Окрыленные мечтою

— Я всепочтейнейше заявляю Вам, князь Разумовский, что не смогу боле присутствовать на балу вашем и провожать вас в Ялту в вашей экспедиции, — мило кланясь, заявляла молодая княгиня Элен.       Белое кружевное платье до пола самого невероятно украшало ее худой стан и прелестное личико с аристократическими чертами. Являясь любимой женой князя и при том его всепочтегейшей помощницей в делах княжеских, она находила себя довольно премудрой. Пребывывание в замке княжеском было ей в тягость, хотя и любящий супруг ее перед нею трепетал, оставляя девушке наимилейшие письма всякий раз, когда князь сам потчевал в соседних губерниях или в Петербурге.       Сей бал, на котором находилось все семейство Разумовских и имели честь находится представители и других дворянских родов, князь Александр Разумовский давал в честь успешного открытия новой фабрики и прикрепления к сей фабрике более сотни работных — крестьян приписных. — Отчего же Вы оставляете меня одного в столь важный час? — спрашивал князь, удивлённо поглядывая на супругу свою.       Напудренный парик его немного сдвинулся в сторону, ибо сам князь был в крайней степени неопрятен, за всем хозяйством его следила княгиня Элен, любезно согласившаяся заведовать делами княжескими за глуповатого и рассеянного самого князя Разумовского. — Чувствую я себя прескверно, — заявляла Элен, незаметно вытирая вспотевшие ладони свои о подол белоснежного платья перевязанного на худенькой талии изумрудной ленточкой. Прелестные каштановые волосы ее, на которые она категорически отказывалась надевать парик, собранные в высокий пучок, небрежно взлохмотились по неизвестным никому причинам, а дыхание ее было сбивчивым. — Ах! Но как же быть? Вы ведь слово мне дали, что будете со мной в этот день! Можем ли мы пригласить лекаря из Петербурга, папа́! — с тревогой воскликнул князь, не замечая шушукающихся друг с другом гостей. — Конечно, можем, — уверял князя отец его, — но прибытие его даже на самых быстрых лошадях займёт не меньше недели. А на собрание его со свитой потребуется пару дней. Нет, это просто невозможно при завтрашней экспедиции вашей! — Не стоит лекарей, — тихо проговорила Элен. — Я поправлюсь за дней несколько, думается мне, что это лишь простуда. — Да у Вас жар! — снова воскликнул князь, приметив раскрасневшиеся щеки супруги своей, — И дыхание нервное! Ах, Элен, да Вы смутно представляете себе, что такое, болезнь. Вы разве раньше не заболевали? Вам нужен покой и лекари! Срочно!       Гости в зале не переставали шушукаться, князь не обращал на сие ни малейшего своего внимания, весь он был обеспокоен состоянием супруги своей любимой. — Да тут все ясно, интрижки на стороне у молодой княгини, — произнёс вдруг тихо граф Запольский и, не задержавшись ни на секунду, пустился в пляс прямо посреди комнаты, отстукивая по полу своими начищенными каблуками.       Радуясь, что светлейший князь этого не услышал, Элен в сопровождении нескольких придворных спешила к палатам своим. Князь следовал за нею и яростно раздовал приказы прислуге. — Срочно призовите моего знакомого лекаря Столярова из Петербурга. Пусть немедленно покидает город и отправляется в наш замок! — восклицал светлейший князь. — Все это вздор, князь Разумовский, и подобного не требует, — пыталась возразить своему супругу Элен.       Молодая девушка осталась сироткой в крайне юном возрасте — уже к ее пяти годам княгиня Белзаруцкая, мать ее, болевшая женскими болезнями, скончалась, а отец девочки был добродушным князем и, решив попробовать себя в бою, погиб в Семилетней войне, уже почти дойдя до Берлина. Нужно сказать, что отец девушки был крайне легкомысленным и не очень раздумывал о своих действиях, даже оставляя малышку дома одну. После смерти родителей, маленькую Элен забрала ее тетушка, младшая сестра княгини Белзаруцкой, и воспитывалась девушка в провинциальном городке близ Москвы. — Я нахожу Ваши слова, а вовсе не мои вздором! — снова восклицал князь.— Прекратите подобные разговоры и немедленно ложитесь в своих покоях!       Князь был вспылчивым и сильно беспокоился о состоянии супруги своей, ибо любил он ее простодушно и всем сердцем за нее переживал. — Душенька, принесите нам срочно мокрого полотенца и предоставьте покой княгине Разумовской, — распорядился князь и помог девушке уложиться в постель. — Дыхание Ваше никак не успокоится! Что же Вы так не вовремя простудились! Думается мне, что здесь не простая простуда, княгиня! Ежели это оспа или чума, так необходимо срочно заявить об этом! Вы разве не слышали, что мор ходит по государству нашему? — Ах, что за вздор! Ваши слова мне противны, князь! — отнекивалась Элен, — Вы слишком много верите слухам.       Светлейший князь Разумовский поник, склонив голову, отчего парик его внезапным образом оказался прямо на коленях его и покрыл белой пудрой вче одеяние князя. — Ах, какая досада! — ещё больше огорчился князь. — Милейшая, вы отдыхайте. Я вспеточтенейше надеюсь, что вы поправитесь к завтрашней экспедиции нашей, — заявлял князь, удаляясь из покоев супруги его и держа в руках парик. Вид его был смешон, но княгиня, находя себя образованной, не выдала искренних чувств своих, а лишь свернулась в постели да задрала повыше покрывало.       Прошли часы. Бал сей, не прекращался до сих пор, хотя и время позднее стояло на дворе. Свечи в покоях были затушены. Но княгиня не лежала. Нервно по сторонам оглядываясь, неужто князь заявится, Элен лихорадочно перекладывала вещи свои из сундука в чемодан в полнейшей темноте.       Внезапный стук потревожил княгиню, и та вздрогнула, уронив синую ленточку свою. Дверь в покои отворилась, и на пороге показался молодой придворный невысокого роста, но широкоплечий и отлично слаженный, что доказывало его физическую развитость. Вздохнув облегченно, княгиня бросилась к нему. — Ах, Серафим, не отпускает меня князь! Думается ему, что я больна простудою и положил меня на покой он. Боюсь я, что завтра светлейший меня в Ялту с собою забирет, — молвила Элен шепетом и рукою своей прикрывая губы алые, ибо услышать их мог придворный любой. Молодой человек сперва осматривал покои княгини и находил довольно странным то, что вещи ее разбросаны по комнате были. — Что же у Вас тут, ураган прошел? — спрашивал он. — Давайте сбежим! Я умоляю, Серафим! Не даст нам князь покою, не будем мы вместе никогда, ежели я с ним в Ялту завтра отправлюсь. — Все это мелочно и подло! Не можем мы с Вами, княгиня, оставлять князя одного! Он ведь беспомощен, а без Вас и вовсе пропадет! Нет, это не годится. Я честь имею у Вас служить, и буду с Вами всегда, но князя я не оставлю в беде, — отвечал ей юноша.       Сей молодой человек был лишь придворным и вырос в замке с князем вместе. Был он человеком добродушным, набожным. С преданностью всей души его готов был за князя постоять. К семнадцати годам отец и мать его, придворные, воспитали в нем сие качества. Княгиня, коей было к тому времени лишь восемнадцать годов, качества подобные в крайней степени ценила и уважала, оттого и приглянулся ей Сирофим. — Но ведь разлучит нас поездка эта! Неизвестно, когда вернусь я, если вернусь ещё. Светлейший сетовал об открытии в Ялте мануфактуры очередной и меня оставить в городе намервался!       Молодой человек не молвив слова единого, зажег свечи в покоях и принялся укладывать вещи княгини в сундук. — Утро вечера мудренее. Вам необходим покой. Не удручайте себя подобными переживаниями. Вы больны, — холодно ответил он, и в сие же время распахнулись двери покоев ее, и воврвался князь Разумовский. — Я не верю словам Вашим! Какой позор! Какой позор! — восклицал Разумовский. Парик он так и не напудрил снова, а одеяние его было взлохмочено. — Как же Вы могли! Ах, Элен! Я Вас так любил, а Вы! Убирайтесь! Ежели Вам дорога жизнь Ваша и титул Ваш дворянский, вон из моего замка!       Элен смутно представляла себе то, что происходило далее. Чемоданы ее немедленно были упакованы, а лошади запряжены. Она проходила мимо гостей всяких и приметила особенно счастливое лицо графа Запольского, но не обратила на сие ни малейшего ее внимания. Уже позже, на пути к тетушке, пытаясь отлучится от рассматривания летних природных пейзажев за окном кареты, Элен сие улыбку, на лице графа, припомнила, размышляя об истинных его намерениях.       Прибыв, наконец, к тетушке своей, расцеловавшись с ней и отобедав, Элен выдали время на покой. Прогуливаясь по величественному саду с яблонями и вишнями, размышляла она о жизни своей и о мечте давней. Супругой Разумовской стала она поневоле — тетушка позаботилась об ее будущей безхлопотной жизни, а хлопот с рассеянным князем получилось больше, чем без него. Сие девушку удручало немало, ведь год своей молодой жизни она отдала понапрасну. Возлюбленный ее, придворный Серафим, показал себя честным и преданным князю Разумовскому слугой, но не преданный своей возлюбленной. Жизнь ее возвратилась на круги своя, отправив девушку снова домой.       Несколько дней девушка занималась размышлениями, смотря в окно на сад или разгуливая по нему, а к концу недели совсем поникла от безделья. Как внезапно пришло ей письмо от князя Разумовского. Девушка вырвала бумажный конверт у ямщика и поспешила в комнату. Открыв окно для большего свету, увидела она сие:       Милостивая Элен, супруга моя бывшая!       Смею заявить, что супругой моей Вы больше не являетесь и делами княжескими не владеете. Права сие переходят к моей новой супруге — княгине Запольской, любившей меня все сие время. Я не сумневаюсь, что Вы прелестно жить и без меня станете. Придворного Серафима, прошу, найти не пытайтесь — сослан он на каторгу мною лично. Ответа от Вас не ожидаю. Ежели вы сие письмо прочли, надеюсь, на понимаю Ваше.       Бывший супруг Ваш, князь Разумовский. 13 июля 1776 года.       Элен вдруг стало дурно, и она поспешила выйти на свежий воздух. Ноги ее подкосились тот час же, когда она на террасу ступила. Ее обдало жаром, и девушка слегла. Ещё месяц она бормотала во сне «Сбежать должны были! К чему нам честь!», но вскоре все стихло. В ночь на церемонии торжественной свадьбы князя Разумовского и милейшей сестры графа Запольского, Элен скончалась, лежа в постели.