Пять причин

«Что? Где я? Что происходит? Кто я? Почему вокруг всё… такое… странно… чистое? Что произошло?» — О, дитя. Ты наконец пришла, — голос был… мрачным, холодным. Как и его обладатель. Передо мной из ниоткуда возник старик в черном дряхлом одеянии. — Кто ты? Вы можете объяснить что происходит? — Кто я? Я — Харон. Доставляющий души умерших к пункту назначения. — Я умерла? — Еще нет, девочка, — говорил кто-то другой. Голос шёл откуда-то сзади, — но Харон конечно такого не скажет. Ему платят за каждую душу, что он доставил к вратам ада иль рая. Я обернулась и увидела мужчину. Его одежда была какой-то очень старинной. Греческой. Но я не помнила что это значит и как я это поняла. — Орфей, ты же прекрасно знаешь, что недолго осталось, — произнёс старик. — Она все ещё может вернуться. — Щегол, всё никак не успокоишься. Не смог спасти жену и теперь лезешь не в свои дела. — Не тебе мне указывать. Тебе повезло, что новый бог тебя оставил на должности. — А ты его своими песнями умаслил и теперь тебе дозволено ходить по иному миру куда глаза глядят, — ворчал старик. — Стойте, хватит. Где мы сейчас? Куда я могу вернуться? Зачем мне это делать? Слово взял Орфей. — Где мы… сложно объяснить даже мне. Можно сказать, что это твой тоннель. В каком-то смысле каждый своими делами строит его сам. Можешь пойти вперёд. Это просто. Нужно просто взять Харона за руку. А можно повернуть назад. Только нужно постараться. Ведь как раз и нужно понять зачем тебе обратно. Я как раз здесь что бы помочь тебе вернуться. — Не искушайся его словами. Я знаю, что тебе уготована дорога в рай. От такого не стоит отказываться. Там прекрасно, вечные песни и отдых. Райский сад. А сколько интересных людей. А что на земле? Грязь, мрак, грехи. — Отстань от неё, Харон. Знаешь зачем я хочу тебе помочь? — Нет. — Потому что я знаю кем ты была. Но не могу тебе сказать, ты должна вспомнить сама. — Но я не могу сама, — голова была совершенно пустой. Чистый лист. Но вдруг я поняла что хочу вернуться. Не знаю почему, я просто почувствовала, что там мне было хорошо. — Я знаю. Давай начнём с простого. Как тебя зовут? — Плюнь на это. Иди со мной. Петру имена не нужны. Он их и сам знает, — но я его уже не слушала. Всё моё естество пыталось отправиться в прошлое. Там, где меня точно называли по имени. Вот я слышу «Ледибаг». Оно моё. Но не совсем. Я почему-то просто понимаю это. Я продалжаю слушать себя. Я вспомнила маму. Она называла меня доченькой, когда звала на обед. Когда будила меня с утра. Я вспомнила отца. Он называл меня своей девочкой, когда я пыталась помочь ему в пекарне. Но почему я не могу вспомнить имя? Оно же есть у каждого? Моего папу зовут Томас, а мать Сабин. Но где моё имя. Я все сильнее старалась вслушаться, и неожиданно услышала «Маринетт». Голос был знакомый, но я не могла его вспомнить. Но он звал меня. По имени. По моему имени. Я уверена что меня зовут Маринетт. — Моё имя Маринетт. — Молодец, ты правда молодец Маринетт. — Ага, как же, — по-старчески буркнул Харон, — давай уже отпусти её со мной и закончим с этим. — Заткнись, старик. — твердо произнес мужчина. — Не твоя жизнь и будущее сейчас на кону, так не мешай ей. — Решайте быстрее. У меня и без вас полно работы. Орфей не стал обращать на его слова внимания и я решила последовать его примеру. — Маринетт, это хорошо что ты вспомнила своё имя. Но теперь нужно вспомнить кто ты. — Что? Разве я это не я? — Нет, ты это ты. Но кто ты? — Я не понимаю. Я же сказала как меня зовут. Что ещё нужно? — Понять кем ты была для мира. Я начала понимать что это значит. Но вдруг поняла, что на вопрос «кто я есть?» не могли ответить люди гораздо умнее меня. Но я должна попытаться. Не только ради себя. Там меня кто-то ждет. Я точно знаю. Тот голос, что назвал меня. В нём была надежда и мольба. Я вновь напрягла свою душу и попыталась что-то найти. И ничего не видела. Сначала. А потом я увидела как я помогаю маме с папой. Как общаюсь с друзьями. Я не помнила их, но я знала они мои друзья. Я увидела как спасаю людей. Но кто же я так и смогла увидеть. И тут ответ пришёл как будто сам собой. — Я Маринетт Дюпен-Чен. Обычная девочка, которая живёт самой обычной жизнью. Но в тоже же время я героиня Парижа. Я — Ледибаг. — Прекрасно. Она вспомнила кто она. Идёшь или нет? — почему Харон такой желчный? — Нет. Я никуда с тобой не пойду, — я набралась уверенности. Теперь, когда я точно знаю кто я и я хочу снова стать собой. — Ты её слышал, Харон. Можешь проваливать. — Хотелось бы, но нет. Я не уйду, пока она не пойдет в одну из сторон. — Видимо нам придётся ещё потерпеть занудного старика. — Между прочим я все слышу. — Уймись. Теперь нужно вспомнить кто тебя ждет. Но я поняла, что уже знаю ответ. Просто знаю. — Меня ждут мама и папа. И мои друзья. И Алья, и Нино, и Роуз, и Джулека — с каждым именем я начала видеть тех, кого я называю. Но почему-то у меня было ощущение, что я не могу вспомнить кого-то очень важного. Того, кому принадлежал голос, который позвал меня. Но я не могла вспомнить. Ни имени, ни лица, ни причин, по которой он должен быть мне важен. — Отлично. Теперь осталось возможно самое сложное. Понять зачем тебе возвращаться. И куда для этого идти. — Я не понимаю. Разве нельзя просто пойти назад? — Нет, дитя. Нельзя. Нужно найти путеводную звезду. Нужно найти то, что укажет правильную дорогу. Но найти её может быть очень сложно. Но если ты хочешь обратно, то тебе придётся. Я кивнула, но сама не понимала где мне искать. Что может быть моей путеводной звездой. Может родители? Они ценны мне, да. Но я не видела дорогу к ним. Друзья? Я хочу к ним, но к ним это куда? Я пыталась найти ответы, которых у меня не было. И тут я снова услышала голос. Его голос. Знакомого незнакомца. «Маринетт, прости меня. Я во всем виноват. Очнись. Прошу очнись.» И я вспомнила. Я вспомнила кому принадлежит голос. И я поняла куда идти. Нужно идти на голос. И я побежала. Побежала потому что была уверена в направлении. Уже на ходу я говорила и Орфею, и Харону. — Я знаю зачем мне обратно. Должна быть там. Там меня ждет Адриан. Мы с ним обязательно сыграем свадьбу. И заведем хомячка. А ещё двоих детей. Нет, троих. Хьюго, Эмма и Льюс. И мы будем счастливы жить в большом и красивом доме. Мне нужно вернуться чтобы жить. Глядя на бегущую девушку, Харон проронил слезу. — Эх, молодёжь. Ну ладно. Она пошла и мне пора. Не прощаюсь. И растворился в воздухе. — Я тоже, — произнёс греческий творец и взял в руки лиру, — о такой истории не грех и написать. В больничной палате было светло. Дождь кончился также неожиданно как и начался, и теперь солнце пыталось одарить Париж своими последними запасами летнего тепла, которых точно не хватит до приближающейся зимы. В палате сейчас было двое. Синеволосая девушка неподвижно лежала на кровати уже месяц. Рядом, держа её за руку, сидел статный юноша, который шепотом пытался пробудить больную. — А… Адриан… — наконец тихо произнесла девушка, открывая синие глаза. — Ма… Мари — в уголках глаз юноши блестнули слезы. Слезы не горя, но счастья.