Жизнь

Он врывается к ней посреди ночи, не заботясь о том, что вообще-то люди в это время спят. Шумит на кухне, попутно разбивая пару тарелок — конечно, совершенно нечаянно. Пачкает кровью ее идеально вымытый линолеум и часть обоев, когда сползает спиной по стенке, не в силах больше ступить ни шагу. Кровь покидает его тело вместе с жизнью. Реяцу пульсирует совсем слабо — угасает. Он понимает, что такими темпами осталось ему немного — поэтому он и здесь. Гриммджоу Джаггерджак, Шестой Эспада, знает, что Иноуэ Орихиме ему поможет. Не может не помочь. Она же такая чертовски добрая. Такая милосердная. Такая глупая. Когда он спас ее от тех двух мерзавок Лоли и Меноли, дура Орихиме, подумать только, бросилась их лечить — лечить тех, кто избивал ее и унижал. Она вернула их к жизни. Своих врагов. Значит, и ему сейчас не откажет. — Женщина, — хрипит Гриммджоу на пределе сил. Кашляет, украшая линолеум еще несколькими пятнами густой крови. Плохо дело. Где ее черти носят?

***

Орихиме спит спокойно. Ей снятся на удивление хорошие и добрые сны: Сора, который угощает ее мороженым с карри, Тацуки в костюме пасхального кролика, Ичиго верхом на единороге… Она как раз скакала по радуге вместе с ним, как вдруг ее разбудил голос, зовущий ее — хриплый, надсадный. Химе нехотя открывает глаза, вырываясь из сладких объятий сна. Хочется остаться в этом радужном мире еще хотя бы пять минут, она совершенно не выспалась из-за учебы в мединституте, но тут Химе улавливает чужую реяцу у себя на кухне, и сон слетает с нее мгновенно. Это — реяцу Шестого Эспада. И она очень слабая, что может означать только одно — он умирает. Да, точно умирает — такая пульсация ей знакома. У нее осталось совсем мало времени. Некогда думать о том, что она делает — промедление убивает Гриммджоу. С каждой секундой, которую пропускает Химе, его жизнь укорачивается все быстрее. Орихиме мчится на кухню прямо босиком, не удосужившись искать тапочки. Проверяет только, на месте ли заколки — без них ничего не получится, без ее силы, без ее Шун-Шун-Рикка. Гриммджоу сидит на полу между столом и холодильником. Пол залит кровью. Тело Джаггерджака покрыто ранами, одежда разорвана в клочья — Химе становится страшно от одного вида этих кошмарных повреждений. Она сглатывает, чувствуя, как к горлу подкатывает комок тошноты. Раньше Орихиме не видела таких ран. У нее дрожат руки, она хочет убежать, спрятаться, закрыть глаза и не смотреть на рваную плоть, на густую вязкую кровь, что становится почти черной, но тут Гриммджоу поднимает глаза — он все еще жив — смотрит на Орихиме пристально и внимательно. — Черт подери, женщина… Куда только и девается ее страх — Орихиме падает на колени прямо в лужу крови, пачкая свою новенькую пижаму, и протягивает руки. — Я отрицаю! Вспыхивает оранжевый свет, и тут же тело Гриммджоу окутывает теплое сияние, от которого затягиваются раны, срастаются кости, восстанавливается кровь — весь организм Джаггерджака становится таким же, каким и был. Он уже почти потерял сознание, и в пелене забытья видит только решительный блеск карих глаз и вспышки голубых огоньков в огненно-рыжих волосах. Свет, исходящий от ее рук, не просто животворящий — этот свет и есть сама жизнь. Женщина пришла вовремя. Женщина не могла отказать ему в помощи. Ему тепло, спокойно и уютно. Боль, которая разрывала тело на части, уходит без следа. Хочется спать, и Гриммджоу наклоняется вперед, опуская голову на колени рыжей женщины — Орихиме, ее зовут Орихиме — и смыкает глаза. Женщина гладит его по волосам, и Джаггерджаку это тоже приятно — он даже ластится к ее руке и едва не мурлычет, как сытый кот, но потом теряет все силы и засыпает. Орихиме сидит на окровавленном полу и бережет его сон.