***
Говард превысил скорость Мария не была пристегнута Они не могли затормозить Сильные травмы Мы оперировали их несколько часов Гололед Февраль Баки плохо помнил тот разговор. Он помнил, что говорил долго, намного дольше, чем надо было бы. У Тони Старка красивое загорелое лицо, аккуратная бородка, очевидно поношенная одежда и обувь какой-то известной фирмы. Он бледнел в начале и краснел в конце, но молчал. На секунду Джеймсу показалось, что он понимает его и искренне сочувствует этому человеку, потерявшего родителей, но потом он встретился взглядом с темными, почти черными, покрасневшими глазами, увидел искаженное злобой и горем лицо, и понял, что Тони никого так не ненавидел, как его, Барнса, в эту минуту. — Это ваша вина. Ваша и этого, второго, кто руководил операцией Марии. Я говорил по телефону, чтобы моих родителей доставили в нашу частную клинику, но мне сказали, что тогда можно потерять время и здесь их точно спасут. Я, блять, доверил вам их жизни, вы можете это понять? Баки открыл рот, чтобы хоть что-то ответить, но не смог. Ему хотелось ударить этого засранца, выместить на нем напряжение, разочарование, ужас от того, как пара человек несколько часов подряд умирала на его глазах. — Я ничем не могу вам помочь. — Вы вообще ничего не можете. Тони повернулся и вышел в соседний переход. Сквозь полупрозрачную створку двери Баки видел, как он прислонился спиной к стене, запрокинул голову вверх и ненадолго замер. Джеймс подумал, что именно в тот момент, а не потом, на похоронах, он прощался со своими родителями, с прошлым, со своей прежней жизнью.***
В тот день Барнс пришел домой, заснул и спал до вечера. Ночные огни уже тепло оживляли неспящий город, когда он проснулся. Его моральных и физических сил хватило только на то, чтобы дойти до холодильника, открыть бутылку пива и вместе с ней рухнуть обратно на кровать. Он долго пялился в окно на подсвеченные городом тучи, вспоминая безумное утро. Ему было больно и неприятно вспоминать о самой операции, поэтому он стал думать о Тони. Сейчас, в тишине своей темной квартиры, он мог понять, почему Старк вел себя как мудак. Некоторые люди при внезапном горе замыкаются, а некоторым нужно внимание. Это сильный и отчаянный внутренний крик: «Помоги, помоги мне, мне слишком больно, чтобы говорить об этом прямо, пожалуйста, сделай что-нибудь с этой болью внутри меня». Когда бутылка опустела, Джеймс продолжал думать об этом. Добравшись, наконец, до воспоминаний о собственном прошлом, он смог заплакать. Это было необходимо — не дракой, так хотя бы таким способом выпустить свои чувства. Так и не включив свет, он снова заснул. Завтра его ждал новый день.