the deep and dying breath

В попытке заставить людей чаще смотреть друг другу в глаза, а также потакая немым, правительство постановило позволить каждому человеку ровно одну сотню и шестьдесят семь слов в день. Когда звонит телефон, я прикладываю его к уху, не говоря алло. В ресторане я показываю на куриный суп с лапшой. Я отлично приспосабливаюсь к новому образу жизни. Поздно ночью, я звоню своей далёкой возлюбленной, говоря с гордостью — я использовал только пятьдесят девять сегодня. Я сберёг оставшиеся для тебя. Когда она не отвечает, я знаю, она использовала все свои слова, так что я просто медленно шепчу — я люблю тебя тридцать два, тридцать три раза. После этого, мы просто остаёмся на линии и слушаем дыхание друг друга. — Тихий Мир, Джеффри МакДэниэл -

— Кванхи, ты был когда-нибудь влюблён? Шиван слышит помехи и дыхание Кванхи на другом конце провода. — Это бремя, — Шиван по-прежнему не получает ответа. Его голос становится всё холоднее с каждой новой чертой, которые он ставит для каждого слова, что произносит. — Оно ужасно. Ты не просишь о нём, а оно выедает тебя изнутри. В голосе Шивана нотки, заставляющие Кванхи задыхаться — редко когда Шиван звучит так отчаянно. Шиван рявкает, резко выдыхает: — Ты такой идиот, — и он повторяет это снова и снова, пока не уверяется, что Кванхи понимает то, насколько это всерьёз, как он неосмотрителен и эгоистичен в своей непорядочности — не сберечь хотя бы два-три слова перед их телефонным звонком. Они всё время ссорились, по мелким поводам, по крупным поводам, из-за всего, и это превратилось в изматывающий, пожирающий время, бесконечный цикл. Мы только и делаем, что ссоримся, как-то однажды говорит Кванхи, но когда это начинает ранить слишком сильно, Шиван задумывается — а за что предположительно они вообще сражаются?. — Знаешь, — голос Шивана мягкий, пронизанный печалью, наполненный близостью, и то, что Кванхи слушает его, ни говоря ни слова, воодушевляет и пугает Шивана одновременно, — я бы лучше ругался с тобой так, как будто это третья мировая, чем полюбил кого-то ещё. — Я ненавижу тебя. Я ненавижу тебя настолько, что уже не, — Шиван смотрит на бумагу и замирает, карандаш повисает в воздухе. — Я— Сто шестьдесят шесть слов. Осталось всего одно. Шиван глубоко вздыхает, так глубоко, что становится больно, — люблю— И всё, что остаётся, — это тишина. (На другом конце провода, Кванхи с силой сжимает трубку, слёзы бегут по его щекам.)