с пряничным омегой, он многое о нем узнал. Например, что зовут его Эмиль. Что он вежливый и какой-то очень взрослый в суждениях и вообще разумный (отпрыскам бы самого Гера такими быть!). И что он любит какую-то совершенно дикую и непонятную музыку, которую слушает через наушники с телефона. Про музыку Герард узнал после того, как Эмиль в ответ на вопрос просто предложил ему «заценить» и протянул один из своих наушников. Так они некоторое время и ехали — связанные тонким проводом, который шел от правого уха омеги к левому уху альфы, а кроме того, убегал куда-то вниз, Эмилю под куртку — видимо, как раз к телефону. Геру пришлось наклониться, чтобы сократить расстояние, так что в итоге он даже удовольствие получил, несмотря на дичь, которая лезла ему в мозг из наушника, — альфа просто стоял и вдыхал теплый пряничный аромат юного омеги… Эмм… Аромат, в котором явственно читались нотки подступающей течки. Акселерация, чтоб ей! Рано-то как! Или в самый раз? Что он знает о том, рано это или поздно? Собственные дети — альфа и бета. О-брата у Гера не было. Да и мужа, по сути, тоже — слишком быстро Люсьена не стало… Короче, про омежьи циклы Гер и толком ничего не знал. Только так — вообще. Догадывается Эмиль о том, что еще немного — и он станет привлекать к себе ненужное внимание посторонних альф? Уже выбравшись из вагона, Гер, помявшись, все же сказал: — Тебе бы, как в школу придешь, в медкабинет сходить. Мой нос мне совершенно четко подсказывает, что ты… на грани. Понимаешь, о чем я? — Да уж чего непонятного, — буркнул Эмиль и застегнул молнию на худи до самого горла — будто это могло его от чего-то спасти. — Знаю. Не пошел бы вовсе, но должен быть — контрольная сегодня важная очень. — Ох уж эти контрольные! — вздохнул Гер, который только вчера дрючил сыновей по этому поводу. У них тоже намечалось что-то масштабное — какая-то итоговая супер-хрень, которая проводилась одновременно не то что по всему городу, но, кажется, по всей стране! И придумают тоже! Учителям — головная боль, детям — стресс, а родителям и вовсе полный абзац! — В любом случае, как все закончится, в школе не задерживайся, а сразу дуй домой. А то столько мудаков по улицам ходит! А ты… вкусный на запах-то, уж прости, что лезу со своими суждениями непрошенными. Эх! И где мои семнадцать лет? — Гер засмеялся, махнул рукой вслед явно смущенному пряничному мышу, который припустил от него так, что только пятки засверкали, и решительно направился в сторону своего пивного микро-государства, где он был и царем, и богом и, главное, пусть и не воинским, но точно начальником. У сыновей та самая контрольная прошла предсказуемо: умница Донни (истинный бета и вообще голова!) сделал все сам и братцу-лоботрясу Адреасу после помог. Так что все было окнорм, и Герард парням своим даже вкусняшек по этому поводу подогнал. Думал тортик, но сам не понял как вместо него купил каждому, включая себя, любимого, по здоровенному имбирному прянику — как запах учуял, так и не устоял. Донни и Адреас обрадовались, будто не были уже здоровенными лбами, у которых ирокезы на холках уже вовсю колосятся. Да и сам Герыч свой пряник — как раз в виде человечка — слопал с огроменным удовольствием. И настроение после само собой сделалось отличным и вроде бы даже праздничным… А потом, уже лежа в кровати, Гер это свое ощущение очень внимательно обдумал. И ведь пора было: Новый год-то уже на носу, а он так и не определился с тем, что будет устраивать на него. И будет ли вообще. Нет, не дома — с домашним-то праздником как раз все было понятно: дети, телик и имбирный эль. Сейчас же Гер думал о своем пабе! Там ведь тоже что-то празднично-новогоднее надо учудить! Это стоило обсудить с Дугласом — давним, еще школьным другом, который теперь стал надежным партнером в бизнесе. Он и так уже не первый год отпускал Герыча на новогоднюю ночь, сам простаивая ее безумные развеселые часы у барной стойки паба. Аргументировал просто: я один, а у тебя дети. Дети… Опять вспомнился Эмиль и его чудесный сладкий запах: имбирные пряники… Милые, очень новогодние пряничные человечки с улыбающимися рожицами, нарисованными сахарной глазурью… Гер с приятностью размышлял обо всем этом, пока засыпал, и, кажется, даже после, во сне. И кое к чему пришел! Так что на следующий день, припершись на работу, первым делом полез в интернет, чтобы найти контору, где можно было бы оптом закупить несколько ящиков имбирных пряничных человечков. А что? И весело, и новогодне, и к имбирному пиву, которое по праву считалось в заведении Герарда фирменным, подойдут. Да и если с желающими глотнуть пивка альфами или бетами придут омеги, которые предпочтут выпить, например, чаю, то «комплемент* от бармена» в виде пряничного человечка будет пабу только в плюс. День пролетел как и всегда незаметно — в извечной круговерти дел. И только в метро, утром следующего дня, Герард вспомнил, что вчера в вагоне не пересекся с Эмилем. Вспомнил и пожал плечами — наверняка течка все-таки началась. Бедолага. Сейчас, поди, ему лихо. Особенно если родители строгих правил и не позволяют юному омеге проводить течку с приятным ему альфой или бетой. Впрочем, от пряничного мыша невинностью уже не пахло. Кто-то цветок его юности уже сорвал. Своим не сделал, потому что Эмиль пах свободным омегой, но это и правильно — плохо начинать серьезные отношения в столь нежном возрасте, еще в школе. Вот сразу после, как сам Герыч и его Люсьен… С другой стороны, Герард был и категорически против того, чтобы сажать юных омег во время течек под замок, дома. Несмотря на то, что прошло уже немало лет, он хорошо помнил, каким был в его омежьи дни муж. Насколько важен для него был физический контакт с тогда еще совсем молодым Герардом, как он плавился от страсти, как стонал, извиваясь на узле своего альфы, как требовал от него больше и больше… Итогом этих горячих дней и ночей и стали чудные близнецы — бета Донован и альфа Адреас… Жаль, что их папа не видит, какими они теперь стали, как выросли, поумнели и похорошели… Люсьен умер из-за, казалось бы, банального гриппа, который вдруг оброс какими-то ужасными осложнениями и, главное, ударил по сердцу. Так, что оно в конечном итоге не выдержало и остановилось. И с момента смерти мужа, которая стала столь трагической неожиданностью, что чуть не сломала Гера, он о новом омеге, с которым мог бы разделить свою жизнь, как некогда с Люсьеном, и не помышлял. И из-за детей, и, если совсем уж честно, потому, что никого подходящего, такого, чтобы альфа Герард Альтмайер потерял голову, просто не находилось. Что, впрочем, было не удивительно: он и Люсьен были истинными… Нашли друг друга еще в юности, да так и не расставались в строгом соответствии с формулой: были вместе в горе и радости… До тех пор, пока не разлучила смерть. Так что максимум, на что шел Гер — это необременительные отношения, про которые сразу обговаривал: без обязательств. Соглашались на подобное, как правило, дурачки, уверенные, что смогут «упрямство» альфы перебороть, или замужние омеги, искавшие на стороне того, что не получали в семье, от своих мужей. Герард их не осуждал. Да и грех было бы — ведь именно они, истосковавшиеся по жаркому, отвязному, долгому, лишенному каких бы то ни было правил и ограничений сексу, спасали его в период гона. — А как же мой запах на тебе? — спросил как-то Гер и не сильно удивился, когда услышал, что фармацевтическая промышленность давно уже решила все проблемы такого рода. Помогало, конечно, не на сто процентов. Запах чужого альфы все же полностью не исчезал, но он уже через час после применения препарата становился достаточно слабым для того, чтобы заподозрившему неладное супругу можно было наплести что-то, например, о толчее в вагоне метро и о каком-то мудаке, который всю дорогу сопел в затылок и так противно прижимался… Кстати о метро! Эмиля не было уже который день, и Герард периодически вспоминал его с легкой улыбкой. Мальчишка ему нравился. Такой забавный, по-воробьиному задиристый, независимый и самостоятельный. Сам Герард своих сыновей до сих пор в школу провожал — благо она по пути к метро и в двух шагах от дома была, а Эмиль на учебу сам, один, еще и на общественном транспорте ездил! Кстати, почему именно сюда? Может, рядом какое-нибудь специализированное заведение есть? Ну, с углубленным изучением языка или какая-нибудь математическая школа, например. Вопрос был, как говорится, интересным, и Герард даже заморочился, чтобы выяснить это. И таки оказался прав: физико-математическая школа для юных гениев в квартале от той станции метро, до которой Эмиль и ездил, действительно имелась. Ух ты! Круто! Сам Гер с цифрой стал более или менее дружить, только когда доходы и расходы считать пришлось — после того, как свое дело начал раскручивать. Но вся эта прикладная математика, понятно, имела мало отношения к тому, что наверняка преподавали одаренным детям вроде Эмиля. Вот ведь какой молодец! Не то что собственные Герардовы лоботрясы, которым только бы очередную шалость вселенских масштабов учинить! Нанять им, что ли, репетитора?.. Мысль эта в очередной раз затерялась где-то в глубинах мозга, взбаламученного трудовыми буднями («Трудовыебудни!» — так характеризовал это, многозначительно делая паузу после буквы «о», Дуглас). На место все в голове встало только утром следующего дня — в результате семи часов каменного сна, оборванного злобным воем будильника. «Вставай, вставай, трусишки надевай!» — орал телефон голосом какого-то развеселого кретина, при этом от старания и вибрации сползая к краю прикроватной тумбы. Едрен-макарон! Так ведь и кони двинуть можно в легкую! — Убью! — завыл Герыч раненым в жопу зверем и как был — как раз-таки без трусишек! — поскакал в комнату к сыновьям. Оба оказались уже одеты и даже причесаны как-то совершенно непривычно — с проборчиком сбоку, словно у идейных ботанов. И при этом сидели этак дисциплинированно — коленочки вместе, а собранные и даже не раззявленные, а аккуратно застегнутые школьные рюкзаки рядом. — Сволочи вы, — печально прогудел Гер, оценив эту подготовку. — Вот возьму в мужья школьного учителя, уж он-то вас построит! Совсем страх потеряли! Чуть отца родного до смерти не довели. — Мы хотели как лучше, — заявил Адреас, глядя честно-честно. — Ты же вечно просыпаешь, а после говоришь, что будильника не слышал, а потому и сам всюду опоздал, и мы в школу вовремя не успели. — Этот я точно услышал, — согласился Герыч и заржал, вдруг увидев всю ситуацию со стороны. — Кстати о школе, — умело, как и всегда, загасил веселье отца Донни. — Тебя вызывают. Новый учитель пришел. Желает познакомиться с родней его учеников, так сказать, в неформальной обстановке. — Точно только по этой причине? — прищурился недоверчиво Герыч и сложил руки ковшиком, прикрываясь. Не то чтобы он стеснялся сыновей, которых растил с мыслью, что в нагом теле — будь ты альфа, бета или омега — ничего постыдного нет, но все же вести серьезные разговоры, стоя в чем папа родил, было как-то… глупо. — Точно, — заверил Донни, и Гер в сказанном не усомнился. Мальчики ему особо не врали, полагая, что всегда проще сознаться, получить люлей и закрыть тему, чем что-то мудрить, изворачиваться, с ужасом ждать, что все вскроется, а после еще и огребать так, что от отцовского ора молоко в холодильнике скисало и горячая вода в кране холодной становилась. — Тогда перетопчется. Встречи еще какие-то особые… — решил Гер и пошел одеваться. Этим утром — будто в качестве отплаты за утреннюю побудку! — ему повезло: в традиционно переполненном вагоне попался на глаза Эмиль. Омега выглядел немного осунувшимся, но улыбнулся на оклик Гера приветливо и чуть смущенно. Пожалуй, даже кокетливо. Это заставило как-то, что ли, притормозить, остановило, как «Тпру!» разогнавшегося жеребца. И верно! Еще не хватало! Педофилия — последнее в чем хотелось быть заподозренным. И все же Гер, привычно вытаскивая Эмиля из людской массы на перрон, почти того не осознавая, принюхался, вбирая по-альфьи чутким носом букет запахов, исходивший от юного омеги: сладость имбирного пряника, нотки уже миновавшей течки и… запах какого-то чужого альфы! Твоего папу! Герыч, не осознавая того, оскалился, показывая клыки. Да и шею на холке закололо — шерсть на ирокезе поднялась дыбом. — Это был… дружеский секс, — явно поняв причины Герардовой реакции, чуть перепуганно и очень неловко сообщил Эмиль. — Ничего такого. Мне просто врачи подавители пить запрещают, а без них иногда… сил нет терпеть. Особенно, когда… думаешь… Ну… — Да я что? Я ничего. Здоровье важнее всего, — делая титаническое усилие, чтобы взять себя в руки, откликнулся Гер и улыбнулся. Получилось во всех смыслах криво — мальчишка теперь смотрел совершенно убито. Огромные миндалевидные глазищи, кажется, стали еще больше, пухлые губы приоткрылись, треугольное личико вытянулось, как-то заострилось, вдруг став совсем взрослым… — Ничего, — сказал ему Гер и постарался улыбнуться… поприятнее. — Ничего… Ладно. Рад был увидеть. И он повернулся и торопливо пошел к эскалаторам. Первым. Оставляя Эмиля за спиной. Так, как никогда ранее не делал. В голове было… звонко. Этакая звенящая пустота. Настолько громкая, что даже уши заложило. Уже на эскалаторе Гер с силой пригладил все еще стоявший дыбом ирокез, сдернул резинку и затянул потуже хвост, в который перед работой всегда убирал отрощенный зачем-то хаер. Стало больно, и это внезапно отрезвило. Он что, совсем офигел? С чего такая реакция-то? Ну перепихнулся малец в течку с дружбаном каким-то своим таким же юным — и что? Какое это все имеет отношение к нему — Герарду Альтмайеру, взрослому альфе, отцу двоих сыновей возраста этого самого Эмиля?! И тем не менее Гер думал об этом целый день, ругая себя последними словами: ругал, думал, снова ругал и снова думал. И мысли эти были ужасными! Выходило, что он, сам того не заметив, запал на ребенка! На юного омегу, которому до взрослости, как ему, Герычу, до пенсии. Ну, может, не совсем так, но все же… Домой он вернулся мрачным, а когда Донни сообщил, что новый учитель настаивает на том, чтобы отец близнецов Альтмайеров все же явился в школу, только рыкнул в ответ. Какие там особые знакомства — переливание из пустого в порожнее? Эмиля Гер больше не встречал. Сначала сам нарочно стал ездить чуть позднее, чтобы на корню пресечь то, что начало завариваться в его глупой альфьей башке, в которой явно что-то неправильно перемкнуло, раз его на ребенка потянуло. Да так, что аж до рыка и лютой ненависти к неизвестному сопернику! Потом, не утерпев, вернулся к прежнему графику и ездил всякий раз мудак-мудаком: вытягивал шею, ловил запахи и всматривался в обступавших его людей. И нет. Все равно нет. Подумалось, что мальчишка, вполне возможно, встреч тоже избегает. А может, просто кончилась полоса случайностей, которая раз за разом самым поразительным образом сводила их в этой дикой утренней толпе. И наверно, это было хорошо. Вот только… Вот только тяжко. Едрен-макарон! Это ж надо так! Влюбиться! И в кого?! Зато на работе дела шли неплохо. Новая партия пива, которую Гер поставил «зреть» пару месяцев назад с прицелом как раз на новогодние торжества, вышла отличной. Привезли заказанные ящики с имбирными пряничными человечками, и Герард велел Дугласу до поры засунуть их на верхнюю полку дальнего складского стеллажа — чтобы и намека на запах не ощущать. Дома тоже все было нормально. Мальчишки нахваливали нового учителя по математике, который еще и их классным руководителем был назначен — мол, объясняет все очень понятно и учиться стало интересно. Да и вообще — понимающий, хоть и строгий. Гер слушал вполуха. Все нормально? Ну и хорошо. Главное, что без очередных «вотэтоповоротов», которые так обожали устраивать ему сыновья. В школу он так и не сходил, да и не собирался. И так был там слишком частым гостем, когда приходилось отдуваться за поведение Донни и Адреаса. Спасало одно — и Гер, и его ныне покойный муж Люсьен когда-то сами учились в этой же школе. Многие старые учителя их помнили и знали то, что Люс умер, а Герард остался один с тогда еще совсем маленькими детьми. А потом еще и одноклассник Гера стал вдруг директором их некогда общей школы… Кстати, отличная идея: а что как устроить преподавательскому составу родной школы новогодний корпоратив в пабе? На жратву пусть уж скинутся понемножку, а пивас — за счет заведения. А что? С какой стороны ни взгляни — исключительно полезно. И своего рода извинение за сыновей, и аккуратное «взяткодательство», и просто посидеть, былое вспомнить. Сам-то Герыч тоже подарком никогда не был — родители только и знали, что люлей от преподов за сына получали. В точности как он сам теперь… «Эх! Где мои семнадцать лет?» Фраза впилась острой кнопкой — так, как впивались они в задницы неугодных юному остолопу Герычу учителей. Но тут причина была иной, прямо противоположной: напротив, слишком уж «угодный» Геру мальчишка по имени Эмиль! Интересно, как у него дела? Перевели его родители в другую школу, поближе к дому, или так и мучается в забитом транспорте, где человек человеку — волк, олень, а чаще баран? Стараясь избавиться от этих мыслей, Гер набрал на личный телефон своему бывшему однокласснику, а теперь важняку-директору и первым делом услышал бодрое: «Здорово, Герыч! Какие-то проблемы? На твоих сегодня вроде никто, кроме физрука, пока не жаловался, а он альфа крепкий — справится сам!». Гер поржал чуть смущенно, а потом озвучил идею с корпоративом. — Ну-у… Прямо и не знаю, как реагировать, — откликнулся Петер довольно. — Спасибо тебе. Мы как раз размышляли, как с этим делом быть. Деньги собрать — собрали, а с организационными вопросами все никак определиться не могли. — Ну и отлично! — Заодно и с математиком новым тебя познакомлю. А то ты все его игноришь. — Донни очень его хвалит, — со вздохом откликнулся Гер. — Вот только времени у меня на все эти хождения да знакомства совсем нет. — Мужа тебе надо, барин, — противным голосом прогундел Петер, намекая на старый анекдот, засмеялся и простился. — Мужа… — проворчал себе под нос Гер, улыбаясь. — Мужа. Сам бы не отказался от хорошего, да где ж его взять такого? И чтобы недурен собой, и умен, и с двумя невозможными подростками поладил, и меня, счастье великое, со всеми моими тараканами терпел… «И пах имбирными пряниками…» Твоего-то папу! Гер мотнул башкой, почесал бороду, подергал себя за ирокез на холке, а когда все эти проверенные методы не помогли, потопал мешки с солодом и с хмелем из дальней части склада поближе к двери в пивоварню перетаскивать. А что? Отличное занятие! Кто дрова колоть отправляется, кто в колокола звонит, а вот у Герыча свое избавление от скопившейся дурнины в голове. Эмиль в метро так больше и не встречался. И, по идее, это должно было успокоить, позволить забыть. А вот не забывалось и все тут! Оставшееся до праздников время Гер крутился как белка в колесе — даже сыновей до школы не провожал, потому что уходил раньше. А потом и вовсе был вынужден положиться на их самостоятельность и оставить одних на целых два дня — навалился гон. Слава Единому, что хоть не в самый Новый год, как уже было однажды! Вот была история! Вспомнить тошно! В то время как вся страна сидела с бокалами шампанского в руках, Герыч сжимал в кулаке совсем другой «сосуд» — тоже продолговатый, но точно не стеклянный. А в комнату при этом все время ломились дети, которые желали знать, что не так с отцом и почему до сих пор не пришел Дед Мороз. А какой, на хрен, Дед Мороз, если яйца ломит так, что хоть вой?! Хорошо, что в доме в связи с праздниками куча самых разных сладостей была, включая любимые имбирные пряники. Гер от кого-то слышал, что сладкое в такие моменты, когда альфа в гоне, а партнера нет, помогает пережить эту напасть без жертв и разрушений. И точно — пряники помогли. Ну или Герыч, сожравший их тогда какое-то нереальное количество, просто убедил себя в этом. Теперь, когда мальчики подросли, все стало проще. Да и то, что приключилось все не в выходные, а среди недели, ситуацию облегчило просто нереально. Гер позвонил одному из своих более или менее постоянных любовников, они встретились и… Наверно, это тоже можно было назвать дружеским сексом. А как иначе, если без любви, но с взаимной симпатией и четким пониманием перспектив? Сначала, после первого захода, накатило облегчение, а потом все опять пошло как-то не так. Чего-то не хватало. Остро. До зубовного скрежета и рыка. — Ну чего ты? — спросил Олсен и забавно наморщил нос. — Пряников хочу. Имбирных. Олсен засмеялся: — Ей-богу, как беременный! Не был бы альфой… Ладно. Сейчас. Потерпи. Он оделся и ушел. Вернулся быстро и принес требуемое. — Ты пупсик, — сообщил ему Гер и с наслаждением сунул нос в пакет. — Я на самом деле не пупсик, а дурак конченый, но об этом мы с тобой говорить сейчас не будем, Герыч. Разговор такого рода и правда был совсем не ко времени, но на ус Гер услышанное намотал. С учетом интонации прозвучало все… не лампово, как сказал бы Адреас. Не было секретом, что у Олсена с мужем все как-то не так, вкривь и вкось. Оттого, собственно, и возникла его связь с Гером — омега пытался добрать от любовника то, что дома недополучал. Но одно дело — «как-то не так», а другое — совсем херово. Ладно… Потом. Пряники пахли одуряюще хорошо. Гер разложил их на подушке, просто на кровати, и сразу после секс**, которого требовало охваченное гоном тело, стал совсем другим, приобрел нечто очень важное, наполненность, что ли, какую-то… Эмиль… Едрен-макарон! Сколько ему, интересно, лет? Пятнадцать? Может, все-таки хотя бы шестнадцать? В общении он казался совсем взрослым, но стоило заглянуть в лицо, прикинуть рост и воистину мышиный вес… Ребенок! Чего тут! Но дети ведь имеют обыкновение расти. А про чужих и вовсе говорят, что делают они это потрясающе быстро. Быть может, надо просто подождать? Немного. Всего несколько лет… Тех самых лет, на которые сам Гер тем временем состарится. Зачем юному омеге альфа, который старше его вдвое, если не больше? Альфа, у которого дети того же возраста, что и объект его страсти… Эх… И все же как бы хотелось! Как бы сладко было! Как бы жарко! Уж Гер бы расстарался! Ласкал бы нежно и страстно, обцеловывал с ног до головы, вылизывал, с наслаждением ощущая языком атласную гладкость кожи и ее тепло. А потом сделал бы своим. Только своим! Чтобы каждая охочая до прекрасного тела юного омеги сволочь знала, что Эмиль уже принадлежит сильному и взрослому альфе, способному и глотку перегрызть за свое… — Я не Эмиль, — вдруг сказал Олсен с горечью. — Не Эмиль, Гер! Бли-и-ин… Герард уткнулся потным лбом в плечо любовнику и просто-таки застыл от стыда. — Это он пахнет пряниками? — Прости меня. — Знаешь, это… больно. И так-то… разврат один, а теперь… Что, не дает, раз ты здесь, со мной кувыркаешься? — Прости, Олсен, прости, если можешь! Но омега оделся и просто молча ушел. И лицо у него было ужасным — с таким впору в петлю. Перепуганный и загрызаемый совестью Гер заметался, отчетливо понимая, что ему самому на улицу идти в его-то состоянии — ну никак! А потом от безысходности торопливо позвонил к себе в пивоварню — благо была она в двух шагах от гостиницы, где Гер и встречался с Олсеном. Дуглас оказался на месте, и это было просто здорово! Попросив его присмотреть за Олсеном — перехватить, поговорить, удержать, что ли, от чего-то необдуманного, Гер испытал определенное облегчение. И все же… Твоего папу! Как же отвратно все получилось! А всё Эмиль! И вот как?! Герыч задалбывался этим вопросом до самого Нового года. Точнее, до корпоратива, который сам же предложил устроить для учителей своей родной школы, теперь мучившихся еще и с его подросшими сыновьями. Они явились плотной, по-праздничному шумной толпой, все вместе, возглавляемые немного торжественным Петером с красными оленьими рогами на бритой под ноль из-за начавшей формироваться лысины голове. — Самец? — спросил его Гер и заржал. — Главный в стаде! — подтвердил Петер и хлопнул друга по плечу. — Тогда веди всех в тот угол. Там стол уже накрыт, а я сейчас. Мне еще тут надо… — А… — Полчаса! Клянусь! Гер пошуршал на кухне, сообщив поварам, что можно начинать заниматься горячими блюдами для школьного корпоратива, везде проверил все ли так ли, перетащил поближе к двери в паб пару кегов с холодненьким пивасом, потом сунулся к зеркалу в служебном сортире, чтобы убедиться в том, что похож на себя, а не на беглого каторжника: в бороде ничего не застряло, а хаер в хвост причесан аккуратно, без «петухов». Все было норм, и он, заранее напялив на лицо улыбку, выперся к гостям. И понеслась душа в рай! Учителя, которые еще самого Герыча учили, охлопывали его по плечам, осматривали, будто он был памятником их трудам и усилиям, а старый учитель литературы даже всплакнул, вдруг вспомнив Люса, а после еще и начав многословно извиняться за это. Но все же самое лихо ждало в конце, когда Петер таки познакомил Гера с новым учителем по математике. Запах этого молодого серьезного альфы показался смутно знакомым, но поскольку ничего путного не вспомнилось, то пришлось на это воспоминание, так ни во что и не оформившееся, забить. Тем более что учитель, представившийся внезапно не по имени, а господином Вуттером, вцепился в Герыча клещом. Ухватил за пуговку на рубахе и начал втирать про сыновей. Про отлично устроенные и организованные мозги Донована («Его бы в спецшколу математическую! Но уже поздновато, время упущено! Зато я готов хоть сегодня переговорить со своим институтским другом, который репетиторствует и действительно способен подготовить Донни к поступлению в соответствующий ВУЗ. Если вы, конечно, финансово потянете»). Про лень Адреаса и его прискорбную привычку списывать у брата, которая ни к чему хорошему не приведет… Да много про что. Гер терпел, потому что видел: человек реально увлечен своим делом и искренне симпатизирует детям, которых учит. Да и разговор про репетитора лег на подготовленную почву… Но как только представился момент — Дуглас с присущей ему своевременностью окликнул с кухни — улизнул, испытывая острейшее облегчение. А когда вернулся — так и застыл, едва сделав шаг из-за стойки. Потому что взгляд его первым делом уперся в омегу, который только-только вошел в паб и теперь стоял, оглядываясь и обстукивая с ботинок снег. — Эмиль?! Мальчик замер, явно смешавшись. На его выразительном лице проступила радость, мгновенно сменившаяся смущением, а после полной, всепоглощающей растерянностью. — Ты здесь… зачем? — подойдя ближе, спросил Гер. — Я… Меня пригласили… — Сюда?! И кто до этого додумался? Эмиль сделал неуверенный жест рукой в сторону длинного стола в дальнем углу, за которым и устроилась отмечать новогодний корпоратив большая компания школьных учителей. Гер обернулся в понятном удивлении и вдруг увидел, как со своего места встает долбаный учитель математики, который совсем недавно так умно и прочувствованно втирал про верное воспитание детей… И вдруг в голове у Герыча что-то щелкнуло: запах! Эта тварюга пахла так, как тот самый тип, с которым юный Эмиль имел «дружеский секс» в свою недавнюю течку. Этот мудак трахал ребенка! И… И трындец! Герард плохо помнил, как он оказался рядом с этим «учителем», рогатый ему в зад, и уж совсем не «вкурил», как все закрутилось после. В себя он более или менее пришел, уже сидя в собственном кабинете. В дальнем от него углу подбирал кровавые сопли и уверял всех, что с ним все нормально, давешний господин Вуттер. Рядом с собравшейся возле него кучкой учителей в составе завуча, учителя литературы и физрука, который и оказывал страдальцу первую помощь, топтался потрясенный Эмиль. А над самим Герардом нависал Петер. Он был по-прежнему в несколько сбившихся на бок оленьих рогах и оттого выглядел совершенно дико. — Ты чего, Герыч, на самом деле обдолбался?! Это что за шоу с лебедями?! — Он — его… — зарычал Гер и как-то даже рыпнулся, чтобы снова добраться до вражины, посмевшей… И тут же снова шмякнулся на задницу после того, как Петер решительно толкнул его в грудь: — Сиди уж… мудель царя небесного! И объясни внятно… — Твой учитель спит с ребенком! Я запах его… — С каким ребенком?! — Вот с ним! С Эмилем! Я запах учуял, а он и не возражал, что у них всё было! — Ну ты оле-е-ень! — после значительной паузы, которая было повисла после сказанного, заключил Петер и, решительно стянув с головы свои новогодние рога, напялил их на Гера. — Нет! Не олень! Лосяра, блин! Скажи спасибо, если господин Вуттер согласится на тебя в полицию заявление не писать… Герой — штаны с дырой. — Я не буду писать, — вдруг прогундосила жертва Герычевой ярости. — Я… Я понимаю теперь… И… Это недоразумение, Петер. Просто недоразумение. Не произошло ничего… такого, что нужно было бы решать с привлечением… органов правопорядка. — А что, педофилов нынче не сажают? — вновь зарычал Гер, а после с остервенением потащил с головы рога. — Да я тебя за него порву, тварюга! Проклятый обруч, к которому они и были приделаны, тут же зацепился за волосы пупыриками на внутренней стороне, наверно, сделанными «для усидчивости». Гер взъярился еще больше, все-таки содрал его с себя, вытянув вслед за ним и несколько прядей. В итоге пришлось распускать хвост, после чего хаер, который на холке исключительно брутально (как казалось Герычу) переходил в типичный для всех взрослых альф ирокез, повис, загородив пол-лица и наверняка сделав его обладателя еще более диким в глазах всех присутствующих. — Нет, ты не олень и даже не лось, — меланхолично сообщил другу Петер. — Ты осел! Так! Эмиль, у вас документы с собой? А то ведь он не поверит. Упертый! Я ж его с семи лет знаю! — Конечно! — Эмиль неловко пожал плечами и полез во внутренний карман куртки, которую снять так и не успел. — У меня они всегда с собой. По понятной причине. Он вытащил удостоверение личности и, бочком пододвинувшись к Геру, протянул его, раскрыв на странице с фотографией. С нее на Гера смотрела юная мордашка подростка — все те же чудесные, широко распахнутые глаза, пухлые губы, острый, типично омежий подбородок… И все это никак не вязалось с теми данными, которые были пропечатаны рядом! — Тебе… Тебе двадцать четыре?! Эмиль кивнул и убрал документы обратно в карман, а после собрался уже отойти в сторону, но Гер не дал. Цапнул за руку и удержал: — То есть все это время, все те разы, когда я вытаскивал тебя из вагона… Едрен-макарон! Я думал, тебе пятнадцать от силы… — Вы не первый и не последний… — Эмиль поморщился и потянул руку из загребущих лап Гера. — А секс с… с господином Вуттером… точно был дружеским? — и не думая Эмиля отпускать, уточнил Гер и прищурился. — Вас не касается! У вас, вон, судя по запаху, у самого… рыло в пуху! Или вы из тех, кто считает, что альфам можно, а омегам — только после свадьбы? Возмущение было искренним, но Гер уловил в сказанном и кое-что еще. А именно: обиду и ревность. Очень похожую на ту, что испытал он сам, ощутив на Эмиле запах чужого альфы. И это было… так многообещающе, что даже на душе потеплело. Нет, Гер, конечно, был осел, олень и даже лось, но точно не дурак и в иных делах соображал достаточно быстро. — Я бы хотел попросить всех дорогих гостей проследовать в направлении зала! Там горячее наверняка уже подали! И пиво выдыхается понапрасну! — рыкнул Гер и страшными глазами посмотрел на Петера. Тот всегда был альфой понятливым и, верно оценив увиденное, начал пятиться в сторону своих учителей, явно намереваясь прихватить их с собой. Эмиль тоже дернулся, но Гер опять удержал его, теперь ухватив и за вторую руку: — Понимаешь, я-то думал, что ты еще ребенок! Я ж себя чуть не сожрал вместе с дерьмом, когда понял, что тянет меня к тебе… ну, совсем не по-детски. У меня ж у самого двое сыновей — как я думал, твоих ровесников. — У тебя? — поразился Эмиль, округляя глаза, и даже тянуть руки из захвата перестал. — Ага, — подтвердил Герыч и вздохнул. — Бандиты. Папа-то их умер уже почти десять лет назад, ну и я теперь один… воюю. Получается не очень. Вон, весь учительский состав школы прикармливать и… ну… припаивать, конечно, приходится в качестве взяткодательства. Ты это должен учитывать, когда будешь давать согласие. — Какое еще согласие? — Эмиль отвел глаза, доказав заинтересованному до крайности, а потому очень внимательному Герычу, что на самом деле все он распрекрасно понял. — Встречаться со мной с самыми серьезными намерениями! — Гер глянул на Эмиля снизу вверх, этак просительно-заискивающе. — А как же?.. — Дружеский секс! — А вы… — Ты, Эмиль. Давай уже и ты со мной на ты. И просто Герард, а лучше Гер. — Герыч! — сунулся в дверь, естественно, без стука Дуглас. — Мы забыли… Гер тут же показал ему кулак, а после махнул рукой так, что Дуга тут же как ветром сдуло. — Герыч, — уточнил Эмиль и вскинул бровь. — Это совсем не то… И вообще, это еще с детства. И из-за пря… Едрен-макарон! Я ведь про них действительно совсем забыл! Началась суета. Гер поволок за собой ничего не понимающего Эмиля на склад, где с риском для жизни, едва не сверзившись со слабоватой для его размеров табуретки, добыл с верхней полки дальнего стеллажа ящик с пряничными человечками. Один тут же всучил Эмилю, а все прочие поволок в помещение паба — отдать как раз стоявшему за стойкой Дугласу для распределения среди посетителей, как и задумывалось с самого начала. — Пряничный человечек, — с удовольствием рассматривая фигурку, проговорил Эмиль и улыбнулся. — Маленький и вкусный. Как ты. И пахнет так же, — подтвердил Гер. — Я пахну для тебя пряниками? — удивился Эмиль. Гер кивнул: — Моими любимыми, имбирными. — Вот! — воскликнул подвыпивший, а потому необычайно разговорчивый учитель биологии, который в этот момент проходил мимо, явно следуя по всем известной «пивной тропе» стол-сортир-стол. — Вот! Лишнее подтверждение моей теории о том, что на самом деле альфы воспринимают не реальный запах омеги, а лишь ту его интерпретацию, которую формирует для них их же собственный мозг. Нос воспринимает феромоны, которые испускает каждый половозрелый омега, сигнал идет в мозг альфы, и уже он «расшифровывает» его, превращая в тот или иной знакомый альфе аромат — приятный или нет, если речь об омеге, который в силу каких-то биологических причин альфе не подходит. Вот в твоем случае, Гер, этот милый молодой человек тебе явно подходит, раз пахнет любимым лакомством. — Пахнет, — с улыбкой согласился Гер. — И совершенно точно подходит. — Я рад за тебя, — неожиданно очень серьезно ответил старый биолог, который в свое время учил Гера, а после и Люса, и пошел дальше — к общему столу. — А уж как я рад, — согласился Герыч и искоса глянул на Эмиля, который потихоньку, мелким мышом грыз свой пряник, явно пребывая в задумчивости. — А ты? Ты рад? — Это очень интересная теория, которую точно стоит обдумать. Может, даже формулы кое-какие подкинуть и просчитать… Ой, простите… то есть — прости. Дело в том, что я школьный учитель, математик. Мы с Вуттером и знакомы с тех пор, как учились вместе в институте и… — Ты школьный учитель? — поразился Гер, осматривая Эмиля с ног до головы. — А что? — возмутился тот. — Если я мелкий и выгляжу… — Не в этом дело. Они мне не поверят! Просто не поверят, что я серьезно! — Кто? — на этот раз притормозив со своим возмущением, уточнил Эмиль. — Те двое, что ждут меня дома. Дети мои неугомонные. — Почему? — Я им в качестве страшной кары, в шутку, регулярно обещал взять себе в мужья школьного учителя, который их будет дрючить и строить. А тут ты! — И что? Думаешь, мне характера или авторитета не хватит? — опять возмутился Эмиль, которому Гер, сам того не осознавая, как видно, опять наступил на любимую мозоль. «Вкурив» это, Герыч уже было собрался возражать со всем рвением и убедительностью, но притормозил, внезапно узрев открывшиеся перед ним перспективы. Значит, мелкий пряничный мыш готов принять вызов? Хм… — Не попробуешь — не узнаешь. Так ведь? — голосом рыночного зазывалы проговорил Гер и подвигал бровями. — Так, — согласился Эмиль и покраснел, потупив глаза.

***

Примерно через полгода после этого полуозвученного пари между альфой и омегой стало ясно, что «проба» удалась. Эмиль нашел общий язык с Донни, а уж Адреаса после «приручить» оказалось и вовсе несложно — мнение брата для него всегда было весомым. Гер тем временем тоже искал пути сближения с интересным ему омегой. И таки нашел: следующую течку Эмиль провел уже с ним. Поначалу оба робели. Омега в силу не больно-то широкого опыта. Альфа просто потому, что боялся облажаться, сделать что-то не так, произвести какое-то неправильное впечатление. Да и габариты! Все время казалось, что Эмиль слишком хрупкий, слишком маленький для него. Но очень быстро выяснилось: несмотря на это, они и в делах любовных исключительно совпадают. Настолько, что следующий Новый год семья Герарда Альтмайера встречала в новом составе. Во главе празднично накрытого стола сидел он сам, как старший в семье альфа, муж и отец. По правую руку от него разместился сын Адреас, по левую его младший брат-близнец Донован… Правда, засиживаться подолгу у них у всех особо не получалось. Просто потому, что Эмиль, с комфортом устроенный рядом на диване в «гнезде» из подушек и теплых пледов, капризничал и все время чего-нибудь требовал: то селедки, то ананаса, то имбирного эля. Специального, сваренного Гером для любимого супруга по особому рецепту так, чтобы в напитке осталось все богатство вкуса, но не было ни грамма алкоголя… И совсем не потому, что все еще считал его ребенком. Такие мысли умерли сами собой, после того, как Гер поближе узнал боевой и на редкость упрямый характер своего пряничного мыша и познакомился с его сексуальным темпераментом. Причина была в другом. В том, что с некоторых пор ребенок завелся у Эмиля внутри и теперь потихоньку подрастал в уже изрядно округлившемся животе. Близнецы спорили, кто именно родится, сам будущий папочка хранил по этому поводу загадочное молчание, а Гер… Гер, сидя за новогодним столом и глядя на свою семью, чувствовал полное и всеобъемлющее счастье. Такое, что дай Единый бог каждому!