Надежды нет и нет боязни. Наполнен кубок через край. Твое прощенье — хуже казни, Судьба. Казни меня, прощай. ©В. Маяковский
Утренний кофе не спасает от отчаянно трясущихся рук, и сразу же отправляется в раковину. Яте хочется чего-то покрепче, потому что слёзы, оказывается, не закончились за часы рыданий, они продолжают наполнять его где-то внутри и отчаянно рваться наружу. Мисаки проводит ладонью по чуть опухшему лицо и невидящим, мутным взглядом смотрит перед собой. Два самых важных человека — бывший друг, этот чёртов предатель, которого никак не удавалось выбросить из головы, и его король — человек, который спас, на которого хотелось равняться... и оба погибли. Яте кажется, что сейчас он сойдёт с ума. — Чёртов Фушими! — слышится злой крик, чашка несётся к полу, распадаясь со звоном на множество осколков. За ней следом летят тарелки, и стол, и даже кухонный шкаф, превращая комнату в поле брани, на котором единственным победителем остаётся горе. — Тупая макака, — бормочет обессиленно парень, лохматя рыжие волосы и оседая где-то в углу этого беспорядка, даже на самую малость не похожего на хаос его души. Ятагарасу обнимает колени, сидит, чуть покачиваясь, и молчит.Миса~аки...
Плечи отчаянно вздрагивают, а кольцо рук смыкается плотнее, бледное донельзя лицо прячется где-то между грудью и коленями, а губы тихо и затравленно просят «заткнись». Этого не должно быть. Они не должны были умереть. Ята волен считать, что всё вокруг — просто дурацкий, слишком реалистичный сон. Сейчас, ещё немного, и он проснётся. КПК разрывается от звонков. Рикио приходит через полчаса, так и не дождавшись ответа. — Ята! Господи, с тобой всё нормально? — блондин смотрит обеспокоенно, он облачён в черный костюм и такое же пальто, в руках парочка гвоздик. Для Рикио это не сон. Это реальность, которую бывает так больно принять. Мисаки поднимает испуганный взгляд и вжимается в угол ещё сильнее. Это же не на самом деле. Ещё совсем немного осталось до будильника! — Ята, не переживай. Хочешь, не пойдём? — Камамото едва касается чужого плеча, что, дёрнувшись, сбрасывает чужую ладонь. Рыжий отрицательно мотает головой. Он должен. Даже если всё это сон...Сон ли, Миса~аки?..
— Ты же, вроде, ненавидел его, — делает попытку Рикио. Зря. — Заткнись! — в пиджак впиваются бледные руки, поднимая нелёгкое тело и впечатывая его в стену, глаза уже не янтарь, они — словно живое пламя, которое готово пожрать всё вокруг себя, поглотить, испепелить и не оставить после себя ничего: ни крови, ни костей, ни пепла. — Ты ничего не знаешь! — злобно шипит Мисаки. Это не сон. Камамото молчит, перепугано глядя на парня, которого, как оказалось, он совсем не знает. Этот Ята был готов прямо сейчас перегрызть ему глотку или испепелить, уничтожить за все эти буквы, которые сплелись в подобные слова. Спустя двадцать минут они выходят из дома, и глаза у Мисаки снова стеклянные, он опирается на дружеское плечо и извиниться даже не пытается. Рикио не поймёт. Никто не поймёт.***
— Почему его хоронят в закрытом гробу? — злобно кричит рыжий, сжимая пальцами плащ Мунакаты Рейши, и наплевать, что он — Синий Король, Мисаки готов испепелить и его, и всех вокруг. Каждого, кто не способен понять. — Что вы с ним сделали? — Ворон шипит, подобно змее, обжигая края чужой одежды, испаряя капли дождя, пытающие упасть с серого, недовольного неба. — Тебе лучше не видеть этого, — сурово произносит мужчина, глядя прямо в злые глаза. — Он умер достойно. Мне жаль. — Не меняя ни тона, ни выражения лица, добавляет Король. Он хоронит уже четвёртого своего подчинённого из-за выходки серебряного. Если бы только отдать приказ начинать штурм был отдать чуть позже... Но ничего уже не изменишь. И мёртвых не вернуть. Горящий кулак разрывает накалённый воздух, почти врезавший в бледную щёку. — Перестань, Ята, — слышится хмурый голос Кусанаги, нервно курящего сигарету. — Идите все к чёрту!Миса~аки.
— И ты иди к чёрту, тупой Сарухико! — зло добавляет рыжий, хватаясь за голову и оседая на влажную землю. Ледяные капли холодят лицо и тело, разгорячённые криком лёгкие не желают принимать воздух, а диафрагма горит пурпурным пламенем изнутри. Теряя сознание, Ята видит лицо Синего Короля, Кусанаги и... печально стоящего поодаль Фушими.***
— Думаю, тебе хватит, Ята, — сурово произносит бармен, глядя на несчастного парнишку, вливающего в себя очередную стопку. — Это не оживит их, ты же понимаешь. Фушими бы... — пытается вразумить новоиспечённого алкоголика Кусанаги, но тщетно. При нём даже имена их нельзя называть. — Идите вы к чёрту, господин Кусанаги, к самому дрянному чёрту, — шипит Ятагарасу, едва сумев встать, почти упав, но таки направившись шаткой походкой к выходу. Никто не понимает. На могиле Микото часто можно увидеть Анну, стоящую возле кого-то из ребят, возле надгробия Сарухико — всегда две белых лилии. Но в последнее время возле обеих периодически появляется едва стоящий молодой парень. Он кричит, обвиняя то одного, то другого в том, что оставили его, рычит, горит тем, что осталось после смерти самых дорогих людей. И в конечном итоге слышит хмурый либо чуть насмешливый ответ:— Не глупи, Ята. — Миса~аки, разве так ведут себя мужчины?