Роза из полуденной долины

Темно. Так холодно. Где я? Кто… Кто я? Медленно встав, я осмотрелась. Лес. Темный и холодный лес. Странно. Почему-то в моей памяти лес совсем другой. Он светлый и теплый, яркий и… Живой. Но лес передо мной словно мертвый. Деревья черные и выглядят сухими, на них почти нет листьев, а оставшиеся — безжизненно серые. Я медленно зашагала вперед. Куда? Я не знаю. Но я не могла просто оставаться на месте. Я прошла мимо многих деревьев и кустов, я пересекла несколько высохших ручьев. Прошло уже много времени, а я все не уставала, и лес вокруг меня совсем не изменился. Такое чувство, словно я ходила по кругу. Интересно, что бы на моем месте сделал Мартин? Мартин?.. Кто это? Голову пронзила невероятная боль, и я упала, открыв рот в беззвучном крике. Я все вспомнила. Я вспомнила битву в Маршанке, Бадранга и его крыс. Мартин… Жив ли он? А Бром? Мой маленький и отважный брат, жив ли он? А все остальные звери, что сражались с нами плечом к плечу, живы? Я так надеялась, что они не пострадали. А я… Я мертва. Я помню ту ярость, с которой бросилась к Бадрангу, когда увидела, что он почти убил Грумма. Я с размаху била по нему пращой с камнем. Он так легко отбросил меня, словно я маленький мышонок, а не взрослая мышь. Я помню короткую боль и темноту. Я умерла мгновенно. Так… Неприятно. Я не думала, что такая слабая. Мои родители… Они будут грустить, что я умерла. А Бром наверняка будет плакать. А как же старина Грумм? Он будет скучать по мне. Мартин… Будет ли он плакать? Надеюсь, что нет. Я не хочу, чтобы они грустили и плакали из-за моей смерти… Интересно, они победили? Что за глупости! Конечно, они победили! Мои мысли… Так запутаны, и мне тяжело связно думать. Так странно… Интересно, где меня похоронят? Я бы предпочла, чтобы меня похоронили в Полуденной долине… Ведь это мой дом, я родилась и выросла там. Почему мои мысли такие странные? Почему я не плачу от того, что я умерла? Но перед смертью я помогла Грумму, и я не жалею об этом. Если бы Бадранг не отвлекся на меня, он мог мы убить Грумма. Надеюсь, он не сбежал, я хорошенько его ранила, кажется, задев левый глаз. Камень в праще может быть хорошим оружием, не хуже, чем меч или копье. Я улыбнулась. Так жаль… Я больше не увижу моих родителей, не обниму их, не спою им. Я больше никогда не попробую мамину еду, или еду, что готовил Грумм в пути. Никогда не обниму моего брата Брома. Мартин… Я больше никогда не увижу его. Так больно. Я почувствовала, как из моих глаз потекли слезы. Нет, я не могу плакать. Ведь Бадранг много сезонов держал мирных зверей в рабстве и заставлял их строить для себя крепость. К тому же, я ведь знала, что смогу умереть, но я решила помочь Мартину освободить мирных зверей от тирании Бадранга. Мартин… Я так хочу увидеть его… Но если я и вправду в темном лесу, то лучше бы ему как можно дольше не появляться тут. Интересно, если я продолжу идти вперед, встречу ли я других умерших зверей? Встав и отряхнув с себя листья и землю, я продолжила идти. Я вспоминала, как мы сидели ночами у костра и разговаривали, как смеялись и грустили в пути. Я вспомнила, как впервые встретила Мартина, он был таким сильным и отважным. Бадранг привязал его около моря, он хотел, чтобы Мартина съели бакланы и чайки. Помню, как потом у меня болело горло после того как я распугала всех птиц своими криками. Я умею подражать голосам многих птиц, так что, подражая крику орла я прогнала их всех. Тепло улыбнувшись, я вспомнила, как удивленно выглядели крысы, когда услышали крик орла. И какая паника среди них поднялась, когда Грумм метал в них камни с помощью своей поварешки. Я помню, как все говорили мне, что я хорошо пою. Я хочу вновь петь моим друзьям, сидя темными вечерами у костра. Прошло не так много времени, а я уже по ним скучаю… Что же я буду делать через несколько дней? Как же… Как же я хочу вновь их всех увидеть. Хоть на мгновенье, но увидеть, что они в порядке. Я хочу с ними попрощаться. Внезапно у меня подогнулись ноги, и потемнело в глазах. * * * Открыв глаза, я увидела голубое небо. Что происходит? В темном лесу было серое небо… Может, мне это просто приснилось? Моя смерть и то, что я попала в темный лес? Я почувствовала, как в сердце рождаются надежда и радость. Встав, я осмотрелась. Надежда умерла почти сразу же. Я почувствовала, что продолжаю плакать. Передо мной лежало мое тело. Вокруг бегали звери и бушевал пожар, никто не обращал на меня внимание. Я заметила Бадранга. Он был мертв, и рядом с ним лежал Мартин. Мое сердце замерло. Он… Мертв? Нет, нет, нет, нет. Он не мог умереть. Я бросилась к нему, но мои руки проходили сквозь него. Глаза застилали слезы. Он ведь не мог умереть? Правда ведь? Вдруг я услышала слабый стон. Вздрогнув, я посмотрела на Мартина и увидела, как подымается и опускается его грудь. Он жив! Я заметила, как зашевелились его губы. — Роза… Мартин… Я здесь! Я здесь… Я рядом с тобой, очнись и посмотри на меня… Пожалуйста, не умирай… Я открыла рот, но не смогла вымолвить ни звука. Я сидела рядом с Мартином и не могла ему ничем помочь. Я чувствовала себя такой бесполезной. Вдруг я увидела, как к Мартину приблизились разные звери. Барсучиха Дубрябина аккуратно подняла его и пошла куда-то. Вокруг взволнованно кружились другие звери. Мое тело тоже взяли и несли куда-то. Странно… Я совсем не понимаю, что они говорят, я слышу их так приглушенно, словно между нами толстая стена. Почему? Я же слышала Мартина. Ладно, это все неважно. Встав, я побежала вслед за другими животными. Это было так странно. Они проходили сквозь меня, и я проходила сквозь предметы. А еще… Мое сердце не билось. И мне не нужно было дышать. Так страшно… Я словно только сейчас действительно осознала, что умерла. Вдруг в толпе зверей я увидела Брома. Он выглядел таким подавленным. Он шел рядом с тем, кто нес мое тело, и тихо плакал. Не плачь! Прошу, не плачь. Я же тут… Спустя какое-то время все звери остановились. Солнце сияло ярко-ярко, и также ярко горела крепость Маршанк. Волны тихо омывали песок, и вода красиво искрилась на солнце. Все-таки природа прекрасна. Горящая крепость, над которой поднимался черный дым, а в воздухе кружился пепел, казалась уродливым пятном на великолепной картине. Раздались победные, ликующие крики и зазвучал барабан. Вдруг я услышала голос Дубрябины, говорящей с командиром выдр Старвортом. — Приглуши барабан, дружище. Наша победа далась дорогой ценой! Я почувствовала, как от благодарности мои глаза наполнились слезами. Вытерев их, я поспешила найти Мартина, так как потеряла его в этой толпе. Я заметила Мартина и моего младшего брата Брома. Мартин так и лежал без чувств, и Бром начал обрабатывать его раны. Я услышала, как он разговаривает сам с собой и, кажется, винит себя в произошедшем — ведь если бы он остался в Полуденной долине, звери Бадранга не взяли бы его в плен. Неправда! Ты не виноват. Это я виновата, что такая слабая. К Брому подошел заяц Баллау и, шмыгнув носом, сказал, что виноват во всем Бадранг, а Мартин поквитался с ним «раз и навсегда». Ковыляя, к ним подошел Грумм, половина мордочки и шея которого были забинтованы. Он плакал, тяжело вздыхал и причитал о том, что нужно похоронить павших, включая меня. Грумм… Не плачь, пожалуйста. Я в порядке! Бром вздохнул и теперь уже во всеуслышание заявил, что он заберет мое тело в Полуденную долину и что это именно он виноват в моей смерти. Что ты такое говоришь! Я действительно разозлилась, он ведь ни в чем не виноват! Глупый младший брат… Но я действительно была рада тому, что он возьмет мое тело в Полуденную долину. Ведь там мой дом. Бром и Настурция положили так и не очнувшегося Мартина на носилки. Выпрямившись, Бром обратился к стоявшей вокруг толпе: — У многих из вас есть родной дом. Слушайте меня те, кому некуда идти. Вашим домом может стать Полуденная долина, где вы будете счастливо жить до скончания сезонов. Если вы решите идти со мной, оставьте оружие здесь. Грустно… Бром действительно вырос за это время. Его прошло не так уж и много, но он очень изменился. Правду говорят, что трудности закаляют и делают сильнее, а иногда умнее и мудрее. Поразительно. Разные звери бились сегодня вместе: белки, мыши, кроты, выдры, карликовые землеройки, птицы, заяц и барсучиха. Такие разные, но такие похожие. Многие тут видят друг друга в первый, и, возможно, в последний раз, но в битве они защищали друг друга и были готовы пожертвовать собой, чтобы спасти незнакомых зверей. От этой мысли мне стало так тепло, что я невольно улыбнулась. Разве это не удивительно? Страж Болотного Холма уводил буйных и своевольных белок в предгорья за болотом, где они обитали. Смотря на них, я вспоминала, как Страж помог нам на болоте. Мы попали в лапы к ящерицам и должны были стать их ужином, но в последний момент Страж спас нас. Улыбнувшись, я еще вспомнила, как перейдя болото, мы встретили белок, которые хотели сыграть с нами в игру. Игру, в которой мы должны были умереть, но, к счастью, Болдред спасла нас. Могли ли мы тогда подумать, что эти белки, которые хотели нас убить, помогут нам в битве против Бадранга? Посмотрев им вслед, Болдред сказала, что нужно поскорей унести отсюда Мартина и не беспокоиться о белках, ведь страж присмотрит за этими сорванцами. И в беспамятстве не выпускавшего отцовский меч из лап Мартина привязали к носилкам. Грумм, Паллум, Болдред и Дубрябина понесли все еще не очнувшегося Мартина по берегу на юг. Повернувшись к уцелевшим комедиантам из труппы «Шиповник», Баллау успокоил зверей, сказав, что когда Мартин поправится, Дубрябина вернется в труппу. После этого он обратился к Старворту и попросил его отвести их на его посудину. Карликовые землеройки уходили последними, королева Амбалла стояла во главе всех землероек. Одна из землероек подняла меч, лежавший на земле, и принесла его королеве. Это был меч, который Амбалла вручила Мартину, после того как он спас ее сына. — Постоймышонок! — крикнула она, засеменив за Бромом. Остановившись, Бром безразлично наблюдал, как Амбалла велела выдрам, несущим мое тело, остановиться и положить носилки на землю. — Розамышка храбрамышка! Мыпомнить ееимя вечно! — произнесла она, положив на носилки рядом с моим телом, короткий меч. Это был тот меч, который она отдала Мартину в знак благодарности. Махнув лапой своим землеройкам, королева Амбалла и они поспешили домой, вдоль берега на юг. Это было действительно приятно. Я так растрогалась, что вновь заплакала. Я сегодня слишком много плачу, но я умерла, так что имею на это право. Я знала, что меня не услышат и не увидят, но все равно, приложив лапу к груди, крикнула: «Спасибо!» * * * Осень пришла на смену лету, дни стали короче, летние цветы и растения один за другим увядали, а листья из зеленых начали становиться золотисто-бурыми. Полликин, Грумм, Паллум и Дубрябина выхаживали раненого Мартина до конца лета. Со дня битвы в Маршанке Мартин не произнес ни слова и молча переносил все страдания. Он уже полностью выздоровел телом, но душой… Думаю, рана на его сердце не скоро заживет. Он смотрел на все так отрешенно, словно находился где-то далеко-далеко. И это было действительно грустно. Я не хотела, чтобы он так страдал из-за моей смерти. Прошло уже много дней, но он все так же оставался глух к моим словам. Эй, меня ведь не просто так вернули из темного леса? У этого же должен быть какой-то смысл? Так почему я ничего не могу сделать… Что я есть, что меня нет, а разницы-то никакой. Почему ты так печален, Мартин? Прошу, дай мне увидеть твою улыбку. Я так хочу услышать твой голос, так почему же ты молчишь? Я заметила, что Грумм хотел что-то сказать, но Полликин посмотрела на него, и он замолчал. Она указала кивком Мартину на его меч и громко попросила Мартина сходить за дровами, ведь они почти закончились. Мартин молча взял меч и, спустившись в лес, пошел за дровами. Встав, я пошла за ним и не услышала разговор, что велся в комнате после нашего ухода. Схватившись лапой за видный сквозь иголки на спине шрам, Паллум привстал, чтобы пойти за ним, но старая кротиха его не пустила: — Сиди, колючий. Воителю, значится… выплакаться надо! Дубрябина удивленно покачала головой: — Вчера, когда я шла по лесу, я слышала, как он плачет. Должно быть, ему очень тяжело, он никогда не говорит о Розе. Полликин занялась приготовлением завтрака. — Думаю, он про нее ни словечка не вымолвит. Эта мышка, значится… навсегда у Мартина в сердце останется. Грумм смахнул слезу и шмыгнул носом: — Мартин — воин, значится… храбрый, да только в Полуденную долину больше не вернется. Больно уж много там для него тяжких воспоминаний. Мартин молча нарубил ветки, а потом, вдруг остановившись, начал плакать. Из его глаз просто текли слезы, но он не издал не звука. Мне было действительно больно смотреть на это. Я пыталась обнять его, но мои лапы проходили сквозь него. Не знаю почему, но я вдруг запела. Я пела спокойную, умиротворяющую песню, и Мартин вдруг вздрогнул. Он замер, а потом начал озираться, словно на самом деле слышал меня. Но это ведь невозможно? Я пела о том, что у меня все хорошо, и я хочу, чтобы у Мартина тоже все было хорошо, чтобы он продолжал жить и перестал быть тенью самого себя. Его глаза перестали быть пустыми. Он словно вновь наполнился той силой, что была в нем прежде. Улыбнувшись, он тихо прошептал: — Роза… Я здесь. Я всегда буду рядом, и если ты и правда слышишь мое пение, я буду петь тебе днем и ночью, лишь бы ты жил. Тепло улыбнувшись, я попыталась дотронуться до Мартина, и мне показалось, что моя лапа уже не так легко проходит сквозь него. Он вздрогнул от моего прикосновения и улыбнулся: — Роза, это ты? Возможно, когда-нибудь я смогу прикоснуться к нему? Если это так, то мне большего и не надо. Когда он вернулся в дом, его глаза вновь стали пустыми. С безразличием съев завтрак, что приготовила Полликин, он внезапно сказал, что сегодня уходит. Это были первые слова, которые он произнес не в лесу в одиночестве, а при всех, со времени битвы в Маршанке. Все ждали, что он скажет дальше, но он молча сидел, не поднимая глаз от пустой тарелки; его черты выражали спокойствие и решимость. Дубрябина поняла, что Мартин наконец вернулся к жизни, и предложила ему отправится вместе с ними в Полуденную долину. Мартин отрицательно покачал головой, сказав, что не сможет туда вернуться. Помолчав, он добавил, что пойдет на юг, один. На мордочке Грумма было осознание и смирение с тем, что отговаривать друга бесполезно. Он спросил Мартина, что же он надумал, и куда собирается пойти. Все, в том числе и я, внимательно прислушались к ответу Мартина. Я, желая узнать, что же он им скажет, они, зная, что тот говорит с ними в последний раз: — Может быть, когда-нибудь я повешу этот меч на стену и стану миролюбивым зверем. До той поры я должен идти путем Воителя. Это у меня в крови. Не страшитесь, никто не услышит от меня ни слова о Полуденной долине или о ком-нибудь из вас. Полуденная долина — это потаенное место, недоступное для зла. Я бы никогда себе не простил, если бы, сам того не желая, навлек на него беду. Никто не узнает, откуда я пришел. Как-то странно посмотрев на глядевшего прямо перед собой друга, Паллум спросил, что же Мартин скажет зверям, которых он встретит. Также он сказал, что они многое пережили вместе, и не захочет ли Мартин когда-нибудь рассказать об этом? Мартин воскликнул, что никогда! И, покачав головой, начал говорить. Он говорил о том, что будет рассказывать всем, что защищал пещеру своего отца от морских крыс, когда тот ушел в море. И после того, как он понял, что отец не вернется, он отправился странствовать. Помолчав какое-то время, он с горечью в голосе спросил, дано ли кому-нибудь понять, как нам было тяжело? Через что мы прошли и каких друзей потеряли? Неяркое осеннее солнце светило над лесом, его лучи рассеяли туман, который стелился над землей. Под ногами громко хрустели опавшие листья, они покрывали все землю, словно чудной ковер. Легкий иней на ветвях деревьев медленно таял, превращаясь в сверкающие капельки росы. Этим тихим осенним утром пятеро друзей расставались и прощались друг с другом. Мартин закинул меч своего отца себе за спину, поверх старого плаща. Полликин собрала каждому котомку с припасами. Грумм тихонько плакал, прикрывая мордочку поварешкой, стараясь скрыть свои слезы. Дубрябина, Паллум и Грумм неловко обняли Мартина на прощание, а Полликин обняла их всех и расцеловала в щеки. Оставшись одна, Полликин смотрела на юг, вслед одинокой фигурке Мартина, исчезавшей среди деревьев. Старая кротиха расправила свой передник в цветочек; ее глаза затуманились, когда нежданно-негаданно перед ее мысленным взором предстала судьба одинокого путника. — Эх, значится… говорила я, тебя несчастье ждет, если ты с мышкой своей в Маршанк пойдешь. Остался ты теперь один, парень. Ладно, значится… впереди у тебя тяжелые деньки, хотя в конце концов ждет тебя счастье. Но зато до скончания сезонов всякий зверь твое имя помнить будет, Мартин Воитель! Путь Мартина Воителя только начался, и всегда, до самого конца, за его плечом будет шагать его друг Роза и подбадривать своим пением. Он не видит ее глазами, он не слышит ее ушами, он не может к ней прикоснуться, но его сердце чувствует ее присутствие. Сердце видит намного больше, чем все остальные органы чувств, сердце намного мудрее. Что за путь у Мартина Воителя, и как он закончится? Это уже совсем другая история.