Взгляд

Капитан Америка идиотом не был и направленные на себя взгляды отслеживал очень чутко, чтобы там ни думали в ЩИТе, рассказывая шуточки про столетнего девственника. «Простой парень из Бруклина» вниманием был обделен, и повышенное внимание к Капитану Америка Стива нервировало, а потому тщательно отслеживалось. Он вообще оказался очень чувствителен к чужим взглядам. Взгляды, направленные на Капитана Америка, были разными. Поначалу был несколько извращенный интерес, как к бабочке, нанизанной на булавку. Долго ли ещё трепыхаться будет? В новом времени так на него смотрел Фьюри, а потому доверия не вызывал совершенно. Потом на Стива смотрели с брезгливостью, в основном кадровые военные, которые от его кривляний на сцене ничего не получали, что бы там сенаторы ему ни заливали. Такие взгляды коробили и били по и так заниженной самооценке. Следом пришло восхищение. Не слишком заслуженное по мнению самого Стива. Образ, созданный в прессе, как теперь говорят, пиар-менеджерами, был далёк от действительности. Следом в чужих взглядах появилось вожделение. Никакого удовольствия внезапный успех у женщин не вызвал. Только вопрос: как Баки так жил постоянно? Все время под этими похотливыми взглядами, которые по чьей-то ошибке считаются томными. Хотя Баки в форме действительно был красив, это и Роджерс признавал. Стиву под такими взглядами было неудобно, неловко, а после себя они не оставляли ничего кроме чувства гадливости и желания смыть их поскорей с себя. Ещё во взглядах мелькало уважение. Это был чуть ли не единственный взгляд, который Стиву нравился. В новом времени последний встречался редко. Здесь его, несмотря на статус героя, почему-то не уважали как когда-то на фронте, где Роджерс чувствовал себя комфортно, несмотря на постоянную опасность и смерть, дышащую в затылок. Сейчас им восхищались, его вожделели, но не уважали. И это делало его несчастным. Во взгляде Рамлоу было уже ставшее привычным восхищение, количество фанатов Стива каждый раз удручало, вожделение и что-то ещё. Никогда Стивом в чужих взглядах не встречаемое. Именно это неидентифицируемое «что-то ещё» делало взгляд командира огневой поддержки особенным. Чужой взгляд оседал на коже, как мазки гуаши, но, что удивительно, привычного желания тщательно отмыться не возникало. Взгляд Рамлоу был странным, он был горячим. Он проникал под кожу и доставал до, казалось бы, уже семьдесят лет как замороженного нутра. Чужой взгляд цеплял, задевал что-то внутри. Рамлоу ничего не делал, только смотрел, но Стив чувствовал, как оттаивает что-то внутри. Попытка понять, что же делает Командир, не увенчалась успехом. Попытка нарисовать тоже. Хотя обычно перенесенная на бумагу проблема становилась хотя бы понятнее. Рисунок получился технически верным, точным, но понятнее не стало. Не хватало буквально пары правильных штрихов, но… У Стива не получалось. Рамлоу был загадкой, а загадки Стив не любил. Они уже много лет были для Стива синонимом проблем. Рамлоу требовалось немедленно разгадать, пока опять что-нибудь не случилось.

***

Естественно, Стив не начал расспрашивать всех встречных о командире своей группы огневой поддержки. Кэп собирал слухи, что с его усиленным сывороткой слухом сделать было относительно легко. В отличие от простых смертных напрягаться и опускаться до подслушивания, не было необходимости. Прекрасный слух обеспечивал всей необходимой информацией. Что только про Рамлоу не говорили! Он был и мудаком, и удачливым сукиным сыном, и нахальным выскочкой. Но все сходились в одном, ходок он был ещё тот. Вожделение во взгляде такую оценку только подтверждало. Глазам Стив верил, они — зеркало души. Это он усвоил еще в так и не законченной академии. Сейчас о его образовании почти никто не знал. Ведь стыдоба-то какая! Прославленный стратег и тактик и в академии искусств! Да и та… Хотя те, кому надо, и так знают. А в остальном всякие пиар-менеджеры и ответственные за контакты с прессой умело обходили опасную тему, так что у народа Америки даже не возникало желания задаться этим вопросом. Учитель, бесконечно обожаемый Роджерсом, мистер Сарджент, которого Стив почти не застал, потому что великий художник отошел в мир иной, говорил: «В портрете всегда самое важное — это глаза. От чувств, которые удалось передать художнику в глубине чужих глаз, зависит все». Причин не доверять такому авторитетному мнению у юного, на тот момент, художника не было, а теперь представилась возможность убедится самостоятельно, ведь раньше таких проблем перед ним не возникало. Сейчас же сбивало, заставляло сомневаться в собственных выводах это пресловутое «что-то еще», которое не только не получилось идентифицировать, но передать на бумаге. Оно было ничуть не холоднее вожделения, но, в отличие от него, гадливости не вызывало. Это было странно. Это запутывало все теории и, казалось бы, верные аксиомы, тут же превращая их в небылицы. Это, в конце концов, бесило! Ох, как Стив не любил чего-то не понимать. А разгадать Рамлоу, как на зло, не получалось. А что-то оттаявшее, там глубоко внутри, принялось еще и оживать. Не просто оттаивать, но и оживать! Уму не постижимо! От одного взгляда! Когда Баки, чтобы проделать тоже самое, потребовалась минимум пара лет постоянного общения!

***

Загадка решилась быстро и как-то внезапно. Все оказалось до боли просто. — Капитан, вы так и собираетесь тут сидеть? Джет без вас улетит, — произносит Рамлоу вроде бы весело, но в глазах этой веселости не наблюдается. В чужих глазах искреннее беспокойство. В новом времени Стив очень ценил искренние эмоции, высказанные не напоказ, не под вспышкам фотокамер. Стив тяжело поднялся. Эта миссия, была пятой за неделю, и, несмотря на всю свою модифицированность, Роджерс устал. А при мысли о горе отчетов, которая наверняка ждала в кабинете, накопившись за время его отсутствия, не хотелось никуда. Просто сидеть, да хоть прямо здесь, и любоваться закатом. — Кэп? — лейтенант смотрел внимательно и будто бы даже прикидывал, чем он может помочь. Стив встряхнул головой. Не сейчас. Хотя хотелось, очень хотелось. Не секса, нет, простого человеческого тепла. Чтобы придя домой, можно было расслабиться и отдаться на волю надежных рук, а не тащиться в одиночестве сначала в душ, потом закидываться завтрако-обедо-ужином в зависимости от времени, и только после всего этого идти спать в пустую кровать. В джете, Капитан устало плюхнулся в кресло, вытянул в проход усталые, гудящие ноги. Устал. Чертовски устал. Даже не осознавал насколько устал, пока в это чертово кресло не плюхнулся. Хотелось уснуть прямо так, а надо было накидать хоть черновой вариант отчета, ведь Фьюри потребует его практически сразу и плевать ему будет на время суток. Иногда Стив задумывался над тем, сколько спит Директор Щита, и тут же бросал это дело, потому что становилось страшно. Стив пообещал себе: пятнадцать минут и займется делом. Тело превратилось в желе и, казалось, мстило за такое долгое, хотя на фронте бывало и дольше, пренебрежение его потребностями, например, сном. Команда тоже устала. Это чувствовалось. А ведь прыгала она наравне с ним. Ну, или почти. Все-таки немногие могут быть с ним наравне. Вот, Рамлоу, например, вполне мог. Под конец, конечно, сдал немного, устал. Как и вся команда, но спать он их честно отпускал в течение всей этой бешеной недели, обычные люди же! По пять суток без сна даже лучшие из лучших не могут, в отличие от него. Он на то и модифицированный, ага, генно-модифицированный, как его периодически в курилке обзывали Страйковцы, чтобы выдержать такую нагрузку. Чужой взгляд ощущался на коже, как легкое прикосновение, настолько был плотным, осязаемым, но открывать глаза было лень, тем более данное себе время на отдых еще не вышло. Хотя по прошествии пятнадцати минут ничего не изменилось. Лейтенант нагло продолжал облизывать взглядом. Нежность. Вот что было во взгляде. Нежность. И не только она. Еще была любовь. Откуда в чужом взгляде могла взяться любовь, при их исключительно рабочих отношения, еще предстояло выяснить, но упускать такой подарок судьбы, как любовь, Стив не собирался. А потому ситуация требовала решительных действий. Роджерс специально остался в общей душевой, в которую его вынесло людским потоком, а он не стал сопротивляться, ведь это не противоречило его планам. С чувством отмокать под душем после миссии и этой сумасшедшей недели в целом было тем еще наслаждением, а потому задержаться в душевой было не сложно. Уставшие бойцы постепенно расползались, а Роджерс стоял. Ждал. — Так и будете смотреть, лейтенант? — выждав, чтобы точно остаться наедине, спросил Стив. — Не желаете ли перейти к действиям? — Что? — голос у Рамлоу был хриплым, неверящим. — Можете присоединится ко мне в душе, можете — в поездке до дома, — Капитан все-таки не выдержал и повернулся, чтобы полюбоваться на ошарашенное лицо подчиненного. Хотя какой он сейчас подчиненный? Скорее будущий любовник, хотя Стиву это слово никогда не нравилось. Уж лучше партнер. — А если я хочу и того и другого? — Брок, странно называть человека, с которым собираешься строить отношения по фамилии, усмехался, видимо все еще не веря в реальность происходящего, но смотрел так, что там, внутри, все ожившее переворачивалось. — Такой вариант тоже предусмотрен, — усмехнулся Стив жадности своего… Брока. Да, ему определенно нравится как это звучит. Брок смотрел завороженно, полностью очарованно. — Иди сюда, — позвал Стив и обычно язвительный и ершистый Рамлоу послушно пошел к нему, даже не попытавшись отвести взгляд. Стив никогда не обращал внимания, что был чуть выше. Видимо, они никогда не оказывались достаточно близко, чтобы это было заметно. Для поцелуя пришлось наклонится, но это было не страшно, ведь Брок, в отличие от самого Стива, который и не целовался толком ни с кем, умел ласкать просто отпадно. На что-то большее, чем быстрая дрочка, сопровождаемая жаркими поцелуями, их ожидаемо не хватило. Слишком были вымотаны. Оба. — Я все еще надеюсь попасть домой до полуночи, — Брок прервал их ленивые тисканья под едва теплым душем. — Прости, — Стив немного неловко улыбнулся. — Увлекся. — Мое предложение все еще в силе, — решил напомнить Роджерс перед расставанием на парковке. Он не переживал. Все у них еще будет. И свидания, и быстрый трах на его собственном столе. Все это будет. Все будет хорошо.