Только начало

      Детская коляска неприятно скрипела, с трудом продираясь даже своими мощными ребристыми колёсами через крупный и острый гравий дорожки. Зря она сюда заехала. Наверное, совсем потеряла хватку и стала по-старчески рассеяна. Иначе как бы ей пришло в голову тягать уже не новорожденного ребенка в тяжеленной коляске сквозь холодный морской ветер со своим весом в сорок килограмм. Ну, может, и не совсем сорок, но она явно похудела ещё больше с тех пор, как начала добропорядочно таскать Анне на прогулки два раза в день. Анне. Все же идиотское имя, как бы она ни любила внучку.       Бегония перевела дух, всматриваясь в неспокойное море. После всего, что здесь произошло, ей казалось, за каждым в посёлке наблюдают, каждый как на ладони и почти каждый виновен в каком-нибудь грязном и забытом преступлении.       Какой же она стала сентиментальной с годами. Вздохнув, Бегония выровняла носком туфли несколько камней на дорожке и двинулась дальше. Пожалуй, стоило потихоньку возвращаться домой. Айтор наверняка наготовил очередной вкусный и полезный обед. «Бегония, Анне скоро станет тяжелее тебя, так же нельзя», — брат покойного мужа всегда смотрел на неё с заботой и тревогой. Что поделать, она никогда не была любительницей поесть.       — Ну-ну, мы уже возвращаемся, — уверила она внучку и, наклонившись, потрепала её пухлую детскую щечку — Анне, в отличие от неё, перекусить любила и сейчас оказалась совсем не прочь предаться этому нехитрому занятию. Жаль, что материнского молока ей в жизни досталось мало.       — Тебя же сейчас ветром в море унесёт вместе с коляской, — Бегония подпрыгнула на месте от этого неожиданного голоса за спиной. Помимо рассеянности и сентиментальности она приобрела и тревожность. Хорошо, что ей хотя бы удалось победить панические атаки. По правде сказать, это было по-настоящему удивительно, учитывая последние события.       — Амайя, — поздоровалась Бегония и постаралась улыбнуться. Злоба в ее душе уже утихла, и она не раз пыталась наладить отношения с бывшей подругой. На радостные объятия Бегония не рассчитывала, но надеялась хотя бы после появления общей внучки прекратить старую и нелепую шекспировскую вражду семейств. Амайя, впрочем, всегда и на все имела свое мнение и оставалась непреклонна. Этим она когда-то и привлекла её.       — Дай помогу, — Амайя со свойственной ей непосредственностью и силой оттеснила Бегонию в сторону и одним движением вытянула забуксовавшую коляску на более ровную поверхность дорожки. — Ну вот, так-то лучше, — одобрила старая революционерка, но тут же спохватилась: — Видать, счастливого папашу мы больше не увидим, — Амайя криво усмехнулась, позволяя Бегонии снова стать за штурвал условного детского корабля. Вообще-то Бегония считала, что никакие подколки её больше не задевают, однако Амайя всегда имела над ней какую-то немыслимую власть.       — Как и мамашу, — вырвалось у Бегонии против воли, и лицо Амайи мигом помрачнело. Если раньше она выглядела привычно озлобленной, то теперь те эмоции показались Бегонии лёгкой обидой оставшегося без конфеты ребенка. Ничего не изменишь — они обе обладали острым языком и сложным характером, и обе страдали от этого.       — Майте приняла самое верное решение в жизни, сбежав из вашей чокнутой семейки. Я бы сказала, единственное верное решение в жизни. Никогда не могла понять её одержимость вашей кровью, — Амайя свирепо сверкнула глазами, но, к безмерному удивлению, Бегонии двинулась рядом ней. Вот уж воистину неисповедимы пути Господни.       — Ну, может, она просто пошла в тебя, — Бегония посмотрела на бывшую подругу и смогла бы поклясться, что у них перед глазами пробежали совершенно одинаковые и определённые воспоминания. Только если в ее душе они нашли привычный тёплый отклик с ноткой тоски, Амайя лишь невесело усмехнулась и пнула первый попавшийся на дорожке камень. — Как и Анне, — зачем-то добавила Бегония, словно ей мало было недовольства и злобы заклятой подруги.       — Зря они назвали её так, — неожиданно миролюбиво пробурчала Амайя и кивнула в сторону их общей внучки. — Это имя приносит несчастье.       — Совершенно согласна, — ляпнула Бегония и только потом поняла, что под «несчастьем» они подразумевали совсем разные вещи. Амайя продолжала фальшиво сокрушаться по убитой дочке, которая при жизни не услышала от неё ни одного доброго слова, а Бегония так и не сумела забыть, как эта маленькая тварь разрушила её семью.       — Какая же ты все-таки сука, — Амайя остановилась, как вкопанная, и свое замечание выплюнула сквозь зубы, прожигая в Бегонии дыру полным ненависти взглядом. Ровно таким же, как тогда, когда узнала, что Бегония рассказала мужу о верфях, и тот поспешил купить их, оставив семейство Ачоа ни с чем. Даже слова были те же.       — Можешь помолиться, чтобы Анне не выросла такой, — холодно процедила Бегония, тоже останавливаясь: в конце концов, и она испытывала боль от того, как закончилась их... дружба. Наверное, такими темпами до дома они доберутся ещё не скоро. — А можешь помочь мне её растить и сделать из неё человека, — уже более тепло добавила она, быстро возвращая контроль над собой. Она должна быть выше всего этого.       — Ну да, как старая лесбийская парочка. Очень романтично, — Амайя снова фыркнула, но почему-то у неё выходило все менее зло и все более больно. — По-прежнему живёшь своими фантазиями, — она инстинктивно потянулась покачать коляску, где захныкала Анне, и столкнулась с точно так же выставившей руку Бегонией. Они обе вздрогнули и фальшиво поморщились.       — Думаешь, я и в своём почтенном возрасте фантазирую о тебе? — наконец нашлась Бегония и пошла с коляской дальше. Все-таки женщины всегда остаются женщинами. Особенно если когда-то между ними проскочила искра.       — Даже не сомневаюсь, — вдруг ответила Амайя и снова поравнялась с ней. Бегония скривила губы, подыскивая ответ, но Амайя поспешила сменить тему. — Майте сказала, у неё мои глаза. По-моему, ничего общего, — она вновь указала на ребенка.       — Майте было виднее, — не очень оригинально заметила Бегония и замолкла. Она уже научилась не вздрагивать при упоминании Майте, но пока не привыкла непринужденно болтать о ней.       — По крайней мере, моя внучка не вырастет сутулой каланчой, — Амайя решила продолжить их перепалку, и это настолько походило на события их далёкой юности, что у Бегонии защемило сердце. Если конечно, она просто не схватила сердечный приступ.       — Я всегда знала, что ты от меня без ума, — Бегония усмехнулась. Это выглядело глупо — им было уже за шестьдесят, а они либо собачились, как сумасшедшие, желая друг другу смерти, либо обменивались сомнительными любезностями, едва не скатываясь в совершенно нелепый флирт. — И потом, ты знаешь, что в детстве я была даже пухленькой.       — Ага, разве что в утробе матери, — заметила Амайя, и словно в подтверждение её слов Бегония запнулась на ровном месте — как будто ветер ударил её тщедушное тело в спину. — Пойдём быстрее. А то в самом деле улетишь в море, — это прозвучало и насмешливо, и заботливо одновременно. Впрочем, Бегония была согласна — ветер усиливался, судя по всему, надвигался шторм. После отъезда Ёна погода вообще испортилась.       Некоторое время они шли молча, напряженно уставившись в коляску. Чесать языками все же оказалось куда более уютно. Поэтому Бегония искренне пыталась подобрать какую-нибудь нейтральную тему для разговора, раз уж Амайя снизошла не только до беседы, но и до прогулки.       — Как твоя семья? — решилась Бегония. Больше спросить ей было нечего. В молодости она знала, чем увлекается Амайя, знала названия книг на её прикроватном столике, знала, какие у неё хобби, помимо воспитания детей-революционеров, конечно, каков распорядок её дня, где она прогуливается, и что пьёт. Сейчас же она знала лишь, где и сколько Амайя работала — благодаря отделу кадров. Она даже не могла бы ответить, смотрит ли, например, Амайя телевизор. Столько лет прошло. И столько лет они говорили только о семье.       — Одна моя дочь мертва, другая пропала, один сын сбежал с подружкой, а второй оказался трусом и предателем, — устало перечислила Амайя, снова превращаясь в тень самой себя. Ту тень, которой она сообщила о рождении внучки. — А как твоя семья, Бегония? — ядовито добавила тень.       — Ты слишком принципиальна. Это было хорошо в молодости, сейчас это ведёт лишь к одиночеству, — Бегония выкатила коляску на тротуар, подслеповато разглядывая указатель — она всегда путала поворот именно здесь. — Тебе следует наконец-то принять своих детей. Тогда ты не будешь так разочаровываться, — Бегония и сама не сразу сумела найти общий язык с детьми, но сейчас все вроде бы наладилось, а значит, она не зря пошла на некоторые компромиссы. Компромиссы были оправданы. Жаль, им с Амайей никогда к ним не прийти.       — А тебе следует перестать раздавать всем свои бесценные советы, — Амайя дернула её за руку, направляя в противоположную сторону. Значит, она все же перепутала поворот. Старая слепая ворона. — Что, по-твоему, меня ждёт? Ты и твои дети разрушили мою жизнь, — со злобой в голосе заметила Амайя, но это был первый раз за последние десятилетия, когда они словно обсуждали совместное будущее.       — Ну, мы могли бы снова дружить, — на свой страх и риск предложила Бегония. Дома вокруг снова становились знакомыми. — Как в старые добрые времена. В конце концов, ни мужья, ни дети больше не стоят между нами.       — У тебя всегда все просто, — процедила Амайя, картинно сложив руки на груди. Невозможная упрямая ослица.       — А у тебя всегда все сложно, — неожиданно для самой себя разозлилась Бегония. Эта вражда измучила её, а бессилие и невозможность все исправить просто убивали. Казалось бы, не осталось никаких преград, они стали старше и мудрее, многое пережили, но день проходил за днем, и ничего не менялось. — Поэтому мы и расстались.       — Мы расстались потому, что ты была эгоистичной жадной сукой. Ты и сейчас такая, — Амайя остановилась, когда им оставалось свернуть на улицу, где богатой громадой возвышался дом Бегонии.       — А если бы я ничего не сказала Сальвадору, а Юлиану не дали бы кредит? — не то чтобы Бегония отрицала свою вину, просто иногда она в самом деле думала: как бы повернулась жизнь, если бы она промолчала. И у неё не находилось ответа. — Ты была бы счастлива, живи мы обе в своих норах? — Сальвадор, конечно, в отличие от Юлиана, и тогда располагал небольшим состоянием, но именно что небольшим. Он просто сумел распорядиться им. Потом, со временем. И благодаря верфям, да. — Четверо твоих детей и четверо моих. И все мы в полной и одинаковой заднице. Так бы тебе понравилось больше, да, Амайя? — Бегония устало посмотрела на бывшую подругу — та стояла напротив с нечитаемым выражением лица. Зря она сорвалась — просто так и не научилась ничего не чувствовать к этой женщине. Не научилась не любить. В конце концов, самое первое и глубокое чувство забыть невозможно.       — Я же говорю — и сейчас такая, — у Амайи дернулся глаз, а это означало, что ее действительно задели за живое. И за живое обычно её задевала именно Бегония, находя в том сомнительный повод для радости, раз уж на большее рассчитывать не приходилось.       — И сейчас, — согласилась Бегония и двинулась к дому. В такие моменты ей не оставалось ничего, кроме как уйти с печальным видом и гордо вздернутым подбородком. Спорить с Амайей было просто невозможно — сколько бы они ни ссорились, она всегда оставалась уверенной в своей правоте. Замкнутый круг, из которого не находилось выхода уже много лет.       — Подожди, — услышала Бегония у себя за спиной. Это было что-то новое. Амайя никогда не останавливала её, что бы она ни говорила и что бы ни делала. Бегония обернулась с нескрываемым удивлением и скрываемой упрямой надеждой. Однако Амайя не двинулась с места и молчала.       — Зачем ты пришла, Амайя? — Бегония начала догадываться, что у их сегодняшней прогулки все же была причина. Странно, раньше ей такое в голову не пришло. Наверное, она и впрямь слишком эгоистична и зациклена на собственной персоне. Почему-то захотелось смеяться.       — Это погремушка Майте, — смотреть на смущенную и мнущуюся Амайю оказалось ещё более необычным, чем услышать её просьбу подождать. Бегония не помнила, когда видела подругу такой в последний раз и видела ли вообще. — Все никак не могу избавиться от её барахла полностью — вываливается изо всех щелей! — нарочито грубо пояснила Амайя и протянула ей погремушку. Бегония знала эту вещь — они купили игрушку, когда Амайя дохаживала Майте последний месяц. Просто гуляли и вдруг зашли в детский магазин. Амайя покрутилась там всего несколько минут и заспешила на выход — у неё уже было трое детей, а сама она никогда не слыла особо нежной и заботливой мамочкой. Да и доход не позволял.       «Бегония, пошли уже. Неужели ты ещё не наигралась в пеленки-распашонки?! — уже не слишком молодая Амайя закатила глаза и потянула Бегонию к двери. Бегония не пошла. — Ты серьёзно? — подруга говоряще взглянула на её пока плоский живот — Бегония тогда тоже ждала своего младшего. Только даже с Хавьером в животе она выглядела чуть толще фонарного столба, тогда как Майте добавила Амайе килограмм пятнадцать, которые она, впрочем, быстро сбросила после родов».       «Погоди, давай выберем что-нибудь. Хочу позаботиться как крестная, — сказала тогда Бегония. Она и сама не была поклонницей игрушек-погремушек, но раз уж её определили на почетную должность крестной матери, ей казалось правильным иногда вспоминать об этом. Даже странно, что Амайя позвала её в крестные только четвёртого своего ребенка».       «Пресвятая Дева! — взмолилась Амайя, но Бегония оставалась непреклонна. — Ладно. Давай возьмём... Ну хотя бы эту, — Амайя показала пальцем на первую попавшуюся симпатичную погремушку. — Да, эту! — не терпящим возражений тоном повторила она и направилась к кассе. — Я сама оплачу! — добавила Амайя, когда Бегония стала рыться в сумке в поисках кошелька».       Да, это была та самая погремушка. Обычная дешёвая и яркая звенелка. Ничего особенного. В душе Бегонии поднялась приятная теплота, а потом ухнула куда-то вниз с тоской и чувством вины.       — Что с тобой? Тебе плохо? — Амайя потрясла её за плечо. Бегония прижала руку к груди и постаралась дышать глубже. Сейчас нельзя. — Да что с тобой? Это просто игрушка Майте. Пусть будет у её дочери. Мне-то она зачем, — Амайя покачала головой и положила погремушку в коляску. — Вернётся и выбросит, если захочет.       «Вернётся». Нет, не вернётся. Бегония знала это наверняка. Поэтому и пошла сегодня с ребёнком к морю, несмотря на непогоду. Ребёнок должен видеться с матерью. А мать должна защищать своего ребенка. Всегда. Так делала Амайя. Так делала и сама Бегония. Защищала своего сына, когда его несправедливо обвинили в убийстве. Защищала своего сына, когда пришла к нему и увидела труп его новоявленной жены на полу в гостиной. Защищала, помогая ему опускать этот труп в море. Защищала, собирая его вещи к отъезду.       И вот теперь она гуляла с внучкой дважды в день — один раз обязательно к морю. Растила и принимала игрушки её покойной матери, своей крестницы и дочери своей подруги и единственной настоящей любви. Такова жизнь. Её, по крайней мере.       — Бегония, ты точно в порядке? — Амайя протянула к ней руку, остановилась на мгновение, а потом все же дотронулась — сначала до плеча, потом до лба, и наконец до щеки, как делала когда-то давно. Очень давно.       — Пойдём завтра к морю, Амайя, — вместо ответа предложила Бегония и бездумно покачала коляску с их общей внучкой. Ей вдруг стало по-настоящему спокойно.       — Пойдём, — как-то тихо и неуверенно пробормотала Амайя и посмотрела сначала на Анне, а потом на неё. Затем развернулась на каблуках и непривычно медленно пошла в свою сторону.       Бегония улыбнулась — завтра она точно придёт.