По разным коробкам

В аэропорту Нарита даже пахло по-особенному. По-домашнему. Везде были вежливые японцы, старающиеся не нарушать чужого личного пространства, да и иностранцы вели себя намного сдержаннее, чем обычно. Удобные поручни и траволаторы абсолютно повсюду — по аэропорту можно вообще не ходить, а только ездить. Чинен Юри вышел из «рукава» в зону прилета вместе с многонациональной толпой пассажиров рейса Торонто-Токио и глубоко вдохнул родной воздух. Он не был в Японии ровно год. Навряд ли что-то здесь кардинально изменилось за это время, но Чинену казалось, что даже здание аэропорта стало другим. Юри встал в очередь на таможню для граждан Японии, сильно выделяясь из вереницы людей. Невысокого роста, с коротко стриженными черными волосами, но длинной челкой, красивым лицом с будто чуть недовольным выражением на нем, одетый в узкие черные брюки и водолазку с длинной горловиной, доходящей ему до самого подбородка, и с маленьким черным чемоданом, составляющим весь его багаж. Обтягивающая одежда подчеркивала широкие плечи, идеальную осанку и рельефное тело, что вкупе с яркой внешностью наводило на мысли, что этот молодой человек — знаменитость. Но до айдола ему, с его характером, далековато. Он поправил горловину водолазки и достал из бокового кармана чемодана паспорт. Он вернулся домой. В отпуск. Очередной сезон закончился, и Чинен решил, что может себе позволить немного отдохнуть. Новый тренер, канадец, был сущим дьяволом, не давая Чинену ни одной свободной минуты времени, расписывая каждый его день. Впрочем, фигуриста такой подход более чем устраивал, времени на хандру не оставалось абсолютно никакого. Иноо, несмотря на всю свою мягкость и понимающий вид, с этим же самым видом ставил Чинену такие чудовищно сложные программы, что, однажды, увидев впервые наброски на прыжковую часть, Чинен чуть не заплакал. Но Иноо всегда точно знал, что делает, и Чинен стонал, ныл, работал и без травм выполнял все, что генерировала для него извращенная фантазия хореографа. Кстати, об извращениях. Такаки Юя летал в Торонто так часто, что, кажется, весь обслуживающий персонал и в воздухе, и на земле запомнил молодого красавчика-японца и гадал, что его так сильно связывает с этим канадским городом. До тех пор, пока однажды его в аэропорту не встретил Иноо, запрыгнувший на него и целовавший так страстно, будто они не виделись не пару недель, а лет десять. Чинен присутствовал при этом действе и укоризненно подумал, что их так не воспитывали. Так или иначе, у Иноо и Такаки все было отлично, расстояние не было помехой их отношениям, которые только развивались. Видя мечтательно-счастливое лицо Иноо, Чинен завидовал, что у некоторых все получается вот так просто: увидел-влюбился-отличные отношения. В его-то жизни все оказалось гораздо сложнее. С прошедшего сезона он вез домой золото с «Четырех Континентов» и одного из этапов Гран-При. Ну и главное — на зимней Олимпиаде он, выйдя, кажется, из своей телесной оболочки и силой духа прыгая четверные на последней минуте произвольной, взял первое место. А вот в финале Гран-При и на Чемпионате Мира первым оказался Ямада. Ямада Рёске. Главный в жизни Чинена человек. Решение, принятое им год назад, было встречено Ямадой без восторга, но с пониманием. Виделись они в основном во время соревнований, напрочь игнорируя все дружеские посиделки, устраиваемые сокомандниками и парнями-одиночниками, стараясь провести наедине как можно больше времени. Заведя правило разделять спорт и личную жизнь, они неукоснительно ему следовали, табуировав темы, связанные с соревнованиями, но это не мешало им жаловаться друг другу на интенсивность тренировок и сплетничать о коллегах по цеху. Профессиональная деформация давала о себе знать, а оба были фанатично влюблены в коньки и не могли обходить эту тему совсем стороной, хотя о том, что они соперники, предпочитали не вспоминать. Чинен шел по таможенному коридору и думал, как ему быть. О том, что едет в Японию, он не сказал никому, даже родителям и Сае. В его квартире поселили одного из его кузенов, поступившего в столичный универ, так что туда Чинен пойти не мог. Решив сделать сюрприз и постучаться в двери Ямады, он совершенно не подумал, как тот к этому отнесется, да и вообще, дома ли он. Из спортцентра он рано или поздно вернется, а вот если уехал погостить к родителям, то может отсутствовать и несколько дней. Чинен уже мысленно ругал себя за решение не сообщать никому о своем приезде, но делать было нечего. Решив доехать до квартиры Ямады, если того не будет дома, подождать до вечера, например, сидя в своем любимом ресторанчике, по кухне которого он успел жутко соскучиться за столь долгое время, а если тот не появится, ехать в какую-нибудь гостиницу, Чинен вышел в зал прилета. Возле заграждения стояло огромное количество людей с флагами, табличками с различными именами и организациями и просто машущих руками своим друзьям и родственникам. Он разглядывал этих людей, счастливо улыбающихся или внимательно вглядывающихся в толпу, и немного им завидовал. Все-таки стоило сказать о своем приезде. И тут взгляд Чинена наткнулся на ярко-красное пятно, находящееся в стороне от основной толпы ожидающих. Пятном оказался пышный букет из красных цветов, а держал в руках его человек, которого Чинен совершенно не ожидал здесь увидеть. В стороне от ожидающих, одетый практически так же, как и он сам, за исключением того, что вместо водолазки на нем была обтягивающая футболка, и несколько небрежно держащий под мышкой букет, а в руках смартфон, стоял Ямада Рёске. Он уже заметил Чинена и улыбался все шире, не в силах скрыть свою радость. Чинен, неверяще глядя, приблизился к нему и, нерешительно остановившись напротив, открыл было рот, чтобы спросить, как он здесь оказался, но тот, предупредив вопрос, ответил: — Иноо-чан мне написал, когда и во сколько ты прилетаешь. Окамото-сенсей рвет и мечет, я не пришел на тренировку, — он выразительно помахал смартфоном. Чинен сначала закатил глаза, словно сетуя на проболтавшегося Иноо, а потом ярко улыбнулся. — И это он еще не знает, что завтра я попрошу у него неделю отпуска, — усмехнулся Ямада, — возможно, даже сделаю это по телефону, потому что вряд ли захочу расставаться с тобой все это время. Чинен продолжал молча улыбаться и пристально смотрел на Ямаду, словно старался отпечатать его образ на сетчатке своих глаз. — Может, подойдешь ко мне? — слегка озадаченно спросил тот, — мы все-таки полтора месяца не виделись. — Если я подойду еще хоть на один сантиметр ближе, я, боюсь, не выдержу и поцелую тебя прямо на глазах у всего аэропорта, — отчетливо и звонко проговорил Чинен, — я видел, как это делают Такаки и Иноо-чан, выглядит безумно романтично. Эй, что ты делаешь? Рёске, стой! Пока Чинен говорил, глаза Ямады сначала расширились от удивления, а потом он, отбрасывая в сторону букет, рванул вперед и, заключив Чинена в объятия, поднял и закружил того в воздухе, не обращая внимания на его протесты и удивленные порицающие взгляды со стороны прохожих, вынужденных обходить двоих человек, которые, кажется, сошли с ума. — Юри... Как?.. Ямада, светясь от радости, не мог сформулировать вопроса, и уже Чинену пришлось отвечать на незаданный. — Месяц назад мне сделали операцию, — он отогнул ворот водолазки, показывая свежий аккуратный шрам поверх жуткого, толстого и неровного старого. — О том, что мой голос можно вернуть, я знал давно, но сначала не хотел этого делать, а после переезда стало не до того, — аккуратно обойдя тему тренировок и бесконечных соревнований, он наклонился и поднял с пола букет, — это ведь для меня? — Я шел мимо цветочного и, увидев этот букет, не смог удержаться, — ответил Ямада, продолжая неверяще улыбаться, — кажется, он идеально тебе подходит. В композиции были алые розы и такие же алые пионы, никакого лишнего декора, только простая лента, перетягивающая букет, тоже алая. И этот букет действительно шел Чинену — тонкому, одетому во все черное, с молочно-белой кожей. Чинен поднес букет к лицу и, закрыв глаза, вдохнул аромат. — Конечно, не поцелуи, но тоже сойдет, — заключил он, горящими глазами глядя на Ямаду.