there are a lot of secrets under my bed

Когда ты заглядываешь в комнату, они всё ещё спят на твоём диване, с головой укутанные в одеяла. Ты дал им все простыни в доме—у них, похоже, был всего один наряд, и то изрядно потрёпанный и испачканный в крови, поту и грязи, поэтому его пришлось отправить в стирку. В Сноудине слишком холодно спать ребёнку без шерсти и одежды, без множества и множества тёплых одеял. Их свитер и шорты сейчас в сушилке, а чулки висят на верёвке для белья. Они никак не хотели отдавать тебе их испачканный фартук, пряча его в свой инвентарь, и ты не стал спорить. Это к лучшему, что Бурги не довелось заботиться о их одежде самому, он едва знает, как справляться с собственной стиркой. Даже выцветшие розовые пятна от Гламбургеров на его униформе не беспокоят его, а ты бы хотел сохранить их единственную одежду в настолько свежем и первозданном виде, насколько возможно. Ты мрачно задумываешься над тем, прах кого из погибших монстров был пропущен через механизмы твоей стиральной машины, достаточно ли осталось для их семей, чтобы устроить достойные похороны. Если конечно, у них вообще остались семьи… И вся ли кровь принадлежала именно человеку. Они всё ещё были испачканы в крови, коркой прилипшей к их сальным прядям, когда Бурги оставил их на твоё попечение. Когда ты провёл их в душ и предложил помочь помыть их волосы, их дыхание сорвалось и они уставились на тебя в испуге и изумлении своими большими красными глазами, захлопнув дверь перед твоим носом. Сейчас их локоны чистые и блестящими волнами стелятся на подлокотник дивана. Они выглядят такими же крошечными и безобидными, как и любой монстрёнок, но при виде цифр их статы у тебя во рту появляется вкус пепла. Тринадцатый уровень, выше, чем у любого монстра, не считая короля и нескольких ветеранов войны, что была тысячелетия назад. Тридцать четыре АТ, даже без учёта силы урона подгоревшей сковородки, которую они носили с собой в качестве оружия. Когда ты сказал Бурги, как чудесно, что ему удалось остановить ребёнка всего лишь дав им бесплатной еды, он залился хохотом. Нет—в нём не было издевательского тона, это был отчаянный и неконтролируемый смех. Когда он успокоился, на его лице растянулась широкая ухмылка. — Не проси меня залезть в голову мелкого чудилы и рассказать, как работает их логика, потому что я сам ни черта не знаю.–сказал он тебе, затем вздохнул и снова положил сигарету в рот, затягиваясь медленно и долго. Как только он выдохнул, запах дыма тут же смешался с ароматом фастфуда и лавы. —Проблема в том, что теперь, когда они больше не убивают всё живое в их поле зрения, мы должны возиться с ними, потому что они обязаны были наследить на мне своими ручками, как какой-то странный маленький зверёныш. И что, чёрт возьми, нам теперь с ними делать? — Мы что-нибудь придумаем.-подбадриваешь ты его тогда, беря его лапу в свою, пока он раздражённо почёсывает за ухом. До этого всего, тебе никогда толком не удавалось коснуться его, несмотря на все твои попытки флирта и очевидные намёки. Но сейчас искать физического контакта в опустошённом подземелье кажется чем-то естественным. Как и поддержки и немного большего. Ребёнок ворочается, но не просыпается, возвращая к себе твои мысли. Ты никогда раньше особо не задумывался о людях, о том, как сильно они могут отличаться от монстров. Поэтому ты не можешь толком сказать, почему человеческое дитя стало бы намеренно убивать каждого монстра на своём пути, не говоря уже о том, что обещание бесплатной еды тут же сделало их смирными настолько, что когда они покинули отель МТТ, они сразу же пощадили первого встретившегося им Вулкина. Ты не можешь по-настоящему судить, но если бы они были монстром, то их представление о кулинарной благотворительности изрядно бы тебя обеспокоило. Нельзя изменить того, что они натворили в прошлом и теперь на твоих плечах так много ответственности, что совершенно нет смысла зацикливаться на этом. Всё, что ты можешь сейчас это сосредоточиться на настоящем. В конце концов делать действительность более сносной всегда было твоей работой. Ты готовишь на завтрак густую рисовую кашу со сладким сиропом, щедро посыпанную корицей и кардамоном. Человек сидит на диване и запоздало оборачивается к тебе, когда ты смотришь в их сторону, как раз, когда ты уже вытаскиваешь из буфета две тарелки, место одной. Они грузно садятся на стул напротив твоего, всё ещё обмотанные такой большой кучей одеял, что напоминают качан капусты; они не отрывают от тебя взгляд, пока ты не кладёшь перед ними их тарелку и приборы. —Осторожно, ещё горячее.-ты говоришь им бодро. Они игнорируют тебя и тянутся за своей ложкой. Их рука застывает в нерешительности всего на мгновение, будто они хотят поднять свою другую руку, пока наконец не решают взять ложку в левую. Они едят неотрывно и настойчиво, всё больше и больше краснея в лице. Но они не останавливаются, пока не опустошают миску до последней рисинки. Ты надеешься, это значит, что им понравилось. —Как тебя зовут? Ты спрашиваешь их, собирая тарелки и приборы со стола. Они поднимают голову, уставившись на тебя—первый раз смотря в твои глаза так долго и выражение их лица совершенно нечитаемо. —Мы не можем всегда звать тебя просто «человек». Они открывают рот, издавая сухой и сиплый звук, смыкают губы, сглатывая и пробуют снова: —Чара. У них очень тихий и хриплый голос, будто они не разговаривали довольно долгое время. —Чара.-ты повторяешь, и одаряешь их своей лучшей и самой большой улыбкой. —Это хорошее имя. Они отводят взгляд. Чара почти не говорит, зато постоянно таращится: на тебя, вокруг комнаты, отвлечённо осматривает стены. Они редко покидают диван, но когда встают, неуклюже и неслаженно, волочатся вокруг неловкими шаркающими шагами, будто их душа это крючок, а тело—пойманная на него рыба и они тащятся вперёд благодаря одной лишь силе воле. Они не могут натянуть свои колготки, когда ты возвращаешь им их постиранную и высушенную одежду. Они пытаются несколько минут и ты оспариваешь желание предложить помочь им, вспоминая, как они отреагировали на твоё намерение помыть им волосы прошлым вечером, когда они задевают пяткой тонкую ткань и рвут одну ногу колгот до самой ступни. Чара громко шипит и с отвращением бросает колготы на пол, надевая свои шорты прямо на трусы. Они садятся на диван и надувшись, складывают свои голые колени к подбородку. Ты почесываешь собственный подбородок, немного нахмурившись. Пройдёт ещё немного времени, прежде, чем ты сможешь отвести их к Бурги, так как сегодня его смена заканчивается поздно. И ты не знаешь, стоит ли оставлять Чару дома одних. Если они пойдут с тобой на работу, им определённо понадобится одежда потеплее. Но сейчас ты садишься перед ними на колени всего лишь на расстоянии вытянутой руки и улыбаешься им, когда они поднимают голову, чтобы недовольно взглянуть на тебя. —Мне нужно начать готовить мороженное сейчас, -ты говоришь им, —Хочешь помочь мне взбить заварной крем? Кажется, их тяжёлые веки чуточку поднялись и, после долгой паузы, они кивают. Ты думал, что они будут ошиваться рядом, пока ты будешь смешивать ингредиенты на стойке, но, как ни странно, они просто сели за кухонным столом, не отрывая взгляда от твоей спины. Когда ты закончил, ты поднёс миску к ним, садясь напротив так, чтобы вы оба могли свободно опираться на стойку локтями. —Нужно мешать равномерно, пока не получиться однородная масса.-ты объясняешь и вкратце показываешь как. —Мы можем поменяться, когда устанешь. А пока ты мешаешь, я буду добавлять по щепотке магии время от времени. Это секрет торговли Доброженым—так оно не будет таять часами, несмотря на любую жару. Они серьёзно кивают, показав тебе большие пальцы вверх. Улыбаясь, ты протягиваешь им длинную ложку; они берут её обеими руками и начинают мешать. Ты почти удивлён с каким целеустремлённым рвением они мешают крем, высунув кончик их розового человеческого языка. На их лбу и щеках выступает пот, но они не сдаются, упёрто водя руками по кругу. Раз в несколько минут ты протягиваешь руку к миске и водишь пальцами в направлении, в котором мешает Чара, усыпая крем крохотными хлопьями магии, словно блёстками. Чара аккуратно поднимает миску каждый раз, чтобы тебе было удобнее. —Мне кажется, готово.-в конце концов говоришь ты и они расслабляются, отряхивая руки. —Можешь облизать ложку, если хочешь, а крем пока нужно поставить в холодильник, чтобы он отстоялся. Чара послушно кивает и достаёт ложку, пока ты забираешь миску, ставя её к другим порциям крема, почти готовым для приготовления сэндвичей. Когда ты возвращаешься к столу, они всё ещё тщательно слизывает крем с ложки. Они немного напоминают тебе Бурги, уминающего рожок Доброженого, и ты прячешь под лапой невольную улыбку. Они кладут ложку в раковину, хотя ты даже не просил их, и ты тянешь руку, чтобы погладить их по голове. Чара вздрагивает, и тут же отстраняется. Их лицо снова искажено тем же выражением, что ты видел тогда в ванне. Ты убираешь руку, разочарованно опуская уши, безуспешно пытаясь подобрать нужные слова. Чара возвращается на диван и снова заворачивается в твои одеяла, скрутившись клубком, и прижав колени к груди. Они не отводят от тебя взгляд, —Извини, что напугал тебя.-начинаешь ты, но они молчат и не двигаются. Ты не можешь сдержать вздоха. У тебя ещё осталась работа, так что ты садишься за стол со своим маркером и кипой пустых обёрток для Доброженого, чтобы позже упаковать сэндвичи. Но сегодня тебе сложно сосредоточиться на украшении обёрток комплиментами. Ты обрываешь фразу Вы просто великолепны на половине, не заканчивая обёртку, вольно отвлекаясь на размышления, о том, чем вы с Бурги займётесь сегодня, и правда ли Бурги согласен заботиться о Чаре, и согласны ли Чара, чтобы о них заботился Бурги. Как ты вообще собираешься поладить с малышом, если они такие пугливые. Не говоря уже о том, остались ли у тебя вообще потенциальные покупатели после того ужасного дня. Ты пытаешься сосредоточиться. Не похоже, чтобы у тебя хорошо получалось. Несколько твоих рисунков, на которых нарисованы объятия, получаются немного корявыми. —Скучно.-раздаётся голос рядом с твоим плечом, мгновенно обрывая поток твоих мыслей. Ты пугаешься настолько, что чуть не слетаешь со стула, потому что ты совершенно не заметил, как они подкрались к тебе так близко. Они буравят тебя взглядом, своими красными глазёнками, словно лазерами с головоломок в Хотлэнде. —Скучно.-повторяют они снова, уже настойчивее. От них это звучит почти что раздражительно. ˜—Ну тогда, не хочешь помочь с обёртками для мороженого на сегодня? -Они вопросительно склоняют голову на бок, и ты показываешь им одну уже законченную.—Доброженое— холодное лакомство, что согреет твоё сердце! Я пишу или рисую на упаковках что-нибудь милое: комплимент или что-то воодушевляющее. Хочешь попробовать? Чара садится на стул напротив. Ты вручаешь им маркер и пустую обёртку, ожидая, что у них получится. Как и во время завтрака, они не могут выбрать какую руку им лучше использовать, и так же, как и с утра, они решают в пользу левой. Сосредоточено морща лоб, они выводят на фольге большое сердце. Ещё немного подумав, они берут маркер в правую руку и старательно дорисовывают поверх него немного кривой пластырь. . —Очень здорово.-ты говоришь им, одаряя их лучезарной улыбкой. Чара корчит лицо и снова берёт маркер в левую руку. Ты наблюдаешь за ними ещё немного, наверняка убедиться, что они всё поняли и не напишут ничего слишком странного. Они рисуют много сердечек и цветов, иногда украшая их пластырями. Реже они пишут на обёртке «ОСТАВАЙСЯ РЕШИТЕЛЬНЫМ», большими квадратными литерами. Как для ребёнка у них очень опрятный почерк, но они, похоже, так не считают и больше предпочитают рисовать. Может быть это как-то связано с их неуклюжестью, с тем, с каким видимым трудом им даётся двигаться. Они опять высунули язык, усердствуя. Это своего рода мило. Что ж, в любом случае, перед тобой целые вёдра готового Доброженого и свежеиспечённые печенья для сэндвичей. Делая это бесчисленное количество раз, тебе понадобилось почти столько же времени, сколько и Чаре закончить рисунки и записки на обёртках; вы работаете, оба в общем, слаженном темпе, и перед тобой на столе горсткой кирпичей выстраиваются стопки из Доброженого. Вскоре у твоего помощника кончается фольга и они молча сидят напротив, наблюдая за тобой, пока ты заканчиваешь последние сэндвичи. —Мы быстро справились благодаря тебе.-воодушевлённо сообщаешь ты. —Теперь мы можем отправиться работать намного раньше, чем обычно! Они тянутся к стопке мороженого, с надеждой поглядывая на тебя краем глаза. —Потом.-обещаешь ты.—Сначала я приготовлю нам нормальный обед. Чара вздыхает, но не говорит ни слова. После того, как вы пообедали пряным лимоном и капустным супом, ты загружаешь свою тележку и вы с Чарой отправляетесь в город. Сейчас, когда по всему подземелью стало известно, что человек больше не намерен причинять никому вреда, жители постепенно стали заселятся назад. Вокруг всё ещё невероятно тихо, и монстров до конца не покинул былой страх, но Сноудин медленно стал возвращаться к прежней жизни. Как ты и думал, Чару трясёт от холода без своих колгот. Тебе приходиться становиться в городской лавке, чтобы тихо спросить владелицу, нет ли у неё зимних пальто детских размеров; она отвечает что ей досталось несколько от детей её сестры и продаёт тебе пару по 20 золотых. Ты можешь легко перекрыть такие расходы, если продажи пройдут хорошо сегодня и ты с улыбкой вручаешь оба пальто Чаре, давая им выбрать. Они смотрят на тебя очень-очень долго, и только когда ты киваешь в одобрении, берут с твоих лап красное. Ты располагаешься на своём привычном месте и начинаешь ждать. Чара ждёт вместе с тобой, сначала облокотившись на тележку, позже став прогуливаться вокруг неё. Прошло порядком несколько часов, прежде чем они подошли к тебе, насупившись и потянув за рукав, снова пожаловались—Скучно. —Можешь поиграть в головоломку с мячом, если хочешь.-предлагаешь ты и указываешь им в направлении. Они задумчиво следят за твоим пальцем и направляются туда, спотыкаясь и проваливаясь в снег. Ты решаешь присматривать за ними, пока ждёшь покупателей. И со временем несколько монстров правда приходят—Айс Кэп и парочка из города, которые, к сожалению, пришли больше проведать тебя, чем купить мороженого. (Однако, когда тебе удаётся уговорить их с помощью своей обворожительной харизмы, они протягивают тебе пятнадцать монет и принимают от тебя рожок.) Когда они спрашивают про человеческого ребёнка, ты объясняешь как можно подробнее и убедительнее, что сейчас всё в порядке. Ты часто поглядываешь в их сторону. Чара кажется, восприняли победу в игре, как личный вызов, или по крайней мере намеревались получить всё призовые флажки, гоняя ужасно изворотливый мяч туда-сюда часами. Хоть ты и играл в эту игру ещё ребёнком, пока тебе не наскучило буйствовать на улице и ты стал посвящать свободное время готовке, ты всё ещё помнишь правила. На поле было поставлено заклятие, которое создавало новые снежные мячики, когда предыдущий растает или провалится. Есть семь способов победить. Игра была создана, чтобы научить детей…добродетели? Ты больше не уверен. Это было давным-давно. Чара собрали все холодные цвета—фиолетовый, синий, зелёный, голубой. Они двигаются быстрее и более ловко теперь, и они успешно заполучают жёлтый флаг. Ты указываешь на них своим покупателям. Может и невозможно понять их поступка сейчас, но только взгляните на них—сейчас они и мухи не обидят. Клиенты приходят и уходят ленивым потоком и ты остаёшься в одиночку наблюдать за Чарой. В этот раз им понадобилось девять-десять секунд, чтобы пройти весь путь. Когда мяч оказывается в лунке, из неё показывается красный флажок. Этот приз труднее всего заполучить, но они не выглядят удовлетворёнными. Они непрерывно смотрят на него несколько минут, и наконец оторвавшись, бредут через снег к тебе. Они стают впереди, со сморщенным—от холода, думаешь ты, лицом, качаясь взад-вперёд на пятках. И когда ты хочешь спросить, что случилось, они делают глубокий вдох и говорят: —Как бы ты не старался, ты продолжаешь быть собой. Ты не слышал, чтобы они когда-нибудь говорили больше слов в одном предложении, к тому же они улыбаются, но что-то в их выражении лица кажется тебе странным. Они продолжают качаться, балансируя на носках и хихикая, но их голос звучит так, будто они сейчас расплачутся. Ты выуживаешь из тележки сэндвич с Доброженым—тот, для которого делал обёртку сам, и протягиваешь его Чаре. Они замирают на мгновение, а затем тянутся взять угощение дрожащими руками. Они поворачивают его, чтобы узнать, что гласит упаковка, и хоть они не читают надпись в слух, они шевелят губами вслед за словами: «Полюби себя! Я люблю тебя!» Они распаковывают мороженое, обнаруживая, что ты дал им шоколадное. Они выглядят более оживлёнными, когда едят. Когда они закончили, они аккуратно складывают бумажку и кладут себе в карман, приседая, чтобы помыть руки в снегу. —У Бурги с минуты на минуту заканчивается смена.-ты сообщаешь им.—Давай отвезём всё домой, чтобы мы могли побыстрее встретить его, что скажешь? Чара не отвечает и не говорит даже спасибо, но они держатся ближе к тебе по пути домой, а когда вы направляетесь к Лодочнику, чтобы прокатиться на пароме в Хотлэнд, они держат тебя за руку. Бурги раздражительный, как и всегда по окончанию работы, но он принёс с собой свежеприготовленный Старфэ, который он вручает прямиком Чаре. Они принимают стаканчик, и садятся на лестнице у входа в отель, тут же принявшись за поедание десерта. —Тяжёлый день? -ты спрашиваешь, получая в ответ ворчание: —Слишком уж много народу пришло поглазеть на великого героя, чудом спасшего подземелье. Типа, боже, если вам так уж хочется поползать передо мной на коленях, могли бы сделать это после смены, а не когда за это на меня обязан наорать долбанный босс! И что насчёт него! Как только я явился на работу, он тут же заявил, что хочет, чтобы я примерил ещё больше его стрёмных шмоток! Говорит, это награда за моё обслуживание! Ха! — с этими словами он выразительно пинает груду грязи. Ты прикрываешь лапой улыбку, отлично зная, что он не будет в восторге, узнав, что ты считаешь его вспышки гнева милыми. —Можешь закурить, если так сильно раздражён? Это всегда тебя успокаивало. Бурги краснеет, румянец виднеется даже через шёрстку, и отводит от тебя взгляд. Он почёсывает затылок и кривится: —Я не буду курить при ребёнке.-он бурчит.—Разве дым, типа…не вреден для детских лёгких? Конечно, они чудаковатые, но пока они со мной обойдусь и без вредных привычек. Он славный, ты говоришь ему. Когда он смущенно вскрикивает, ты наклоняешься, сердце бешено стучит от собственной смелости, и целуешь его в щёку. Он снова взвизгивает, краснея под рыжей шерстью. Ты берёшь его за руку, уставившись под ноги, и широко улыбаясь. —Э…Так что, -говорит Бурги, после продолжительной паузы, всё ещё не убирая своей руки.—Как маленький чудила вёл себя сегодня? —Хорошо. Невероятно хорошо. Я немного волнуюсь за них, но…это не связано с их убийственным настроем по отношению к монстрам ранее, совсем. Я совершенно не могу представить, почему бы они решили пойти на такое. Это просто не имеет смысла. Ты думаешь, Бурги непременно посмеётся над твоей наивностью, как он делал достаточно часто, но место этого, его лицо приобретает непривычно серьёзное выражение, и он почёсывает за шеей снова. —Чёрт возьми, я с тобой согласен.-признаётся он—Если бы не их шаркающая походка и молчаливость, я счёл бы их за совершенно другого ребёнка. Всё это как-то странно. Когда Чара поворачивается через плечо, ты на мгновение хмуришься—тебе кажется, что их правый глаз бледно-голубого цвета. Но стоило тебе моргнуть и их оба глаза красные снова. Наверное тебе просто померещилось. Они встают и несутся к вам неловкими шажками, всё ещё сжимая в руке пустой стаканчик от Старфэ. —Это в мусорку, малыш.-говорит им Бурги, указывая на контейнер; Чара кивает, но прежде чем выбросить стаканчик снимает с него картонную звёздочку, украшающею ободок и сует в карман. —Ладно-мы идём ко мне, чел. Можешь-э, пойти, с нами, если хочешь. На твоём лице расползается огромная улыбка и ты чувствуешь, будто мог бы сейчас взлететь от счастья. Здесь, на кухне твоего парня—ваше будущее: миска с тестом для блинчиков ожидает на столе, ваш человеческий ребёнок дремлет на диване под покровом бесчисленных одеял, лапы Бурги прокрадываются под подол твоей футболки и ты ненадолго забываешь о существовании всего остального мира. Этой ночью тебе снится тихий уже такой знакомый голос: «Мне жаль.”-говорит он.-“Я всё исправлю. Мы всё исправим. Даже третий поможет в этот раз. Вы все будете свободны.» —Одно ванильное, клубничное и шоколадное, пожалуйста.-говорит принц, лучезарно улыбаясь и протягивая тебе две горсти золотых монет. —Конечно.-отвечаешь ты, с улыбкой глядя на троих своих самых любимых покупателей. Ты вручаешь Азриэлю его ванильное мороженное, передаёшь Фриск шоколадное для Чары и даёшь им их клубничное, ероша их блестящие каштановые волосы, на что они хохочут. —Эй, не честно! Почему только Фриск всегда достаётся всё твоё внимание?! -весело вопит Азриэль, и выпрямляется, чтобы тоже получить от тебя ласки. Ты смеёшься и гладишь по голове и его. После полудня на пляже не осталось почти никого, кроме Дриммиуров и нескольких дружных компаний людей и монстров. Прошло уже три месяца и для тебя свобода всё ещё так же нова, такая же светлая и яркая, как и сегодняшнее голубое небо. Потрепав по голове твоих маленьких посла и принца, ты машинально тянешься погладить и всегда тихих Чару; конечно же, они отдёргиваются. Но не успеваешь ты убрать лапу, они хватают твою руку в свои, опуская на свои волосы. Они закрывают глаза и удерживают так твою лапу, в их выражении лица непонятная тебе тоскливость. Азриэль выглядит рассеянным, а Фриск смотрит на вас с грустью. На мгновение тебя охватывает загадочное чувство ностальгии.