Тонет любовь в кровавом золоте глаз

      Холод в тюремном отсеке «Исполнителя» стоит, как водится, собачий. Добираясь до нужной камеры, Вейдер успевает пожалеть о том, что по пути сюда не накинула плащ, причитающийся к форме главкома, которая решительно плохо справляется с функцией утепления. Она, выросшая под двумя палящими солнцами пустыни, ненавидит низкие температуры в значительно большей степени, чем изнуряющую жару.       Эни девять.       — Мне холодно, — жалуется она и шмыгает забавно вздернутым кверху носиком скорее от обиды, чем от того, насколько действительно замёрзла.       Космос, которым она так грезила, встречает девочку неуютным, неприветливым холодом, и она ощущает себя обманутой им, почти что преданной. Эни ещё не знает, что космос никому ничего не должен: коль осмелишься — приходи и попробуй взять, что тебе нужно.       На плечики девочки мягкой плотной тканью ложится плед, который на проверку оказывается безразмерным плащом. Она просовывает руки в объёмные рукава, делает движение, похожее на взмах крыльев, а подняв глаза, натыкается на чужой улыбающийся взгляд.       — Ты ангел? — спрашивает Эни с непоколебимой детской уверенностью.       Она знает из рассказов странников в лавке — встретив ангела, ты не спутаешь его ни с кем другим. И если чутье — или может Сила, как называет её Квай-Гон — говорит, что этот совсем молодой, но в силу возраста Эни кажущийся ей недосягаемо взрослым, мужчина, с его чудаковатой причёской, родинкой на скуле и голубыми глазами, прищуренными в улыбке, что обычно выдаёт весёлый характер, и есть ангел, то здесь не может быть и сомнений.       — Что, прости?.. — незнакомец зависает на секунду, затем, будто выпав из лёгкой прострации, вызванной её вопросом, мотает головой с лёгким смехом. — Нет, нет.       Эни тихо хмыкает — он непременно ангел, просто не знает об этом, ну, а она, конечно же, не станет разубеждать его, сохранив маленькую тайну в секрете. Незнакомец протягивает ей руку, первый — дома, на Татуине, с девочками, и уж подавно рабынями, не принято здороваться таким образом — и она слегка теряется прежде, чем сунуть в крупную ладонь свою ладошку, освобождённую из плена рукава.       — Оби-Ван Кеноби, — представляется больше-не-незнакомец.       — Эника Скайуокер, — впервые она произносит это с такой гордостью. — Ты тоже джедай?..       Вейдер разблокирует дверь камеры, куда больше напоминающей стерильный бокс — светло-серые стены, тусклый люминесцентный свет, одноместная койка и дверь, а точнее перегородка, ведущая в тесный рефрешер. Минимализм, крифф возьми — практически естественная для джедаев среда обитания. Вейдер не упускает повода позлорадствовать и мысленно усмехается.       Она почти не удивлена тому, что застает Оби-Вана в позе для медитаций. Лицо джедая — чуть осунувшееся в сравнении с тем, что Вейдер хранит в своих воспоминаниях, впервые на ее памяти приобретшее легкий загар, но в остальном прежнее — не выражает никаких эмоций. Также она отмечает, что аккуратная обыкновенно борода бывшего учителя отросла, делая его до неприличия похожим на бездомного скитальца. Но, что кажется девушке пугающим больше всего прочего, Кеноби всё ещё красив.       Он даже не вздрагивает, когда она переступает порог с нарочито громким стуком массивной подошвы ботфортов о пол и дверь захлопывается с противным механическим лязгом. Сперва это кажется странным — раньше Кеноби открывал глаза, стоило ей лишь зайти, и лишь с запозданием до Вейдер доходит, что погруженный в медитацию, он вряд ли способен услышать что-то из происходящего вокруг, будь то чьи-то шаги или взрыв в ста метрах от него. Вместо этого Оби-Ван всегда безошибочно определял чьё-то появление в Силе, чему в конкретный момент мешает тонкая полоска металла вокруг шеи, напоминающая какое-то экзотическое украшение — ошейник-блокиратор Силы.       Вейдер садится рядом, пренебрегая медитационной позой. Сейчас, без доступа к Силе, Оби-Ван уязвим, но пролезть в разум к человеку с сильной волей — задача не из простых, особенно принимая во внимание тот факт, что, честно говоря, Вейдер всегда предпочитала взламывать системы, а не человеческие мозги. И даже в данной ситуации проще потормошить Кеноби за плечо или пощелкать перед глазами пальцами, но она ведь не ищет лёгких путей.       «Абсолютно бесполезное занятие, — транслирует Вейдер через Силу напрямую в его разум. — Ты не сумеешь обойти блокировку. Многие пытались восстановить связь».       — Я всего лишь пытаюсь не сойти с ума, — Оби-Ван произносит это вслух, но не ведёт ни единым мускулом на лице и всё ещё не размыкает век. — Ты так ничего и не усвоила. Медитации нужны не только для укрепления связи с Силой, но и для поддержания душевного равновесия.       Кеноби остаётся верен себе. Даже четыре года спустя он обращается к ней покровительственным учительским тоном, каким обыкновенно обращался к Эни. Вейдер нестерпимо хочется врезать ему, съездить по лицу тяжёлым механическим протезом, чтобы он открыл глаза и увидел, с кем говорит. С леди-ситх, с верховной главнокомандующей, женщиной в форме — конечно же, момент её взросления Оби-Ван благополучно упустил — но никак не с девочкой-падаваном. Она сдерживается, стиснув зубы, и неуютно ежится.       — Не спросишь, зачем я пришла? — уточняет Вейдер, в некотором недоумении вскинув бровь и по-детски сожалея, что Оби-Ван не видит, с какой точностью она воспроизводит его былое скептическое выражение лица.       — Я не в том положении, чтобы задавать вопросы, — отрезает Кеноби. В его словах нет смирения или покорности, лишь сухая констатация, ударяющая Вейдер больнее хлесткой пощечины. Теперь он смотрит на неё, но сложно сказать, что видит в этот момент перед собой.       — Тогда ты идёшь со мной, — Вейдер поднимается с места рывком, словно всё её тело — одна сплошная натянутая пружина.       Когда она подходит к двери, Оби-Ван поднимается и для чего-то скидывает с себя плащ. Перед тем, как покинуть пределы камеры, он набрасывает тяжёлый и кажущийся безразмерным даже столько лет спустя предмет одежды на её по-подростковому угловатые, в ещё большей мере кажущиеся таковыми в форме, плечи.       — У тебя абсолютно синие губы, отопление здесь уровнем ниже среднего, — комментирует свой поступок Оби-Ван.       — Очень благородно, — Вейдер останавливается и сбрасывает с себя плащ, который падает под ноги Оби-Вана. — Но в подачках я не нуждаюсь.       Кеноби не утруждается поднять его, то ли повинуясь уязвленной гордости, то ли просто пренебрегая плащом, который, пусть недолго, укрывал от холода ситха. Они уходят, оставляя плащ лежать на полу бесформенной тряпкой.       Эни шестнадцать.       Совет недоволен девочкой и — чего греха таить — взаимно. Но кому интересно мнение девчонки-падавана? Совет безупречен. Никто в здравом уме не станет спорить с магистрами. И ее учитель в том числе.       Оби-Ван всегда оправдывается. Уперев тяжелый, вымораживающий взгляд в ученицу, повторяет перед Советом заученное, как мантра, «такого больше не повторится, я поговорю с ней». Но никогда не говорит с Эни — цитирует Кодекс, магистров, труды каких-то мудрых и давно мертвых джедаев, но не говорит.       Эни не знает, что стоит ей покинуть зал Совета, и Оби-Ван тотчас же сменит свою позицию. Прекратит оправдывать себя, как учителя, и примется оправдывать Скайуокер, попытается достучаться до Совета, как и десятки раз до этого. Эни не знает, а Оби-Ван не хочет, чтобы она знала.       Ветер, гуляющий на территории Храма, треплет непослушные русые волосы до плеч, небрежно подстриженную челку и длинную тонкую косичку, выделявшуюся из общей густой копны. В лицо летят мелкие, холодные и мокрые брызги. Девушка зябко ежится. Стоило бы накинуть плащ, но тот успешно забыт в комнате. Эника не возвращается за ним — меньше всего ей хочется сейчас столкнуться с Оби-Ваном, который наверняка ждёт её в их квартирке, взвинченный после общения с Советом, чтобы начать читать нотации. Простыть на ветру — меньшее из двух зол.       Сзади подкрадываются чьи-то почти неслышные шаги и на плечи Эники ложится чужой плащ, слишком просторный даже для своего владельца и наверное способный вместить в себя двух девочек её комплекции. Она вдыхает родной запах, от которого неизбежно начинает кружиться голова и невыносимо приятно щекотать в животе — чувство зарождается в солнечном сплетении и спускается по телу ниже, концентрируясь в самом низу живота.       Оби-Ван разворачивает её к себе, кутает в свой плащ, накинув на голову капюшон, и великодушно молчит. Дождь, тем временем, успевает припуститься еще сильнее, подгоняя Кеноби и упирающуюся Скайуокер обратно в теплое и сухое здание Храма.       — Тебе нужен горячий душ, чтобы не простудиться.       — Вам тоже, мастер. Так может, пойдем вместе?       — Кажется, что-то подобное мы уже обсуждали.       Учитель уходит на кухню готовить горячий чай на двоих. Эни прямо в спальне скидывает с себя ещё не успевшую промокнуть до нитки одежду — её мало смущает собственная нагота и риск попасться в таком виде на глаза Кеноби. Она знает, что он поспешит со всем своим истинно джедайским благородством отвести взгляд, и это невозможно её раздражает.       Но вместо того, чтобы сразу отправиться в душ, Скайуокер задерживается. Недолго думая, накидывает поверх обнаженного тела плащ Оби-Вана, который он так и не забрал. Плащ пропитан информацией о своем хозяине, носит на себе его отпечаток. Его ткань льнет к коже фантомными прикосновениями.       Мгновения вроде этого — всё, что Эни может позволить себе, и всё, что может позволить ей удержаться, не сорвавшись в невидимую пропасть, которую выкопала себе сама.       Комфортно-тёплый воздух гостевой каюты пропитан слабым травянистым ароматом. Двуспальная кровать аккуратно застелена чистыми белыми простынями — без излишеств в виде шелков и атласов, со строгостью, напоминающей о том, что они находятся на военном объекте Империи. Здесь есть зеркало на стене и комод, на котором обнаруживается простенький датапад. Вейдер улыбается в прижатый ко рту кулак. Ей интересно, как скоро Оби-Ван обнаружит подвох.       — Кандалы? Ты серьёзно? — Кеноби со вздохом качает головой, очевидно, замечая ножную цепь, прикованную одним концом к изножию кровати и спрятанную под нею же. Обычно такой его жест означает некий аналог фразы «разочарован, но не удивлён». — Слишком уж радикально даже для максималистки вроде тебя. Нельзя было просто запереть дверь или хотя бы сделать цепь подлиннее? Думаешь, у меня столь высоки шансы сбежать отсюда?       — Это временная мера, — Вейдер фыркает и морщит точеный носик, как в прежние времена. — А уж разворчался-то…       Поцелуй всем своим целомудрием скорее напоминает простое касание. Потрескавшиеся губы Вейдер искусаны и слегка блестят от влаги, губы Оби-Вана, обветренные горячим воздухом Татуина, покрыты корочкой давно запекшейся крови. Леди ситх и сама поражается, насколько джедай оказывается подконтролен ей в этот момент, когда проникает в его сознание лёгким покалыванием в затылочной области, где покоится её здоровая рука, и погружает в сон, схожий по природе с наркотическим. Они медленно оседают на кровать и Вейдер удовлетворенно улыбается, когда тело в объятиях цепких рук становится податливым и вскоре до её слуха доносится тихое посапывание.       Два резких вдоха, один протяжный выдох с едва уловимым присвистом, и поразительная ритмичность. Во время Войны Клонов им часто приходилось делить на двоих палатку, а то и спальный мешок — джедаи редко ставили хоть какой-то акцент на половые различия, когда речь шла о мастере и падаване, пусть даже бывших. Даже странно — война закончилась четыре года назад, а она уже давно не носит мешковатых туник, не помнит, когда в последний раз слышала фамилию Скайуокер, и не уверена, имела ли та девочка, стерегущая горящий в ночи костёр и сон мастера на поросшей дикими травами планете, какое-то отношение к Леди Вейдер, но некоторые вещи неизменно служат связующим звеном. Два резких вдоха, один протяжный выдох.       В ожидании его пробуждения Вейдер считает седые волоски в отросшей, как в былое, довоенное время, пшеничной копне, и рубцы на обнаженном теле, губами пробуя их на ощупь и слегка солоноватый вкус. Под рёбрами Вейдер, если ненадолго отдаться ощущениям, растекается сладкий яд, заполняющий грудную клетку, стоит лишь осознать степень беззащитности Оби-Вана перед ней. Он надёжно скован, лишён Силы и совершенно раздет, а что ещё важнее — крепко спит, абсолютно не заботясь обо всём этом.       Вейдер испытывает собственное терпение и тянет время, пока неторопливо расстегивает свой чёрный мундир и рубашку, под которой, к счастью, нет белья — привычка, оставшаяся со времен ношения джедайской робы. Ложится рядом и прижимается телом к Кеноби в надежде утолить тактильный голод, но этот ненасытный зверь, ощутив добычу в ранее запретной близости, начинает скребстись изнутри, желая и требуя большего. Вейдер знает — стоит выпустить зверя на волю, и он, сладостно облизываясь, с глухим рычанием поглотит и беззаботно спящего джедая, и её саму. Вейдер знает, но принимает, как неизбежное — разбудив чудовище внутри, назад хода уже нет, любая возможность выбора — лишь иллюзия, что в конечном счёте неизбежно приведёт к одному.       На чужой коже остаётся поблескивающий влажный след. Ощущения липкой влаги на внутренней стороне собственных бёдер заставляют Вейдер неуютно поежиться и крепче сжать ногами бедра Оби-Вана с двух сторон, и покраснеть. Она вспоминает свои семнадцать, когда мысли об учителе заставляли её стыдливо сдвигать коленки. Ей гребаных двадцать семь, а она по-прежнему ощущает себя испорченным подростком.       То, что она собирается сделать — чистой воды изнасилование. Вмешательство во что-то личное и неприкосновенное, что было недоступно для Эники Скайуокер.       Она была в курсе прошлых отношений Кеноби с герцогиней Крайз, а их взгляды при встрече и ненароком подслушанный Скайуокер в ангаре обрывок диалога наталкивали на рассуждения о том, что ничего ещё не кончено. Заставляли раз за разом проигрывать в воображении, как ладони Оби-Вана нашаривают застежку белого кружевного лифчика Сатин, скользя по почти сливающейся с ним мраморно-бледной спине, каким ласковым жестом он заправляет светлые волосы за ушко, чтобы поцелуем коснуться её шеи. С Эни в её собственных фантазиях учитель никогда не церемонился, то оттягивая назад русые кудри, то оставляя болезненные следы полупоцелуев-полуукусов на тонкой шее. Герцогиня в её глазах была похожа на статую — хрупкую и несомненно изящную, которой, должно быть, приятно любоваться со стороны, но любить в ней нечего. Эни была другой — готовой отдавать больше, чем желала взять. Она была сильнее Сатин, её любовь была сильнее, а значит, и сама она более достойна ответной любви.       Но Вейдер уже знает, что Оби-Ван, как и космос, никому ничего не должен: коль осмелишься — приходи и попробуй взять, что тебе нужно.       Приходится пересилить себя, чтобы впервые обхватить рукой член. Механические пальцы не осязают плоть наощупь, но отчего-то слегка подрагивают, слегка оттягивая кожу и обнажая чувствительную головку. Вейдер не чувствует, но видит, как он напрягается в ладони, и слышит, как сбивается мерное дыхание.       Кеноби просыпается, очевидно, от собственного стона, и пару секунд фиксирует взгляд на лице сидящей на нём девушки. На пробу дёргает ногой, скованной в кандалы, шевелит руками, чтобы убедиться, что они свободны, и мрачно усмехается.       — Если вас насилуют — расслабьтесь и получайте удовольствие, — бормочет джедай себе под нос, заставляя Вейдер усмехнуться — ментальное воздействие схоже с оглушением чем-то тяжёлым по затылку, разве что более эстетичным методом.       — Ты мог бы придумать шутку и получше, — она усмехается и, склонившись к его лицу, шепчет в самые губы. — Ну, где твоё былое красноречие?       Поцелуй лишён нежности и чувственности, но и назвать его грубым весьма сложно. Он больше напоминает некое механическое действие, совершаемое ради самого действия. Никто из них не смыкает век — Вейдер смотрит в глаза Оби-Вана и понимает, что поступает правильно согласно своей собственной морали.       Первое проникновение сопровождается протестующей болью нерастянутых мышц, впервые раскрывшихся до такого размера, и ощущением переполненности. Вейдер тихо шипит, ненадолго утрачивая контроль над ситуацией и, склонившись к Оби-Вану, упирается ладонями в его грудную клетку.       — Куда ты так спешишь? — Оби-Ван кладёт ладони на округлые бедра Вейдер и приподнимает их с такой лёгкостью, словно она всё ещё хрупкая девочка-подросток. — Твоя спешка сейчас может навредить нам обоим, попробуй медленнее.       Эта видимость заботы, на деле являющая собой бесконечное желание Оби-Вана держать всё под своим контролем, заставляет Вейдер скрипнуть зубами от раздражения, преодолевая желание заорать нечто наподобие «Может хватит?», притянув Кеноби к своему лицу за злосчастный ошейник. Она не желает и, конечно, не станет действовать медленно и постепенно, она собирается получить всё сполна.       По внутренней стороне бедра Вейдер стекает тонкая алая струйка… Её кровь? Его? Сейчас это абсолютно не играет роли. Вейдер вколачивает одно тело в другое, матрас под ними пружинит и продавливается.       — О Сила, Эни… Неужели ты ни разу до этого..? — окончание фразы проглатывается и утопает в глубоком вибрирующем стоне.       Вейдер качает головой и улыбается, замедлив движения, чтобы рассмотреть лицо Кеноби — раскрасневшееся, покрытое лёгкой испариной, поблескивающей капельками на скулах, и прочувствовать коктейль из запредельного кайфа и боли.       — Эни, отпусти… А то я сейчас… — Оби-Ван недоговаривает, жмуря глаза и отворачивая голову набок, шумно втягивая воздух через ноздри.       Снова «Эни». В который раз он называет её так? Это уже начинает ощутимо напрягать.       — Не смей кончать раньше меня, — предупредительно шипит Вейдер, оставляя на груди Оби-Вана с одной стороны царапины от ногтей с выступившими мелкими каплями крови, с другой — алые немного выпуклые полосы от механических пальцев.       И он держится — Вейдер приятно думать, что Кеноби сдерживается ради неё, а не благодаря лёгким болевым ощущениям, отсрочившим оргазм — ровно столько, сколько ей требуется, но сокращения и без того тесных горячих мышц оказывается слишком, а сама Вейдер никак не успевает среагировать, во второй раз потеряв контроль не только над ситуацией, но и над собственным телом. Он изливается внутрь.       — Криффову мать, — нервно выдыхает Вейдер, подавляя назревающий приступ паники рациональной мыслью — надо будет заглянуть в медотсек, возможно там что-нибудь найдётся.       Она одевается и приводит себя в порядок, сидя в кровати и отвернувшись лицом к стене. Не от стеснения или элементарного нежелания видеть Кеноби, а просто потому что вид серебристо-серой стенки служит наиболее нейтральным фоном, позволяющим привести свои мысли и эмоции в такое же ровное состояние. Чему, правда, не способствует взгляд бывшего учителя, который Вейдер ощущает спиной где-то в области между лопаток. Закончив, она обходит кровать и опускается на колени у изножия по другую её сторону, возясь с замком на жилистой лодыжке.       — На этот раз я тебя не убью, — с ситхской непосредственностью выносит вердикт Вейдер.       Она выпрямляется, развернувшись на каблуке, и направляется прочь выверенным, почти строевым шагом. Лёгкое движение руки в воздухе и цепь с грохотом спадает на пол у неё за спиной.       — Эни… — как она и ждала этого, Оби-Ван окликает её у двери. Вернее ту, другую.       — Твоей Эни больше нет, — качает головой Вейдер с лёгкой полуулыбкой, кидая рассеянный взгляд кроваво-золотых глаз, давно утопивших в себе синеву, через плечо, куда-то мимо него. — Осталась только я.