Автоответчик Роджер Конец Света

— Привет, Брай. Надеюсь, я не разбудил тебя… Роджер заминается на минуту, будто бы из трубки всё же донесётся сонное «Привет». — Хотя, конечно, разбудил, — барабанщик кидает взгляд на наручные часы, — ты же спишь в такое время. Снова заминается. Смотрит на спящую улицу. — Я не знаю, для чего звоню… Думаю, мне просто хотелось услышать твой голос. — В общем, я не расскажу тебе ничего интересного. По крайней мере, тебе это интересно не будет. Но всё же… Роджер задумчиво закуривает дешевую сигарету и выдыхает струю едкого дыма. — Ты знаешь, насколько красив? — Родж говорит медленно, он будто не уверен в своих словах, хотя, если честно, так и есть. — Уверен, не знаешь. Ты даже не догадываешься, мой Умный-Глупый Брайан. Не догадываешься, иначе не стал бы проходить мимо каждого зеркала, машинально отворачиваясь, нелепо прятать глаза при разговоре и молча наблюдать за девчонками. Ты красив. — Безумно красив, и я не перестану это повторять. Я могу сравнить тебя разве что со звездами. Ты сказал бы, конечно, что звёзды — лишь шары горящего газа, и ничего красивого в них нет… но такой уж ты. Видишь красоту во всех, кроме себя, и живёшь по законам из твоих заумных книжек. Парень поднимает взгляд на небо. — Знаешь, почему именно звёзды? Из-за их света. Далёкого и неприкасаемого света, до которого мне никак не дотянутся. Если бы только… — Однажды ты сказал, что звёзды разноцветные. Ты рассказывал мне истории о космосе, сидя в моём фургоне, а я просто слушал и любовался, но отнюдь не звёздами. Примерно тогда я понял что влюблён. С тех пор я смотрю на звёзды. — Смотрю три раза за ночь. Начиная с первой — полярной. Затем, в самую глухую и холодную пору, выхожу из бара или, реже, высовываюсь из окна и смотрю, как они переливаются в кромешной тишине… и на рассвете. Тейлор прикрывает глаза, с улыбкой вспоминая прошлое утро. — На рассвете обычно я возвращаюсь домой. Ты не знаешь, но я хожу мимо тебя. По Черч Стрит. Я часто сижу на ступеньках магазина, что напротив — кажется, это пекарня. Сижу и смотрю на небо, где рассыпаются в пыль сияющие блики, и в твоё окно, где спит кто-то, кто называет меня «засоней». Я встаю раньше, выкуси. Барабанщик победно посмеивается. Замирает, грустно улыбается и, свесив ноги из окна, продолжает: — Брай, я не влюблён в тебя. Я не могу влюбится в тебя. Ты —бессовестный зануда, — Родж снова затягивается сигаретой и с кашлем продолжает: — Странный, высокомерный, тихий как мышь и не любишь пить. Понимаешь? Как ты можешь мне нравится? Снова пауза. — Но эти твои… твои глаза. Они теплее всего на свете, под ними тает снег, айсберги, ледники Антарктиды… моё сердце, Брайан. Ты, похоже, — главная причина глобального потепления. — Я нисколько не романтик, но… твои кудряшки, твои руки, твои тонкие сильные пальцы. Твоя шея, подёргивающийся кадык, расстёгнутая верхняя пуговица… то, как ты закусываешь губу, как поёшь, как читаешь, как — прости, приятель — как смешно сопишь во сне. Дыхание сбивается, губы пересыхают от холода. — Как ты смеёшься. Как улыбаешься. Как произносишь моё имя… Роджер снова поднимает голову к небу и с тихим грустным смехом выдыхает в ночь: — Нет, Брайан Мэй, я не влюблён в тебя. — Я тебя люблю. Затягивается сигаретой, облизывает губы, стряхивает пепел и швыряет окурок вниз, пересчитывая потухающим огоньком все четыре этажа. — И я ненавижу обещать, но с тех пор, как встретил тебя, я готов клясться: Я никого так не любил. — Да я и не любил вовсе, Брай. Кто как не ты должен знать что, я не способен любить… был. Родж критически закуривает вторую сигарету. — Я пользовался. Мною пользовались. Я влюблялся в первых встречных девочек, увлекался и увлекал. Я напивался в стельку из-за тебя и тебе же звонил: «Брай, забери.» Я считал всё вокруг себя доступным, свободным, открытым… Но только ты. Ты никогда не говоришь «нет». Ты никогда не против, никогда не отталкиваешь… — Господи, какой же я придурок. Ты ведь никогда не сможешь полюбить кого-то, похожего на меня? Конечно, не сможешь, ты ведь умный. Как я надеюсь, что ты такой… Или же тебе нравятся обдолбанные алкоголики, бабники, транжиры, хамы, агрессивные придурки и барабанщики? Я был бы так счастлив, правда. Снова грустная улыбка. — Не знаю, куда меня всё это приведёт, но, кажется, я действительно схожу с ума. А я-то думал, что это метафора такая… «Недалёкий Роджер Тейлор и его сопливые драмы» сериал для одиноких домохозяек, по воскресеньям и четвергам. Не пропустите! — Знаешь, рядом с тобой я счастливее, чем от шмали. Рядом с тобой я узнаю новые ритмы и способности моего сердца. Рядом с тобой всё меняется — и я меняюсь. Разучиваюсь ругаться. Не матерюсь, не курю по сигарете каждые десять минут, не молюсь, чтобы меня сбила машина или переехал поезд. С тобой я действительно становлюсь лучше, как бы смешно это ни звучало… или наоборот для тебя. На минуту барабанщик запинается и продолжает, болтая ногами над спящей улицей. — Думаю, они знают. Джон и Фредди. Фредди точно. Один раз после концерта, мы курили вместе, и он почему-то начал говорить о тебе. О том, что ты крутой, талантливый и замечательный друг. И он замолчал на минуту, а затем спросил. Спросил с этим своим выражением лица, на котором написано «Попробуй возразить» и большими буквами на лбу «Дорогуша»: «Да, дорогуша?» Тейлор стыдливо прикрывает глаза и смеётся. — Я тогда так замялся. Так замялся, что спалился. Думаю, надо наподдать ему за такую догадливость, но я ещё больше уважаю его теперь, ведь, похоже, он ничего так и не сказал тебе. — Не сказал. Иначе ты бы не говорил со мной, не обнимал бы меня так тепло и крепко, не прибегал по первому звонку, как преданный пёс, не называл бы меня «Друг» и не смотрел бы на меня своими тёплыми глазами. Ещё одно облако густого яда улетает навстречу небу. — Брай, ты сделал из меня труса. Ведь я — я так безумно боюсь. Я боюсь потерять тебя. Твою дружбу, твоё доверие, твоё присутствие в моей бессмысленной жизни. Боюсь, что если откроюсь тебе, ты возненавидишь меня и отвернёшься прочь. Я первый раз в жизни так боюсь. Пауза. — Но как бы там ни было, ты — главная вещь, которая заставляет меня просыпаться снова и снова. Ты заставляешь меня смеяться, выкладываться на концертах, ты заставляешь меня жить. Без твоей дружбы я давно бы уже спился в одном из вонючих баров и умер бы в луже собственной рвоты в полнейшем одиночестве. — И я абсолютный кретин. Слепой, тщеславный, заносчивый засранец, который не заслужил в своей жизни и половины. И который точно не заслужил такого друга, как ты. И Тейлор не врёт. Но, будто очнувшись, с некой грустью продолжает: — Конечно, я не отправлю это тебе. Я просто сброшу трубку, и запись обнулится. Ты не услышишь, наверное, самых красивых и искренних сказанных мною слов. А ведь это бывает так редко. Хах. — Да и слава богу. Не хватало ещё тебе заморачиватся по этому поводу. В общем… не знаю, как уместно будет прощаться, даже не поговорив ни с кем, потому-у… Роджер ставит ноги на бордовый ковёр своей квартиры, возвращаясь в суровую реальность. — Надеюсь, я не выпаду случайно из окна и меня не утопят в одном из толчков, ведь завтра в шесть у нас репетиция. Увидимся тогда. Чуть не нажав кнопку сброса, Роджер быстро прижимает трубку к самым губам и так нежно как может произносит своё заветное: — Я люблю тебя, Брайан Мэй. Губами касаясь холодной трубки, он легко и очень одиноко смеётся. — Пожалуй, представлю что ты ответил «И я тебя», хах — Прости, дружище. Спокойной ночи… Родж отпускает клавишу и швыряет трубку на кровать. «Что за ребячество, Иисус.» Так глупо… та-а-ак глупо. Вспоминая всё, что наплёл холодному аппарату, барабанщик запоздало краснеет и смотрит на часы. Пять утра. С тяжелым вздохом, словно Гамлет, Тейлор задаётся роковым вопросом: бухать или спать? Как ни странно, побеждает второе, и своевременный зевок — тому подтверждение. Роджер потягивается и не раздеваясь плюхается на кровать. Точнее, на кучи тряпок, что там скопились, ведь по назначению Родж кровать давно не использовал. И он рад бы забить болт на сей беспорядок и провалиться в сон, но воображению не вовремя предстал чистоплотный Брайан, с укором глядящий ему прямо в душу. Злясь на самого себя, блондин быстро раскапывает кровать, попутно сортируя рубашки, пиджаки и чужое нижнее белье. Глухой стук чего-то, явно не большого, об пол. Тихенький сигнал. Тишина. Роджер медленно поворачивается к источнику шума. На полу лежит телефонная трубка. Безжизненная и непредсказуемая, как демон. Резким прыжком парень оказывается рядом с ней на полу. Лихорадочно он пытается сообразить, что не так и откуда предательский звук. Залезает в журнал отправленных сообщений и звонков. Молчит. Неловко садится и хватается за голову. — Твою мать. У Роджера проносится жизнь перед глазами. После минутного замешательства он вскакивает с места и, опрометью захлопывая дверь, выбегает на улицу. А в квартире остаётся злосчастный телефон и последнее отправленное автоответчику Брайана Мэя сообщение. Роджер бежит изо всех сил. Бежит так, как не бегал со времён спортивных фестивалей. На улице холодно, дыхание сбивается, легкие будто горят огнём, а перед глазами цветные пятна. «Он услышит это. Он узнает. Он точно прослушает это, и мне конец» Ни о чём другом Роджер даже думать не мог. Он бежал без плана, без идеи, как исправить всё. Он просто бежал и лихорадочно соображал. В голове паника. Абсолютная паника, и единственное, что в неё приходит, — так это удалить сообщение на телефоне Брайана. Прослушать его раньше, чем он сам. Без разницы как. Хоть через окно вломиться, если тот спит. Абсолютно без разницы. Роджер бежит мимо трамваев и автобусов. Они медленные, неторопливые, неповоротливые. Он быстрее. Бежит мимо сонных работяг, мимо магазинов и школ. Мимо знакомого парка. Мимо перекрёстка Черч и Уильямс стрит. Мимо любимой библиотеки Брайана и мимо указателя «Черч Стрит» Вот пекарня. Вот он, кирпичный дом с пятью этажами. Вон окно с развевающейся занавеской… Роджер влетает в подъезд. Игнорирует лифт и скачками взлетает на пятый этаж, чуть не пролетает знакомую дверь, и, еле успокоив дыхание, бьёт по кнопке звонка. Юноша быстро поправляет светлые волосы, расстёгнутую сверху рубашку и придаёт лицу самый обыкновенный вид. Снова звонит. Прислушивается к квартире. Но ни шагов, ни ворчания, ни привычного «Иду-иду» он не слышит. Снова выбивает замысловатый ритм на кнопке, но не получает никакого ответа. Персонаж ошарашен. В последней надежде найти ключ он заглядывает под коврик у двери, но находит лишь аккуратный клочок бумаги с родным размашистым почерком. «Знал, что зайдёшь. Ушёл в университет раньше. Ключи на старом месте. Б.М.» Тейлора будто по голове ударили. Он нелепо переворачивает бумажку и перечитывает написанное. Не меняется. К парню возвращается дыхание, и он захлёбывается кашлем. Отдышавшись, Роджер напоминает себе о ключах и «старом месте», возвращается к лестнице и, отсчитывая четвёртую сверху, приподнимает деревянный верх ступеньки. В маленьком тайнике и впрямь лежат ключи. Брайан всегда оставляет их там на случай, если Фредди, Джону или, чаще, Роджеру понадобиться попасть в его квартиру. Такой вот негласный и родной обычай группы Queen. Родж трясущимися от адреналина руками вставляет ключ в скважину, и, открыв дверь, входит в безупречно чистую и светлую квартиру. Окно нараспашку и ни-ко-го. По памяти зная, где телефон, барабанщик останавливается рядом с ним и с молитвой поднимает электронную трубку. «Автоответчик» До ужаса холодный женский голос объявляет: «Непрослушанных сообщений нет.» И лишь гудки… монотонные гудки. У Роджера сердце опустилось до желудка и будто прожгло в нём дыру, а давление сильно поднялось, от чего парень быстро сел на кровать с опустошенным видом. Это точно конец. А если ещё и честным быть, так просто «пиздец». Живёшь, трахаешься с кем хочешь, не переживаешь ни о чём, а тут в любви признался, и всё — «выноси готовенького». Брай не поймёт. Он его оставит, никогда больше не посмотрит по-прежнему. И кто в этом виноват? Правильно, один только он, Тейлор, не умеющий пользоваться телефонами и чересчур драматичный. Родж промычал мучительное «идиот» и, закрыв лицо руками, упал на чужую кровать. Делать ничего не хотелось, видеть кого-то — тоже. Просто остаться здесь и помереть спокойно, без стыда и унижения. Но в шесть встреча с ребятами, а пропускать репетицию из-за каких-то там пустяков — не по-мужски. Роджер тяжело прерывисто вдохнул запах Брайана, исходящий от подушки, и забылся мёртвым сном. Биологические часы барабанщика чётко подняли светлую голову с полюбившейся подушки, вместе с которой Родж заснул в обнимку, ровно в половину шестого. С трудом разлепив заспанные глаза, парень сверился с настенными часами Брайана, громко ругнулся и, наскоро умыв лицо, выбежал из дома. Назначенное место было не так далеко, но поторопится однозначно стоило, и Роджер, не желая опаздывать, второй раз за день перешёл на бег. — Как всегда вовремя, дорогуша, — Фредди приветливо улыбнулся и похлопал запыхавшегося Роджера по спине. — Ну не как всегда, предположим, — Тейлор наконец отдышался и тоже нервно усмехнулся, — Привет, Джон! Дикон сонно и мило помахал рукой и зевнул. Видать, тоже недавно проснулся, бедняга. — Ну-сс, — Меркьюри был единственным, кто, как всегда, излучал волны энергии, — Брайан задержится на минут пятнадцать, выпьем пока кофе, что ли. Дождавшись обоюдного сонного зевка двух собеседников, Фред вошёл в уютное полупустое кафе напротив и плюхнулся на высокий барный стул. — Два кофе и одно пиво, пожалуйста. Дикон буквально увядал на глазах. Пару раз мягко шлёпнув того по лицу и назвав тряпкой, Фредди оставил бедного инженера досыпать прямо на барной стойке. А у Роджа кошки скребли на душе. Да ещё как скребли. Он нервно ёрзал на стуле и непроизвольно дёргался при звуке входного колокольчика. Да и что ему делать? Как теперь смотреть Брайану в глаза? О чём говорить? Тейлор как никогда хотел провалиться под землю, и куда подальше. Принесли кофе. Джон с упоением присосался к чашке и, кажется, был наконец счастлив. Фредди всё так же энергично подскакивал на стуле, легонько флиртуя с барменом. Роджер писал завещание на салфетке. И тут дверь с приветливым звоном, для Роджера больше похожим на похоронный бой колоколов, распахнулась и на пороге появился Мэй. — Привет! Он издалека помахал ребятам рукой и, нервно улыбаясь, подошёл к стойке. Непроизвольно и неожиданно для самого себя Роджер рывком встал с места. Довольно резко встал, чуть не опрокинув соседний стул, от чего бедный сидящий рядом Джон подавился своим кофе. Будто бы почувствовав напряжение, исходящее от друга, Брайан опустил на стол какую-то папку конспектов и произнёс, наклоняясь к Роджу: — Выйдем? Блондин с трудом сглотнул, но, кивнув головой, всё-таки проследовал вместе с Браем за дверь кафе. Смеркалось. На улицах уже включали фонари и небо затягивалось густой темнотой. Роджер попытался успокоить лихорадочно бьющееся сердце и подобрать правильные слова, но получилось лишь конвульсивно выпалить: — Ты поговорить хотел? Не дав Брайану даже рот раскрыть, Родж собрался с мужеством и продолжил: — Хотя не надо, я сам всё скажу. Да, Брай. Это я записал сообщение. Да, там сказана правда. И ты нравишься мне. И очень. Мэй покраснел, и в глазах его будто расцвела потрясающая чайная роза, пуская весёлые морщинки от уголков глаз. Он снова собрался было ответить этому горе-романтику, но тот продолжал тараторить отчаянную тираду, глядя в куда-то в район шеи Брайана. — И я не умею пользоваться ебучими телефонами и знаю, что ты теперь меня ненавидишь. За это всё — за то что я гей, алкоголик… — Роджер… — …наркоман, дебошир и просто… Слушай, лучше врежь мне… — Родж со всей серьёзностью взглянул в обеспокоенные глаза друга, — врежь мне, я пойму… Брайан лишь молча и с некой грустью глядел на истеричную королеву, подбирая слова. Не получив ожидаемого удара, Родж горько улыбнулся и потупил взгляд. — А лучше, если ты хоть немного не равнодушен ко мне, забудь это всё, — Роджер наконец смело заглянул в глаза любимого, — и прости, Брай. Внутри что-то ухнуло и с грохотом обрушилось на сердце. Быстро потупив взгляд, барабанщик развернулся, чтобы вернутся в кафе, но… Тонкие пальцы обхватили его руку и мягко притянули к себе, встречая нежным поцелуем в губы. Родж удивленно распахнул глаза. Не совсем верилось в происходящее. Это Брайан Мэй сейчас сладко касается его губ своими и притягивает ближе? Вот же чёрт… и по его телу будто пропустили разряд электрического тока. Внутри кафе Дикон второй раз подавился кофе, а Фредди некачественно пытался помочь ему, одним глазом поглядывая на парочку и хитро, словно Дилайла, жмурясь. Поцелуй получился действительно нежным, практически невинным. И не получив никаких знаков протеста, кроме прерывистого вдоха и неумелого ответа искусанных губ, гитарист, не разрывая прошлого, перешёл в более чувственный и глубокий поцелуй. Щёки Роджера залило румянцем, в голове взорвали бомбу, а дыхание спёрло напрочь, как от хорошего удара по солнышку. Ноги подкашивались и, чтобы не упасть, блондин отчаянно вцепился пальцами в жилетку Брая. Никогда Роджер ТАК не целовался, и никогда бы в жизни не подумал, что Мэй ТАК умеет. А тот целовался. Чёрт кудрявый… Напоследок коснувшись кончиком своего языка языка барабанщика, Брайан отстранился на сантиметр, заставляя Роджера так и застыть с приоткрытым ртом и крепко зажмуренными глазами. Улыбаясь опомнившемуся Тейлору в самые губы, он самым спокойным в мире голосом произнёс: — И я тебя, Родж.