Тонкая грань

Ёлка в холле Нурменгарда удивляет Персиваля даже больше чем самое первое письмо Геллерта с просьбой о встрече. А оно действительно было удивительным - Грин-де-Вальд не требовал, не приказывал, не явился сам, заставая врасплох, не прикончил его заклинанием, в конце концов. Исключительно вежливый тон письма был по-настоящему подкупающим. Но Грейвс жил в Нурменгарде уже больше года и, видит Мерлин, в прошлом декабре такого безумия не наблюдалось. - Какого дьявола? - только и выдыхает бывший аврор, оглядывая огромную, источающую одуряющий запах хвои ель. - Если бы я неделю отсутствовал, то застал бы в холле рождественскую ярмарку? - Это распоряжение месье Грин-де-Вальда, - шелестит из-за спины Винда на французском, с такой ядовитой любезностью, что впору оглянуться, не собирается ли она вонзить клыки Грейвсу в шею или нож в спину. Персиваль не оглядывается, Розье такой чести не заслуживает. - Он вернулся? - Персиваль стягивает перчатки, наблюдая за парочкой, украшающей эту несчастную ёлку. Куинни Голдштейн изящно поводит палочкой, художественно развешивая искрящиеся магией гирлянды, а обскур стоит поодаль с ящиком, наблюдая за девушкой с осторожным интересом. Феникс на его плече тоже водит головой вслед за каждым движением девушки. - Вернулся, - раздается знакомый бархатисто-мягкий баритон над ухом раньше, чем успеет ответить Винда. - Мисс Розье, будьте любезны, приготовьте мне список наших парижских информаторов. Боюсь, придется снова наведаться в этот отвратительный город ненадолго. Розье сдержанно кивает, прежде чем развернуться на каблуках, уходя. - Как твоя прогулка по Вене? - Геллерт жестом приглашает следовать за ним, направляясь к ели, уже переливающейся золотистыми и красными огоньками. - Непродуктивно, - отрезает Персиваль, возможно, немного раздраженно. - Зато город красивый, - Геллерт скрещивает руки на груди, запрокидывая голову, когда феникс вдруг снимается с худого плеча обскура и взмывает в воздух, сделав круг под потолком. - Вы, американцы, совсем не умеете чувствовать вкус праздника. Персиваль подозрительно косится на Геллерта, придержав весь поток язвительных замечаний, возникших в ответ. - Я впрочем, тоже, - продолжает Грин-де-Вальд, подтверждая все мысли Грейвса. - Зато праздники любят женщины и дети. Пускай наслаждаются. Считать двадцатидвухлетнего обскура ребёнком было до некоторой степени наивно, но Криденс - Грейвс так часто встречал это имя в своих бумагах, что до сих пор не мог приучить себя называть мальчишку по-другому - действительно иногда совершенно по-детски радовался мелочам. Он почти не улыбался, но что-то в черных глазах менялось, как сейчас, когда он наблюдает за взгромоздившимся на верхушку ели фениксом. Куинни смеется и хлопает в ладоши. Геллерт выглядит ужасно самодовольным, впрочем, он так выглядит почти всегда. К двадцать пятому числу гирлянды расползаются по всему замку, а ель сверкает, как… как рождественская ель. Эта суета, наводнившая вдруг замок, немного отвлекает. Грейвс любил Нурменгард как раз за тишину и уединенность, они при его работе были необходимы - он координировал всю Северную Америку и справлялся чертовски хорошо, но не в последние пару дней, сопровождавшиеся какими-то подозрительными шумами, оказывающимися то взрывами хлопушек, то звучащими черт знает откуда рождественскими гимнами. Нурменгард неотвратимо погружался в рождественский хаос, и Геллерт вышагивал посреди этого безумия с привычной непринужденностью, явно наслаждаясь всем происходящим. Двадцать пятого даже Винда сменила темные тона в одежде на изумрудного цвета платье. Впрочем, Грейвс не соврал бы, если бы сказал, что Голдштейн в розовом и кремовом дала бы сто очков вперед ледяной француженке. - И что сегодня намечается? Рождественский пир в лучших традициях Хогвартса? - Персиваль со второго этажа наблюдает за суетой в холле, облокотившись на перила. Упоминать Хогвартс в разговоре с Геллертом всегда опасно, но сейчас тёмный маг только удивляется: - А что, в Ильверморни не практикуют подобного? - Я удивлюсь, если ты скажешь, что подобное практикуют в Дурмстранге. - По тонкой грани ходишь, - Геллерт многозначительно приподнимает бровь, наградив Грейвса разноцветным взглядом, от которого всегда - всегда - немного не по себе. - А то я не знаю. В Ильверморни празднуют Рождество, но совсем не так масштабно. Это просто… просто ужин с запеченной индейкой. На мой взгляд. Геллерт наблюдает-слушает с интересом, но сам делиться воспоминаниями явно не собирается, да Персивалю это и не нужно. - Наверняка это только для твоего расчетливого ума рождественские ужины были простыми ужинами с запеченной индейкой. Что ты получил в подарок на Рождество в пятнадцать? - Не думаю, что это было что-то значимое, я бы запомнил, - Персиваль отталкивается от перил намереваясь закончить ведущий неизвестно куда разговор, но Геллерт тянет его к себе за запястье, ухмыляясь криво и, как многим бы показалось, опасно. На самом деле, просто немного безумно, немного самовлюбленно, а разный цвет глаз придает особый шарм несимметричному изгибу губ. Тот самый шарм, от которого с непривычки вдоль позвоночника прокатывается нервная дрожь. Они оказываются близко друг к другу, слишком близко на вкус Персиваля, не жалующего излишнюю публичность. Он не испытывает восторга, как Геллерт, раздражая такими выходками Винду Розье, не веселится, как он, от осознания вседозволенности. - А что самое запоминающееся ты получил в подарок на Рождество? - хрипловато шепчет Геллерт почти в губы. - Это легко, - Персиваль пожимает плечами, не делая попыток отстраниться, заранее зная, что они совершенно бесполезны. - Твое письмо три года назад. Геллерт удивленно приподнимает брови, даже руку, удерживающую запястье Грейвса, разжав. Персиваль, правда все равно не отстраняется - это будет выглядеть как отступление. - Сова прилетела аккурат под Рождество, - поясняет Персиваль. - А я умею делать подарки, не так ли? - насмешливо интересуется Геллерт, но ответа не получает - Персиваль разводит руками во вроде-бы-согласном жесте, и всё-таки уходит, подумывая навесить на свой кабинет звуконепроницаемое заклинание, сегодня предстоит ещё несколько встреч, градус напряжения которых не хотелось бы сбивать всей этой праздничной мишурой. Освобождается Грейвс только глубоким вечером, проходя по коридорам притихшего замка в жилое крыло. В одной из гостиных он находит Геллерта, расположившегося в кресле возле камина. Раздумывает несколько мгновений, и решает присоединиться. Грин-де-Вальд косится на него, севшего в соседнее кресло, и любезно наколдовывает высокий стакан, заполненный ароматным глинтвейном, такой же, как у него самого в руке. - Не ожидал от тебя такого размаха, Геллерт. - Ты не высунул носа из кабинета, - возражает Грин-де-Вальд, лениво делая пассы палочкой - на огромном зеркале над камином расцветают морозные узоры, то абстрактные, то складывающиеся в картины. - Зачем? Я не женщина и не ребенок, - Персиваль рассматривает сменяющиеся одно другим изображения: в основном пейзажи, Персиваль не узнает их, кроме Хогвартса, мелькнувшего всего на мгновение. - Рождество празднуют с семьей или с теми, кого любят. - Многие из них лишены такой возможности, - Геллерт делает неопределенный жест рукой с зажатой в ней палочкой, и зеркало покрывается ровным слоем изморози, серебристым и совершенно непроницаемым. “Прямо как твое сердце”, - думается Персивалю, разглядывающему это случайное великолепие. “Да и мое, наверное, тоже”. - И разве отсутствие сердечной привязанности повод отказываться от всей этой мишуры? Ответить Грейвс не успевает - Геллерт, не поворачиваясь, протягивает ему длинный узкий футляр, перетянутый лазурной лентой - хорошо хоть, без банта, это было бы абсолютным безумием. - Я считал, что наше партнерство не предполагает подобных… ситуаций, - цедит Персиваль, футляр всё-таки принимая, но не спеша открыть. - Оно и не предполагает, - соглашается Геллерт, покосившись на Персиваля прозрачно-голубым глазом. - Мне нравится нарушать правила. С этим остается только согласиться - Персиваль проводит кончиком волшебной палочки по футляру, заставляя ленту исчезнуть, и открывает его, на мгновение теряя дар речи. Грин-де-Вальд следит за ним с голодным интересом, жадно всматриваясь в каждую мелькнувшую на лице эмоцию. Персиваль нежно, почти благоговейно касается гладкого полированного дерева своей волшебной палочки, той, которую отдал Геллерту вместе со своей внешностью, и которая должна бы покоиться в архивах МАКУСА. Отделанная перламутром ручка удобно ложится в ладонь, отзываясь на прикосновение теплом и едва заметной вибрацией. Это словно домой вернуться после долгого путешествия. Персиваль ловит себя на том, что улыбается и, наверняка, на его не привыкшем к улыбкам лице, это смотрится странно - Геллерт всё ещё смотрит на него, кажется, даже не моргая. - Спасибо, - Персиваль поворачивается к нему. - У меня нет ничего, что я мог бы тебе подарить. Грин-де-Вальд отвечает не сразу, в разноцветных радужках отражается пламя камина, гипнотизируя. - Твоей верности всегда будет достаточно. - Она у тебя есть, - Грейвс откидывается на спинку кресла, салютуя темному магу бокалом и взмахом палочки разукрашивая зеркало новым ледяным узором - Дарами Смерти.