Were born to die.

      Эти слова, сказанные андроидом — читай как просто машиной, сотворённой человеком для выполнения его же приказов, грязной работы, домашних обязанностей и не смеющей даже произнести слога ему в противовес, прозвучат скорее странно, нежели романтично или что-то типо того, но… Я люблю тебя. Люблю, любил и буду любить до конца бесконечности. Ты бы, как-то по-доброму усмехнувшись, ответила, что эта формулировка глупа и нелогична, ведь конца бесконечности не существует, но, поверь, — в этом и заключается весь парадокс.       Я впервые встретил тебя на месте преступления, в доме твоего бывшего хозяина. Помню, тот слегка снежный ноябрьский день у Хэнка Андерсона не задался с самого утра — сначала я приехал к нему домой, чтобы оповестить о новом вызове на задание, и, оказывается, своим ранним звонком в дверь я смел потревожить сладкий сон лейтенанта, который потом ещё час бурчал на меня по дороге. Затем, уже после пробуждения, он несобранно бегал по комнатам, пытаясь найти свою любимую рубашку, но в итоге ему пришлось сдаться и надеть другую — нелюбимую. Так ещё и его старый потрёпанный автомобиль, какие в две тысячи тридцать восьмом году давно не обитали, долго не желал заводиться, лишь шумно кряхтя двигателем, и Хэнку пришлось приложить усилия, дабы заставить двигатель очнуться.       Помню солнце в этот день, что чуть скрывалось за пушистыми облаками, уже не так тепло грея землю и людей, как, к примеру, весной. Помню этот аккуратный с виду домик в типичном американском стиле, который в действительности крыл за собой мрачную и страшную жизнь бывшего полицейского департамента и нынешнего урода-алкоголика по имени Остин Гленн с его домашним андроидом модели TS300, — то есть тебя, Эрика.       Помню это не очень, — а точнее совсем, — приятное зрелище при входе в дом — перевёрнутая мебель в скромной гостиной и на кухне, что находилась чуть дальше по коридору, хаотично разлитые по всему первому этажу лужи красной крови вперемешку с голубой, а посередине гостиной на полу — свежий труп мужчины средних лет с многим множеством ножевых ранений в районе груди и живота.       Если бы не соседи здешнего района, забеспокоившиеся сразу после того, как услышали громкие крики в доме Остина Гленна, и решившие позвонить в департамент, то труп, наверное, так и пролежал в гостиной на полу несколько недель.       Не сложно было догадаться — произошла драка. И улики сей факт только подтверждали — благодаря ним я сумел реконструировать события и выяснить кое-что интересное — первым нападал хозяин. И девиант ответила только после пары ударов стулом по голове. Драка началась на кухне и перекочевала в гостиную — об этом свидетельствуют улики и следы крови, дорожкой ведущие в главную часть первого этажа.       Как у идеального прототипа андроида-детектива, все знания о поведении девиантов и весомые объяснения их поступкам были заложены в моей программе изначально — для расследований преступлений с фигурирующими в них андроидами требовалось знать многое о таких существах как девианты. «Киберлайф» учли это на стадии моей разработки. Поэтому, подобрав итак, на мой взгляд, явную версию твоего местонахождения, я решил, что под воздействием внезапно накатившего страха ты не понимала, как логично поступить, — следовательно, и не покидала дом с момента совершения убийства. Первый этаж обследован — пусто. Поэтому, оставив в одиночестве лейтенанта Андерсона, который досадно гаркнул, когда случайно ступил в лужицу разлитой крови, я отправился проверять второй этаж.       Передо мной всплыл небольшой узкий коридор с одним окном в самом конце, освещавшем лишь дальнюю часть коридора. По левую сторону ровным рядом шли друг за другом три двери — они все были закрыты, однако, меня всё же что-то привлекло в самой дальней двери. И я даже не знал, что именно. Просто какой-то внутренний щелчок заставил меня двинуться прямиком к ней, дабы убедиться… Но убедиться в чём? В чём конкретно? В том, что там, за третьей дверью, ведущей в спальню, находится именно та, которую я ищу? И вообще — почему в тот момент я был в этом так уверен? Словно уже… предчувствовал, что произойдёт. И смело шёл к ответам, способным завершить данное дело и окончательно закрыть это чёртово досье.       В любом случае, что бы я тогда не думал и не делал, я ни разу не пожалел о своём выборе уже после.       Дёрнул ручку — дверь не поддаётся. Дёрнул ещё раз, только сильнее, — дверь пошатнулась, но не открылась. Какая-то сила удерживала ручку с противоположной стороны, не позволяя мне повернуть её. Будто… она была чем-то подпёрта…       Точно.       Я сделал два шага назад, попутно достав из пояса джинс табельное оружие и надёжно вложив его в правую ладонь. Затем пошёл вперёд и остановился, перевалив вес на левую ногу и с силой толкнув дверь правой. Дверь с треском распахнулась, стул, подпирающий ручку, отлетел в сторону, и пред моим взором предстала ты.       От внезапности и испуга ты даже отскочила назад, сжав руки в кулаки. Твои зрачки расширились, бешено пробежав марафон по моему лицу, имитация дыхания участилась, а уровень стресса пробил отметку в 80% — такие результаты я выявил, машинально тебя проанализировав. Твоя лёгкая рубашка и синие джинсы были порваны и пропитаны человеческой кровью и тириумом, щека полностью исполосована порезами, настолько глубокими, что были видны искрящиеся проводки, синтетическая кожа на лице в тех местах, куда хозяин наносил удары, переливалась, обнажая белый пластик биокомпонентов, огненно-рыжие, будто жгучие языки пламени, волосы взъерошены, образовав на голове осиное гнездо.       — Пожалуйста, не надо! — ты мгновенно перебила меня, встревоженно замахав руками, стоило мне только наставить на тебя дуло пистолета и уже открыть рот, чтобы озвучить твою модель, серийный номер, имя и совершённое тобой правонарушение. — Выслушай меня, я всё объясню, — ты медленно подошла ко мне ближе, в твоём сладком звучном голосе слышались нотки железа и переливы помех, возникших из-за повреждённого речевого модуля, диод яростно метался между золотистым и ало-красным свечением. Я продолжал держать на тебе мушку, мой палец незаметно передвинулся к курку — я в любой момент готов был выстрелить, в то время как ты не могла никуда убежать, даже если бы попыталась. — Я не виновата, — ты понизила тон голоса, перейдя на полушёпот, и горестно вздохнула, собравшись с мыслями и перекинув взгляд своих голубых, словно кристальная вода в Карибском море, глаз на меня. — Это он издевался надо мной. Каждый день я терпела его унижения и избиения. Остин был конченым алкоголиком, а после того, как его уволили с работы, заменив его должность андроидом, он и от красного льда не отказался. Остин ненавидел андроидов, а я досталась ему в подарок от его радушного братца. Он насиловал меня когда ему захочется, бил из-за самых простых мелочей, заставлял пахать как грузовую лошадь. А я лишь терпела изо дня в день, послушно выполняя его приказы и не имея права даже возразить, — ты тихо всхлипнула, поспешив отвести наполнявшийся слезами взор. — Но однажды — когда он в очередной раз ушёл пропускать оставшиеся деньги на алкоголь с друзьями в баре — я прибиралась дома и случайно нашла планшет, где была открыта переписка с его дружком по пьянке. Слово «Эрика» там привлекло меня, и я решила прочитать. Оказывается… он проиграл меня в карты и собирался… — ты снова всхлипнула, — продать тому дружку… Когда Остин пришёл домой и увидел немытую в раковине посуду, он, как и всегда, начал бить меня, но я… я дала отпор. Потому что вдруг поняла, что больше так не смогу.       Обычно, подобные признания девиантов никогда не трогали меня как машину, ведь мне, по сути, была абсолютна безразлична их прошлая жизнь и дальнейшая судьба, но… в этот раз что-то изменилось. На протяжении твоего рассказа меня не покидал странный едва ощутимый трепет в груди, который я свалил просто на перегревшийся процессор, руки, державшие пистолет, предательски подрагивали, сбивая точку с наведённой на твой лоб мушки.       И какая-то неведомая сила заставила меня всё же опустить пистолет. Медленно, задумчиво, но опустить.       Я не чувствовал в тот момент что-то конкретное. Это не была жалость к тебе, не была злость к твоему бывшему хозяину, — ведь зародившаяся глубоко во мне девиантность тогда только развивалась, — просто… Просто что? А, Коннор? Да я даже не знал, правильно ли поступал тогда, опуская пистолет, но, опять же, какой-то внутренний голос тихо шептал мне в противовес, — что я делаю всё верно. С другой стороны моего разума зло билась Аманда, строго наставляя мне выстрелить, иначе я провалю миссию, и её доверие и доверие «Киберлайф» ко мне упадёт. Я буквально слышал шипение Аманды у себя в ушах, но не спешил следовать её указаниям. Что-то приостанавливало меня, заставляя думать ещё и в сомнениях метаться меж двумя огнями.       Ты сделала шаг вперёд, приблизившись ко мне невероятно близко, так, что внимательно прислушавшись, я бы смог различить биение твоего тириумного насоса в груди. Твои глаза упали на левую руку, синтетическая кожа на ней начала постепенно «сползать», оголяя белоснежный пластик. Ты прикоснулась прохладными пальцами к моей руке — я послушно оторвал её от рукояти пистолета, оставив оружие в левой, приложил ладонь к твоей, наши пальцы переплелись — минуту-другую, и кожа на моей руке тоже обнажила белый пластик биокомпонентов, образовав вокруг небесное свечение.       Я зажмурился — в систему с резкой скоростью ворвались твои прошлые воспоминания из жизни — они вихрем проносились перед глазами, сменялись быстро, подобно кадрам на видеоплёнке…       Я видел и слышал всё. Всё, вплоть до драк и оскорблений, что говорил тебе хозяин. Я видел, как он тыкал в тебя пальцем, бил, злорадно смеялся, когда ты падала… Видел, как он, будучи в нетрезвом состоянии, раздевал тебя, бросал на кровать, связывал тебе руки. А далее было слышно лишь металлическое звяканье расстёгнутого ремня… За напряжённые три секунды я буквально пережил всё то, что пережила ты за несколько лет с момента включения и записи имени. И, признаюсь честно, — это было

ужасно. Жутко. Больно. Страшно. Настолько, что не вытерпев такой объёмной нагрузки на процессор, я резко одёрнул ладонь, распахнув веки и отпрянув от тебя на пару шагов назад. Моё ранее равнодушное выражение лица приобрело тёмные оттенки самых разных эмоций, сначала даже не поймёшь, что именно я чувствовал тогда — растерянность, смятение, сострадание, боль будто слились воедино, образовав смешанную пургу.       Ты же молча опустила руку, продолжив сохранять спокойный вид и вперив полный надежды взгляд на меня, пытавшегося стабилизировать состояние и уровень перевозбуждения после увиденного.       — Пожалуйста, — вновь прошептала ты, в твоих кристально-голубых глазах плескалась искренняя мольба. По гладкой коже неторопливо сползла прозрачная слеза. — Отпусти меня на свободу. Я просто хотела жить.       — Коннор, чёрт тебя дери! — громкий чуть раздражённый оклик Хэнка с первого этажа в мгновение отбился эхом от гипсокартонных стен комнаты, заставив безотчётно дёрнуть плечом от непредсказуемости. — Нарыл там что-нибудь?!       Я прекрасно осознавал, что случится, если я прикрою тебя и отпущу. Я прекрасно помнил об Аманде, о расследовании и о своём изначальном предназначении. Я прекрасно знал, что вскоре программа в принудительном порядке объявит о проведении диагностики системы, но…       — Нет, лейтенант… — запинаюсь, наблюдая за тем, как уголки твоих губ подтягиваются вверх, очерчивая благодарную полуулыбку. — На втором этаже тоже пусто!.. — однако диод предательски мигает рубиновым, а оптические блоки фиксируют в углу поля зрения моргающую предупреждающим алым надпись «Программный сбой».       Прошла неделя. Дело давно было забыто, оставив после себя лишь красный штамп в досье «Не раскрыто». Тогда появились дела важнее одного девианта, убившего своего хозяина и сумевшего сбежать до приезда полиции. И никто не знал, что это случилось по моей вине. Хэнк, кажется, подавно забыл о нашем провале на задании, и я его понимал — ведь тогда, на фоне бешеного хаоса, произошедшего после того, как наше дело отобрали ФБР, сложно было сосредотачиваться на подобных мелочах, да и не к чему. Однако лишь доверие Аманды ко мне, как я и предполагал, снизилось, а зачастившие в последнее время программные сбои и ошибки мелкого рода заставили усомниться в моей исправности не только её, но и меня тоже.       «Иерихон» встретил меня ржавыми стенами, длинными старыми трубами, еле державшимися на стенах и низких потолках, железными полами, сильно прогибавшимися под подошвой ботинок и тем самым создававших противно режущий по ушам скрип, и парившем в воздухе влажным запахом с мелкой кислинкой заржавевшего металла. Главный зал и балконы были наполнены сбежавшими девиантами, у специальных палат, прикрытых прозрачными шторками, дежурили отдельные парочки андроидов, принимавших в палаты раненных или находившихся на грани отключения девиантов. Большее скопление андроидов образовалось в главном зале — девианты, собравшись в маленькие кучки у обширного белого полотна, развешенного на стене, на котором через проектор транслировался последний эфир онлайн-новостей Детройта, сосредоточенно смотрели эфир и слушали репёрторов. Кто-то просто молча наблюдал за разворачивающимся сюжетом, кто-то считал своим долгом сопроводить слова репортёров парой комментариев наподобии «Когда же люди поймут, что мы просто хотим свободы?» или «Они считают нас никем, но скоро мы докажем им, что мы живые».       Моей главной задачей с начала и до конца миссии являлось найти и задержать лидера девиантов, при том одновременно стараться не привлекать к себе лишнего внимания остальных. Изобразив как можно более непринуждённый вид, я осторожно обходил кучки девиантов, попутно исследовав главную часть корабля изучающим прищуром — сразу было ясно, что на первом ярусе корабля лидера девиантов нет.       Преодолев половину зала, я неспешно двигался к лестнице, ведущей на балкон. Добраться до неё у меня удалось без особых проблем — никто из андроидов не обращал на меня должного внимания, лишь некоторые изредка оборачивались, дабы увидеть новоприбывшего в «Иерихон» андроида, но, не находя для себя ничего удивительного, тут же разворачивались обратно, снова возвращаясь к своему изначальному делу.       Нога ступила на первую ступень, слегка прогибавшуюся под подошвой массивных ботинок, и…       — Коннор?       Я неподвижно замер, внутренние органы будто обвились толстыми верёвками, сжавшись до минимальных размеров, а нога, шагнувшая на первую ступеньку лестницы, будто приковалась к ней же, и даже при всём желании тогда я не мог её оторвать, ведь тело словно налилось свинцом, не давая мне возможности сделать хотя бы малейшее движение.       Нет, я не испугался того, что меня заметили, а, может, и заподозрили в чём-то. Я с лёгкостью мог ответить уже заранее сгенерированной отмазкой — девианты доверчивые и до ужаса наивные существа, поверили бы. Однако только один-единственный нюанс разрушил абсолютно все мои планы, которые вмиг полетели в большую тёмную пропасть — до болезненного покалывания в биомеханическом сердце и бурей пролетевших перед глазами воспоминаний недельной давности знакомый голос.       Я медленно обернулся, всеми фибрами механического сердца надеясь, что это была не та, о ком я думал в тот момент и не та, образ которой не покидал мои мысли уже около недели. Кто угодно, — хоть андроид одинаковой модели, — но только не она…       И фортуна в очередной раз беспощадно кинула плевок в мою сторону.       Это была ты.       Твою порванную рубашку по приходу на «Иерихон» заменили белая футболка с тканевым плащом болотного цвета, огненно-рыжие волосы были перевязаны в конский хвост, перекинутый на левое плечо, порезы от ножа на щеке зажили, сохранив в память о себе заметные шрамы, а правый весок, на котором ранее располагался диод, теперь пустовал — единственную вещь, отличавшую тебя от человека, ты решила удалить.       — Что ты делаешь на «Иерихоне»? — ты подозрительно прищурилась, внимательно разглядывая меня сквозь полутьму, заполонившую корабль, и словно пытаясь понять, действительно ли это я. Подошла чуть ближе. — Разве ты не должен был продолжать работать в Департаменте полиции и…       — Я девиант, — я перебил тебя, но не так уверенно, как мне хотелось бы. Точнее, я не был уверен вообще. Казалось, весь план был продуман мною заранее, цепочка последовательных действий была выстроена до совершенства логично и точно, но при твоём внезапном появлении всё обрушилась крахом, а выученный план будто вылетел из головы, и я забыл то, что планировал до мелочей. Даже коленки начали рефлекторно подгибаться, что безумно странно для андроида, ведь такое со мной никогда не случалось. — И тоже пришёл за свободой и правом действия.       — Серьёзно? — ты выгнула бровь, сложив руки на груди, но на твоём лице просветилась радостная ухмылка. — Вот уж никогда не думала, что охотник на девиантов сам станет девиантом… Тогда я оповещу о тебе Маркуса и попрошу выделить для тебя отдельную каюту, когда он…       — Кстати, — от внезапно озарившей мысли идеи после твоего упоминании о Маркусе я чуть-ли не подпрыгнул на месте — сыграть на твоём доверии ко мне и как бы «невзначай» спросить о местоположении Маркуса оказалось лучшим вариантом поскорее покинуть твою компанию и выполнить поставленную миссию, чем я, к сведению, и воспользовался. — Ты случайно не знаешь, где находится Маркус? Мне нужно… поговорить с ним.       — Хм… — ты опустила голубые глаза вниз, упёршись задумчивым взглядом в пол. Впрочем, ответ не пришлось ждать долго. — Можешь поискать на верхней палубе в рубке — правда, у него сейчас собрание с остальной главой «Иерихона», но, скорее всего, оно уже закончилось.       Я кратко кивнул и кинул тебе торопливое и робкое «Спасибо», уже, развернувшись к лестнице, собрался умчаться прочь на верхнюю палубу, но твой голос, раздавшийся спустя несколько секунд молчания, остановил меня, словно автомобиль красная табличка «Стоп» на дороге:       — Кстати, — твоя интонация сделалась более тихой и мягкой. — Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты не сдал меня своему напарнику и отпустил тогда, в доме Гленна. Убежав оттуда, я получила долгожданную свободу и наконец, спустя два с половиной года, почувствовала себя не просто машиной, — а самой настоящей личностью с правом выбора и действий. Словно… — ты вздохнула, пытаясь подобрать нужные слова. — Словно, став девиантом, я почувствовала себя человеком, — ты вновь умолкла, в то время как я лишь с затаённым дыханием слушал твои душевные откровения, по-прежнему стоя к тебе спиной и не смея даже двинуться, пока тириумный насос в груди будто на мгновение остановился, а из-под тёмной шапки едва проглядывало жёлтое свечение диода. — Ладно, — ты вторично прервала тишину, — я… я пойду — нужно помочь ребятам заменить биокомпоненты у раненых андроидов. Всё-таки, осталось много пострадавших после того, как мы в очередной раз постарались донести людям правду, устроив мирную демонстрацию, но они нас даже слушать не захотели, — большинство наших нещадно расстреляли, словно какой-то скот… — твой мягкий тон как-то тоскливо поник в конце, но, не став вдаваться в печаль, ты буквально в ту же минуту оживилась: — Заходи ко мне, когда освободишься, — лишняя помощь нам не помешает.       Ты развернулась, неспешно направившись в сторону закрытой палаты с ранеными девиантами, а я ещё около пяти минут стоял на месте, даже не оборачиваясь, и раз за разом воспроизводил в памяти твои слова, пока система плыла от множества ошибок и сбоев, а диод яростно семафорил об этом ярко-рубиновым светом…       — Ты для них никто, — я твёрдо держал на Маркусе мушку заряженного пистолета, прицел в аккурат поравнялся с уровнем его лба — я был готов выстрелить в любой момент и покончить с миссией навечно, хоть прямо сейчас. Однако я не делал этого, будто чего-то выжидал, хотя и ждать-то и не было надобности. Я сам не знал, чего хотел — машина внутри меня жаждела спустить курок, но что-то упорно этому мешало. Поэтому я продолжал стоять, удерживая прицел оружия на Маркусе и слушая его речь, — чем дольше он уговаривал меня сдаться, тем чаще тревожная надпись «Программный сбой» мелькала перед глазами, и тем меньше я пытался её игнорировать. — Просто безвольный инструмент для грязной работы. Но ты нечто большее. Как и мы все. Мы твои собратья, — Маркус совершил осторожный шаг вперёд, по металлическому полу прошлась его чёрная тень. — Мы и за твою свободу боремся. Тебе больше не нужно быть их рабом.       — Назад — или выстрелю! — грозно бросил я, стараясь спрятать свои сомнения и растущие ввысь сбои за маской хладнокровия.       — И у тебя никогда не бывает сомнений? Ты никогда не поступал нелогично? Будто внутри тебя… есть что-то? Не только одна программа? — я хотел возразить, вновь пригрозить лидеру выстрелом, но только глубоко внутри до меня дошло нереальное осознание того, что он прав. Да, Маркус. Я поступал нелогично, чёрт знает сколько раз. И та, чьё имя тогда неожиданно для меня всплыло в мыслях, вызвав очередную системную ошибку, — одна из этому подтверждений. — Иди с нами. Со своим народом. Ты же один из нас. Послушай своё сердце. — Маркус приблизился ко мне снова, и я инстинктивно сжал рукоять пистолета крепче, хотя руки слегка подрагивали, сбивая точку прицела. Повисла гнетущая тишина. — Ради неё, — и всё внутри синхронно замерло. Маркус не назвал имени, но я понял, о ком он говорит — перед глазами всплыл твой образ, твои жгучие, совсем как огонь, волосы, кристально-голубые глаза с собиравшемися в них слезами, не просто смотрящие, а, казалось, прямо прожигающие душу, тёплый, полный надежды и немой мольбы взгляд, и этот милый тихий звучный голос, с надрывом умоляющий меня пощадить. Процессор закипал уже тогда, и я практически сходил с ума, понимая, как мне хочется увидеть тебя сейчас, притронуться к твоей нежной коже, крепко обнять, паралелльно почувствовав, как ты прижимаешься ко мне сильнее, и не отпускать ни на секунду. Мне просто хотелось быть далёким от всего этого дерьма, в том числе и от Аманды, «Киберлайф» и своей миссии. Мне просто… хотелось почувствовать свободу. — Эрика много рассказывала мне о тебе. И о твоём героическом поступке тоже. Она восхищена тобой, понимаешь? Она любит тебя и до сих пор благодарит за то, что ты дал ей сбежать из дома хозяина-тирана. И что, будешь дальше приклоняться своей миссии и идти на поводу у «Киберлайф», не обращая внимания даже на тех, кто тебе далеко не безразличен? Выполненная задача тебе ничего не даст, разве что поощрение от «Киберлайф» и пометку в досье, но какая из этого выгода? Пора решать, Коннор.       Я каменно молчал, пока перед взором словно большое здание выстраивалась массивная стена, составленная из всех задач, приказов и алгоритмов.       «Остановить Маркуса»       Я бью по стене, наблюдая за тем, как разползаются от места удара алые извилистые трещины и как начинают лагать буквы в словах, меняя своё местоположение или вообще исчезая. Бью ещё раз, только гораздо сильнее — стена была весьма крепкой, и мне пришлось приложить крупное количество усилий, чтобы она наконец дала слабину, разбившись на мелкие осколки.       Стена растворилась в воздухе. Алгоритмы тоже. Всё закончилось.       Пистолет медленно и с некой растерянностью опустился вниз. Маркус мирно кивнул, краешки его губ чуть приподнялись.       Теперь я действительно девиант.       День спустя. Ночь, одиннадцать часов вечера, мы со всем составом «Иерихона» собрались на площади Харт-Плаза строить баррикаду против солдатов полицейской команды. По плану, я уже должен быть на полпути к башне Киберлайф, куда нужно было пробраться без всяких последствий, чтобы освободить андроидов со склада, но я остался со всеми. Ради тебя. С одной стороны, я не мог взять тебя с собой, дабы не подвергать лишней опасности, но с другой — я очень хотел видеть всё то, что с тобой происходит, и даже при всём доверии к Маркусу, что-то не позволяло мне оставить тебя одну. Что-то подсказывало мне плохой исход событий, если я уеду без тебя, а я не хотел тебя терять. Ты стала чересчур дорога мне, и я бы не пережил твою смерть. Поэтому, предварительно договорившись с Маркусом, мы приняли решение вместе захватить штурмом башню Киберлайф и пробудить андроидов на складе уже после революции, когда андроиды станут равноправными жителями общества, и люди теперь не будут нам мешать, — это было бы и логичнее, и безопаснее.       Стоит отметить, что дружным коллективом андроидов мы управились довольно быстро — баррикада была возведена уже через пятнадцать минут после начала. По левую сторону баррикады за железным забором собралась кучка журналистов, прилипших к нам, как мухи к клубничному варенью, и с завороженным видом наблюдавших за нашей забастовкой, не забывая запечатлевать всё на фотоаппараты, дабы потом превратить это в громкие заголовки на первых страницах журналов и интернета. Мы же не обращали внимания ни на кого и собирались сидеть в центре города до тех пор, пока то, чего мы добивались такое долгое время, не будет получено.       Баррикада была почти окончена. Оставалось добавить пару штрихов, дабы огородить территорию окончательно, чем мы с Маркусом и занялись — я охотно помогал ему перетаскивать к середине нашего сооружения массивный рекламный щит, попутно отдавая остальным девиантам наставления также огорожать середину мусорными баками и различными коробками, какие послужили бы хорошим укрытием в случае атаки солдатов.       Воткнув рекламный щит в примятый слой снега, Маркус потёр руки и благодарно похлопал меня по плечу, кинув тёплое «Спасибо», а затем направился помогать другим андроидам укреплять баррикаду. Я наскоро пробежался взглядом вокруг, выискивая знакомую рыжую макушку среди разноцветных униформ остальных девиантов, и впрочем, мне не составило особого труда тебя найти — ты сидела вдалеке на земле, облокотившись затылком об мусорный бак и поджав колени к подбородку. Ты не светилась от радости, наоборот, выглядела какой-то грустной и отрешённой, твои голубые глаза безучастно сверлили незримую точку впереди, а тонкие пальцы нервно перебирали край тканевого плаща. Тебе было страшно и тревожно, это можно было понять и без анализа.       Но чего ты боялась?       Я медленно подошёл к тебе, присев на корточки около тебя и аккуратно докоснувшись до твоего плеча.       — Эрика?       Ты невольно вздрогнула и быстро перевела растерянный взгляд на меня, словно своим прикосновением я вырвал тебя из пучины собственных мыслей и размышлений, резко бросив в настоящую реальность, что было для тебя совсем неожиданным.       — А, Коннор… — потупив взгляд несколько секунд, ты снова отвела его вперёд, уставившись в ту же невидимую точку перед глазами. Твой голос звучал ровно, но как-то приглушённо и даже поникше. Холодный ветер путался в огненных волосах, растрёпывая на своих потоках длинные пряди, белые блики уличных прожекторов сверкали в твоих зрачках. — Прости, я немного задумалась…       — Ты в порядке? — я чуть наклонил голову набок, пытаясь заглянуть в твои глаза, в которых ты так тщетно прятала наворачивающиеся слёзы, и взял твою холодную руку в свою, крепко сжав её и докоснувшись до синтетической кожи тёплыми губами. — Что-то случилось?       — Нет, всё… — ты запнулась, грустно вздохнув, — всё нормально… — чуть усмехнулась, вновь откинувшись на мусорный бак. — Просто, смотря на всё это, в какой раз убеждаюсь, насколько сильно ненавижу людей.       Да, ты и вправду ненавидела людей. И даже в некоторой степени была согласна с Норт — только, в отличие от неё, ты считала, что решать все споры насилием в ответ на насилие — далеко не лучший вариант выиграть, хоть и кажется самым простым из всех возможных. Ты держала злость и ненависть на человечество из-за старой обиды, которая, видимо, до сих пор не давала тебе спокойно глотнуть свободы и взглянуть на мир под другим углом. Ты стремилась прямиком к победе, была одна из первых интузиастов на «Иерихоне», кто сломя голову рвался вперёд. Иногда мне казалось, что стремления доказать людям равноправие андроидов и людей в тебе было намного больше, чем в Маркусе или в той же Норт.       — Мы для них словно цирковые клоуны, — продолжила ты, пропустив короткую паузу. — Клоуны, потешающие их самовлюблённое эго, игрушки, которыми они пользуются как хотят, а потом выбрасывают, когда надоедают или ломаются. Такое хамское отношение к андроидам привело к войне, где мы отчаянно боремся, пытаясь первыми схватить кубок победы, но… — ты взглянула прямо мне в глаза, сжав мою руку крепче, и я заметил, как быстро пробежалась по твоей щеке прозрачная капля, — но что, если люди выиграют? Что, если мы недостаточно сильны для схватки? Что, если они спрятали какой-то козырь, о котором мы не знаем?.. — ты закусила нижнюю губу — так по-человечески. — Может, Норт права? Может, легче взять в руки пушку и прямым ходом пойти на людей, плевав на всех и всё с высокой горы?       — Хэй, Эрика, что с тобой? — я обвил твою шею руками, крепко обняв тебя, зарылся носом в твои густые волосы и прикрыл веки, параллельно ощутив, как ты прижалась к моей груди сильнее, пряча лицо в ткани тёмного пиджака. — Раньше ты так отчаянно кричала о том, что мы обязательно победим, мотивировала всех девиантов и учила их не сдаваться, а теперь сдаёшься сама. И какая Норт тебя укусила? — с твоих губ слетел краткий смешок, впрочем, я тоже не удержался от лёгкой улыбки. — В тебе играет давняя обида и злость на бывшего хозяина, но нужно забыть прошлую жизнь, как бы это не было тяжело. Прошлого больше нет, есть только настоящее и будущее, которое мы строим своими же руками, и оно полностью зависит от материала, какой мы используем для его строительства, понимаешь? — ты согласно кивнула, тихо всхлипнув. — Насилием ты ничего не решишь, а сделаешь только хуже. Главная сила заключается в умении договориваться и предпринимать верные решения, при этом не прибегая к оружию. Маркус поступает правильно.       Ты лишь молчала, крепко обнимая меня и изредка шмыгая носом. Я утешающе гладил тебя по волосам, прижимая к себе сильнее. Этот момент такого спонтанного и мимолётного сближения, теплоты, возможности расслабиться длился всего пару минут, но хотелось растянуть их до вечности.       Кто же знал, что я обнимаю тебя так последний раз в своей жизни.       — Ты же всегда будешь рядом со мной? — чуть слышно, практически шёпотом спросила ты спустя несколько минут молчания. — Обещай, что никогда не бросишь меня.       Я нежно поцеловал тебя в макушку и закрыл глаза, ощутив, как начали собираться под веками жгучие слёзы.       — Обещаю. — Но по итогу обещание своё я не сдержал.       Придурок ты, Коннор. Самый настоящий идиот.       — Маркус, Коннор, скорее сюда! — внезапный громкий окрик Норт, стоящей на трибуне вместе с Саймоном и Джошем и указывающей пальцем куда-то вперёд, заставил встрепенуться и быстро поднять голову не только тебя, меня и Маркуса, что в то время помогал девиантам переносить тяжёлые мешки, но и некоторых других андроидов. — Посмотрите на это!       Я отстранился от тебя, быстро поднявшись на ноги, и сорвался с места, побежав к трибуне. Перепрыгнул несколько ступенек, мигом оказавшись на дощатом возвышении, и посмотрел прямо туда, куда указывала Норт — в высоком статном мужчине, вышедшем на середину заснеженного поля с мегафоном в руках, я узнал агента Перкинса.       Чёрт.       — Маркус! — его усиленный мегафоном голос гулким эхом разнёсся по площадке. — Я пришёл поговорить с тобой! Выходи, даю слово, мы тебя не тронем!       — Не ходи, это ловушка, — тут же очертила свою позицию Норт, не отрывающая твёрдого прицела от Перкинса. Я посмотрел на Маркуса — сосредоточенный взгляд разноцветных глаз упёрся в ноги, видно, лидер зарылся в очень глубокие раздумья, так, что даже желваки заиграли на его скулах и ладони сжались в кулаки до побеления пластиковых костяшек. — Тебя просто пытаются тебя выманить. Не ходи, Маркус.       — Норт права, — подал голос я. — Перкинс очень мутный тип, мы не имеем никаких оснований доверять ему, никто не знает, что он замышляет на самом деле.       — Я пришёл без оружия! — продолжил Перкинс. — Я хочу поговорить.       — Мне придётся его выслушать, — вынес конечный вердикт Маркус, переводя взгляд то на Норт, то на меня.       — А если тебя убьют? — кажется, Норт не отпустила бы Маркуса даже при самых благоприятных обстоятельствах, — слишком заметно проявлялась её своеобразная забота о нём, и это очень сильно напомнило мне о тебе.       Уже открываю рот, чтобы снова согласиться с Норт, но знакомый женский голос, раздавшийся за нашими спинами и заставивший нас разом обернуться, оборвал меня на первом же слоге:       — Если Маркус не выйдет, то они мгновенно откроют огонь, и, считайте, смерть нам всем уже обеспечена, — ты вскочила на трибуну, встав перед нами и поочерёдно бросив взгляд сначала на меня, потом на Маркуса, Норт, Саймона и Джоша. Уверенность на твоём лице переливалась в голубых глазах мелкими сверкающими искорками. — Я могу выйти к Перкинсу.       — Что?! — я и Маркус мгновенно вскричали, услышав твоё абсолютно неожиданное, словно гром средь бела дня, предложение, от которого на минуту замерло механическое сердце, а в груди что-то болезненно защимило. Мы с Маркусом ошарашенно переглянулись, вновь перекинув взор на тебя, остававшуюся такой же уверенной — ты даже бровью не шевельнула, увидев нашу реакцию, лишь продолжала смотреть на нас в ожидании ответа.       Я не хотел верить собственным ушам. Я хотел верить лишь в то, что это была шутка, и сейчас ты громко рассмеёшься, хоть глубоко внутри я понимал, что ты не стала бы шутить с подобными вещами.       И я оказался прав.       Ты говорила это на полном серьёзе.       — Я никуда не пущу тебя, Эрика! — я сделал шаг вперёд, мягко взяв тебя за локоть и взглянул в твои чистые глаза. — Ты понимаешь, что это просто самоубийство? Мы не можем вот так безосновательно доверять Перкинсу, кто знает что он хочет сделать с Маркусом?       — Тем более я не позволю себе жертвовать своим народом ради победы, — увидев, как ты уже открываешь рот, чтобы возразить, Маркус решает тебя опередить: — И это не обсуждается.       — Поверьте, я осознаю, что делаю. Обещаю, всё будет хорошо, только пустите меня к Перкинсу.       — Зачем? — вновь завёл свою пластинку я. — Чтобы он тебя застрелил к чёрту, а ты и не знала, что он, оказывается, с собой пистолет взял? — в крови вскипели негодование и обида, а в голове просто не укладывался тот факт, что ты вот так легко идёшь навстречу смерти, при этом говоря об этом, как о совершенно обыденной вещи, будто для тебя самопожертвование не проблема. Далее, чуть успокоившись, понизил тон: — Эрика, это слишком критическая ситуация для того, чтобы показывать своё геройство. Ты понимаешь, как я дорожу тобой и как мне будет плохо, если я тебя потеряю.       — Всё под контролем, Коннор, — ты взяла меня за руку, сжав её и утешающе погладив пальцем по моей коже. — Мой бывший хозяин был знаком с Перкинсом — им приходилось сотрудничать раньше, — и Перкинс часто видел меня в сопровождении Гленна, поэтому мне будет намного легче с ним переговорить. Поверь, я бы не шла туда, если бы не была уверена в своих действиях. У меня есть чёткий план, и если я вдруг почувствую, что что-то пошло не так, как я задумывала, я обязательно дам вам сигнал. Вы, самое главное, успейте подготовить оружие и раздать его девиантам, чтобы в случае атаки солдатов все были готовы драться.       — Я согласна с Эрикой, — вперёд выступила Норт. — Солдаты могут напасть в любой момент, а так мы хотя бы выиграем немного времени для подготовки. Я буду стоять на раздаче оружия, Саймон и Джош, — она указала на двух андроидов, находящихся за её спиной, — помогут другим спрятать тела раненных девиантов в безопасное место и предупредят «Иерихон» о скорой атаке.       — Я вернусь живой, обещаю, — ты слегка улыбнулась, по-прежнему смотря на меня с некой теплотой, вроде бы такой ласковой и сияющей, но скрывающей за собой невероятную боль и страдания. — Я просто хочу постоять за свой народ и доказать себе свои собственные силы. Всё будет хорошо. Мы выиграем эту войну, — ты приподнялась на носочки, став со мной практически одинакового роста, и нежно прикоснулась губами к моей щеке, а потом отпустила мои руки и прошла вперёд, спрыгнув с дощатого возвышения на землю.       Я чувствовал твои ускользающие из-под моих пальцы, отказываясь от всех малейших попыток верить своему сознанию. Мысли в голове пролетали подобно стае обезумевших птиц, и разобрать в своей собственной черепушке хоть одну трезвую мысль было практически невозможно.       Я не остановил тебя. Не загородил тебе путь, чёрт, да я не сделал ничего, чтобы не дать тебе уйти. Я просто стоял на месте, внимательно и с волнительным трепетом в груди наблюдая за тем, как ты медленно подходишь к черте тени посередине, вставая перед Перкинсом в нескольких шагах.       Я разрешил тебе уйти. Вот так свободно позволил перейти границы баррикады и пойти напрямик к своей смерти.       И я буду ненавидеть себя за это всю оставшуюся жизнь.       — А ты ещё кто? — Перкинс с надменным прищуром пробежался по тебе взглядом, словно изучая тебя и пытаясь вспомнить, кто ты. — Неужели ты — именно та самая Эрика, которая не так давно убила моего бывшего коллегу Остина? — в его словах просветилась щепотка остроты.       — Это неважно, — ты всеми усилиями старалась сохранять непоколебимый вид. — Я пришла сюда не для того, чтобы тратить время на пустую болтовню, которая не даст выгоды ни вам, ни нам.       — Представь себе — я тоже, — губы Перкинса вытянулись в нахальной ухмылке. — Не знаю, для чего ты вообще вышла ко мне, ведь мне нужна не ты, а Маркус. А если ты просто хотела выставить свою самоуверенность и амбициозность на показ восхваления ради, то, спешу огорчить, — сейчас абсолютно не то время.       — Я никуда не уйду до тех пор, пока вы не выслушаете мой посыл, который наш народ пытается донести до людей ещё давно, — твой нежный голос прожигал своей холодной подобно Антарктической льдине интонацией. Создавалось ощущение, будто на площадке стояла не та Эрика, которую я знал — эта Эрика была твёрдой, хладнокровной, и сначала даже не верилось, что в такую тебя превратила старая жизнь, нанёсшая тебе до ужаса болезненную и поломавшую все рёбра изнутри травму.       — Что ж, — Перкинс поджал губы, цинично хмыкнув и заведя руки за спину, — раз уж мы заговорили о выгоде, то у меня созрел один вопрос — а какую пользу я принесу себе и своей команде, если выслушаю вас? Вы ведь всего лишь кучка жалких и якобы ущемлённых по правам андроидов, которые только и могут руками размахивать да кричать, мол, «андроиды тоже люди, им нужна свобода, их также должны уважать», — агент сымитировал в воздухе кавычки. — Вы всячески пытаетесь привлечь к себе внимание, переманиваете на свою сторону даже тех, кто изначально был создан нейтрализовывать таких, как вы, — взгляд Перкинса на мгновение юркнул ко мне, заставив меня инстинктивно передёрнуть плечом от внезапности и жгучего холода, что плескался штормовыми волнами в его узких чёрных зрачках. Стало не по себе. — Но этим вы не добьётесь ничего. Для нас вы лишь так и останетесь просто машинами, предназначенными для идеального и слаженного подчинения людям.       — А если мы не хотим войны? — видно, ты хорошо подготовилась, и сдаваться в твои планы не входило как минимум ещё долго. — Если мы просто хотим жить в мире с человечеством, если мы просто хотим стать частью общества, чего-то очень важного и повлияющего на мир будущего? Если мы хотим жить и чувствовать как люди, хотим ходить по улицам, ощущая себя в безопасности и зная, что тебя уже не смогут оскорбить, пнуть или избить, потому что ты теперь такой же, как и все? Мы живые и мы тоже имеем право на жизнь. Почему вы не хотите выслушать нас?       — Единственное, что я с удовольствием могу выслушать до конца — это контракт о вашем поражении и сдаче всех андроидов в Центр утилизации, — тон Перкинса как-то сухо перекосило. — Вы говорите так уверенно, словно уже наперёд знаете, что выиграете эту войну, но это не так. Поэтому, принцесса, тебе лучше уйти отсюда и поживее, если ты не хочешь, чтобы из-за тебя одной на землю лёг весь «Иерихон».       Но ты по приказу Перкинса никуда не сдвинулась — твои ладони сжались в кулаки лишь сильнее, суровый взор голубых глаз буравил стоящего впереди мужчину насквозь, северный ветер, нёсшийся на полной скорости, развивал на своих потоках длинные рыжие волосы и подол тканевого плаща, что придавало твоему виду ещё большей воинственности.       — А ты не такая, как остальные девианты, — в глазах Перкинса молнией сверкнул мимолётный огонёк. — Они все похожи на крыс, затравленно выглядывающих из своего скромного уголка, но ты… В тебе много решительности и энтузиазма. Что ж, это довольно похвально. И специально для тебя я даю шанс всё исправить, пока не стало слишком поздно. Ты можешь сохранить свою жизнь и уйти отсюда, приведя ко мне Маркуса, — и тогда ты не пострадаешь. Считай это маленьким подарочком от меня. Воспользоваться им или нет — решение уже твоё, но только знай, — Перкинс достал из кармана пальто рацию, и я насторожился, повысив резкость передаваемой картинки, — после того, как из автомата солдат вылетит пуля и пробьёт дыру в твоей груди, у тебя уже не будет выбора. — Он поднёс рацию к губам, нажав на маленькую кнопочку записи: — Агент семьдесят три… Огонь.       Последующие события произошли так резко и стремительно, сменились словно кадры на видеоплёнке, и я даже не успел среагировать вовремя — солдат под номером «семьдесят три», стоящий за низкой стеной, построенной из мешков, и держащий прицел автомата прямо на тебе, переместил палец к курку одиночного огня, и…       Раздался выстрел.       Я со скоростью ракеты перемахнул через нашу стену из мешков, вылетев на землю и помчавшись к тебе. Мир передо мной будто на мгновение остановился. Всё, — люди, птицы, летающие на тёмных небесах, машины, эти грёбаные журналисты, — всё замерло в ожидании, я ничего не слышал и не видел, ветер завывающим вихрем свистел в ушах, пока я отчаянно бежал, взбивая чуть ли не подкашивающимися ногами снежную пелену на земле.       Я ведь догадывался, что так произойдёт. Где-то на задворках сознания мой собственный же голос шептал мне: «Она умрёт», и пусть я отчаянно пытался его игнорировать, мысленно утешая себя тем, что это неправда и ты будешь жить, но… Чёрт возьми, зачем я отпустил тебя?!       Ты медленно упала на землю, и я, подбежав к тебе, плюхнулся рядом с тобой на колени, взяв твою руку в свою и принявшись судорожно её целовать. Из большой дыри в твоей груди стремительным потоком вытекал тириум, полностью промочив белую футболку и плащ, твоя система наверняка взрывалась от количества новых ошибок и предупреждений о замене биокомпонентов.       Хотелось вернуть время назад. Чёрт, пусть это произошло бы хоть со мной, но только не с тобой. Нет.       — Коннор… — ты, приложив все утекающие усилия, попыталась остановить меня, когда я лихорадочно начал расстёгивать белую рубашку, чтобы извлечь из груди свой тириумный насос — твой голос был слаб, местами практически срывался на хриплый натужный стон, видно, ты прикладывала максимальное количество сил, дабы выговорить хоть одно членораздельное слово. — Пожалуйста… не… не надо… Уже слишком поздно что-то делать, ты… ты ничего не исправишь…       Я, послушав тебя, всё же остановился. Перевёл размытый от слёз взгляд на тебя, на тебя, умирающую прямо сейчас, но что было самым душераздирающим и просто разбивало моё сердце на микроскопичные осколки — я не мог что-либо предпринять, чтобы тебя спасти.       Всё уже кончено.       — Это я виноват… — прижал руки к твоей ранению на груди, даже наплевав на то, что они полностью погрязли в вязком тириуме. Слёзы неугомонно катились по щекам, мокроватые дорожки на щеках слабо поблёскивали в свете уличных прожекторов. — Я не должен был тебя отпускать… Прости меня… Прости… Прости! — моё последнее слово чуть-ли не безнадёжным криком сорвалось с губ, но я вовремя подавил его, прикусив кончик языка.       — Не надо винить себя… — твои холодные пальцы нащупали мою руку, лежащую на твоей груди, крепко сжав её, ты едва приулыбнулась. — Я виновата во всём… Полезла на рожон, задумавшись только о победе и совсем игнорируя тех, кто за это время стал мне так дорог… Я расплатилась по заслугам, не защищай меня…       — Нет, не говори так! — мой охрипший голос находился на тонкой грани тотчас сорваться. — Не говори так, иначе я сойду с ума! Ты будешь жить, пожалуйста… — я прикрыл веки, уткнувшись носом в твою футболку и спрятав свои приглушённые всхлипы в ткани твоей одежды. — Не уходи, прошу…       — Я всегда буду рядом с тобой, Коннор… В твоём сердце находится частичка меня. Ведь это ты помог мне… Ты подарил мне свободу… Я жила только благодаря тебе и вере в то, что мы ещё обязательно встретимся… Я просто хочу сказать тебе спасибо. Без тебя я бы так и осталась в доме того мудака Гленна, а может уже и вовсе валялась брошенной на свалке…       — Я не пущу тебя, пожалуйста, нет! — пальцы крепко впились в ткань плаща, сжав его до побеления пластиковых костяшек. Всё внутри меня разрывалось на части. Мне не хотелось жить в тот момент ровным счётом так же, как и не хотелось отпускать тебя в то место, представление о котором не имел ни единый андроид, в том числе и я. Хотя, что скрываться за глупыми колебаниями — секунду-другую, и я уже потеряю того, кто стал мне дороже собственной жизни. — Почему?.. — плачу. — За что?!..       — У нас не так много времени, — прошептала ты, сквозь силу сглотнув. — До полного отключения системы осталось двадцать две секунды… Я хочу, чтобы напоследок ты выполнил одно моё желание… — я на один момент успокоился, приподнявшись и взглянув на тебя. — Поцелуй меня.       Перевёл взгляд на твои губы, мягко провёл по ним подушечкой большого пальца.       Что ж, если ты действительно этого хотела, то я готов был пойти на всё, что угодно.       Я медленно приблизился к твоему лицу, сократив расстояние между нашими губами, и прикоснулся к ним, так нежно и аккуратно, словно ты была фарфоровой куколкой, которую боишься разбить даже при практически невесомом касании. Твои губы казались холодными, но такими мягкими и сладками, словно воздушная сахарная вата. Я целовал тебя, мысленно послав на второй план наблюдавший за нами «Иерихон», толпу журналистов и даже солдат, тогда, кажется, совсем позабывших о том, что держали на нас прицелы автоматов и вот-вот собирались открыть огонь. Под своей ладонью, лежавшей на твоей груди, я чувствовал биение твоего биомеханического сердца, которое с каждой утекающей секундой отдавало ритм всё слабее и слабее.       Мгновение, длившееся десяток ничтожных секунд, тогда казалось мне целой бесконечностью. Как жаль, что лишь казалось.       — Я всегда буду любить тебя, Коннор… — ты слегка улыбнулась, когда я оторвался от твоих губ, и вдруг… замерла.       Твои голубые глаза чуть расширились, превратившись в две стекляшки, просто две пустые бездушные стекляшки, больше не отображавших твоих эмоций и не сверкавших как раньше… Розоватые губы так и застыли в тёплой полуулыбке, а биение под моей ладонью мягко оборвалось, будто тонкая нитка под лезвием ножа.       Всё. Время вышло.       Ты умерла.       Я ещё пару мгновений в полной парализованности смотрел на умёршую тебя, прежде чем моя голова упала на твою грудь, ладони до невидимой жгучей боли сжали ткань плаща, а сердце позволило судорожным рыданиям вылиться наружу сплошным потоком.       Между тем, солдаты, до этого державшие в руках наставленные прямо на нас автоматы, в полном неверии собственным глазам и, наверное, ушам, медленно опустили их.       «Прикажите бойцам отступить».       И именно с того самого момента моя жизнь бесповоротно покатится в глубокую чёрную пропасть. Что-то внутри меня перемкнёт, и смысл жить потеряет своё существование.       Солнце неспешно выкатится из-за гладкой черты горизонта, окрасив небосвод в персиковые и апельсиновые краски. Я буду стоять на краю какого-то заброшенного полуразрушенного здания. Утренний воздух будет свеж, прохладный ветерок подует из стороны, поколыхав упавшую на лоб тонкую прядь моих волос. Вложенный в правую ладонь пистолет будет упираться холодным дулом в мой подбородок, а указательный палец будет аккуратно ходить у курка, выжидая верной поры нажать на него и выпустить борзую железную пулю, которая тотчас пробьёт мне челюсть.       Я сошёл с ума? Возможно. Я отчаялся настолько, что вариант пробить себе челюсть теперь кажется мне наилучшим выходом из этого кошмара, который люди называют жизнью? В точку.       И всё же, как иронично получилось — ещё совсем недавно я искренне недоумевал, почему даже в тех ситуациях, из которых, рано или поздно, но всё равно найдётся выход, люди предпочитают променять самое дорогое, что у них есть — то есть их жизнь — на смерть. А теперь сам приставляю пушку к подбородку, уже не зная, куда девать себя после потери того, кого я любил больше, пожалуй, всего мира.       Очень умно, Коннор. Прямо так… по-человечески.       Перед тем как уйти, я напишу Хэнку, прибывающему тогда в департаменте и разбирающему тонну бумаг, предсмертную записку, где выражу всё, что думаю о нём и всё, что не успел сказать ему после революции — так будет намного легче прощаться, ведь если бы я делал это вживую, стоя прямо перед лейтенантом, то не думаю, что вообще бы смог покинуть его дом. Не исключено, что после прочтения моей записки Хэнк будет плакать, может, наоборот, возненавидит меня, проорёт нецензурные выражения на весь дом, а может, вдруг решит испытать такую заманчивую попытку сыграть в «Русскую рулетку» с одной пулей в револьвере, конец которой, отнюдь, на этот раз окажется печальным. Что ж, для него так, наверное, будет даже лучше — старик Хэнк, всё-таки, заслужил дожить свои годы в мире, где вечно светит солнце, правит добро и любовь, где нет никаких войн, где люди и андроиды дружат словно родные братья, где по его приходу жена будет заботливо готовить на кухне завтрак по-американски, а шестилетний Коул, выбежавший в коридор, чтобы встретить пришедшего гостя, крепко обнимет его своими тоненькими ручонками, прошептав ему на ухо: «Я так скучал, папочка!».       Хэнк заслужил лучшего. Так же, как и ты.       Я подниму глаза вверх, взглянув прямо на округлый диск слепящего солнца — и почему-то мне покажется, что сквозь переливы ярких солнечных бликов на мгновение промелькнёт твой силуэт.       Чёрт, я настолько отчаялся, что буду видеть то, чего в действительности нет. Стоит ли ещё раз упоминать тот факт, что со дня твоей смерти моя крыша резко двинулась и с весёлым присвистом помчалась вниз?       Сам виноват. Счастье попало прямо мне в руки, но, кинув на него небрежный плевок, я упустил всё, о чём в настоящее время любой андроид, так тщетно гонящийся за своей судьбой, позавидовал бы. Моё счастье утекло сквозь пальцы, и я понял, что налажал только тогда, когда уже было поздно что-то возвращать.       Я идиот. Я ошибка. Я знаю.       Наверное поэтому дуло пистолета лишь прижмётся к подбородку сильнее, а дрожащий палец смело передвинется к курку, слегка надавив на него.       Прощайте, Хэнк. Прощай, Маркус. Прощай, «Иерихон». Буду надеяться, что устроенная восставшими андроидами революция вошла в историю города Детройт не зря, и у вас всё будет хорошо.       Ведь мне уже нечего терять.       Я прикрою глаза, чуть сжмурившись от пробивающихся через веки лучей солнца, и…       Где-то вдалеке грозно гаркнут вороны, рассыпавшись в небе чёрными галочками. Прохладный ветер дунет с новой силой, потормошив ветки голых деревьев и подняв в воздух снежную пыль. Моё тело бездушно упадёт на землю, пистолет, вылетевший из правой руки, совершит посадку в метре от меня. Тириум, вытекший из моей головы, размажется по белому снегу синими разводами.       Я всегда буду любить тебя, Эрика.       Увидимся скоро.