Взлет

На улицах в тот день ни одного человека не было, только вот шторы подрагивали на окнах, пряча за собой перешептывающихся людей. Может быть, они и сочувствовали нам, покидающим родную гильдию, но только никто не хотел, конечно, идти против свежеоснованного Сумеречного Черта, черной тучей нависшего над Магнолией, да и взгляды людей с последних Больших Волшебных Игр были обращены в сторону Саблезуба. И я бы хотел, конечно, поднять на войну свои пески, вернуть былое могущество гильдии, только дух у нас уже не тот, только мысли заняты другим и взгляды вечно притянуты к морю. Три года уже прошло. А с ними жить было не страшно и не страшно, наверное, умереть было. С ними, сгинувшими под ревом Акнологии. Мне кажется иногда, что мы слышали этот рев, дожидаясь в мерно шумящей гильдии возвращения наших друзей со священного острова. Только тогда мы еще не знали. Горячие следы трагедии давно остыли, ниточки, за которые мы все еще цеплялись в отчаянной надежде, стремительно выскальзывали из рук. И мы покидали гильдию с заколоченными окнами с гордо поднятыми головами, стараясь удержать обрывки чести Фейри Тейл. Есть ли у фей хвосты? Никто не знает. Это вечная загадка, а значит, и вечное приключение. Четыре года прошло. Хвосты у фей уже потрепанные, отдавленные десятками сапогов насмешников. И летают они у самой земли, не способные подняться выше. Не стремясь. Мы все еще смотрели в море, считали вероятности и мозги ломали, глядя бессонными ночами в темный потолок, пока не занимался на горизонте рассвет. Нам не нужно было величие, которое не с кем разделить, золоченая слава и всеобщее признание. Нам бы только ринуться снова во всеобщую свалку, вспыхнувшую из ниоткуда, выкрикивать имена и бессмысленные фразы, пока вокруг летают лавочки, кружки, высшие, пока громкий возглас «Мужики!» перекрывает все голоса. Нам бы только снова прийти в себя под грозный окрик аловолосой мечницы и добродушную ухмылку старого мастера, снова возвращаться с заданий в шумящую гильдию, а не в полупустое здание на краю города. Нам бы только вернуться в прошлое и все исправить. — С меня довольно, Макао! Мое терпение лопнуло! Ни заданий, ни славы, ни нормального здания, — мускулистый маг хлопнул ладонью по столу, резко вырывая меня из своих мыслей. Его напарница с парящими рядом душами согласно покивала. — Мы уходим. Макао смотрел на них равнодушно, даже, кажется, безразлично. Он поначалу вспыхивал каждый раз, когда кто-то из магов заявлял о своем уходе, долго кричал и никак не мог отойти. Мы стояли стеной за его спиной, тоже не понимая, как же так можно просто взять и уйти, бросив все, наплевав на воспоминания и сплоченность. Мы каждым их них дорожили, а им, видимо, было все равно, если рядом нет сильных магов и нельзя похвастаться, что ты член сильнейшей гильдии. Но потом они сплошной волной повалили прочь, уходили и больше не возвращались. Нам, пожалуй, не нужны волшебники, жадные только до славы. Сила Фейри Тейл никогда в ней не заключалась. Единство. Дверь с грохотом захлопнулась за ушедшими, не оставившими после себя никаких эмоций. Никаких следов. Я чувствовал, что не забуду их только потому, что они ушли последними, но, будь на их месте любой другой, я бы помнил его, навсегда вычеркнув из памяти эту парочку. Скатертью дорожка. Тех, кто действительно достоин вечной памяти, до сих пор помнит Магнолия. И почему-то я знал, что больше никто не уйдет. Нелепостью казалось, что могут покинуть гильдию Джет и Дрой, навсегда привязанные к гильдии воспоминаниями о лучших днях команды теней, или Вакаба и Макао, которые, кажется, просто не могут уже существовать отдельно от Фейри Тейл. Не мог уйти Ромео, выросший, глядя на волшебников, чья внутренняя сила могла горы сворачивать. Не могла уйти Лаки, вспыхивающая каждый раз, слыша насмешки за спинами согильдийцев. Иногда после этого насмешники пропадали. Возвращались, конечно, только саму Магнолию обходили за километры. Кинана, связанная светлой памятью и благодарностью с третьим мастером, слишком уже привязана была к этому месту, также как Альзак и Биска, которые слишком рьяно рвались в бой, из которого победителями нам не выйти. Что до меня? Я всегда был таким таким же, как они. И Уоррен тоже. Мы были ледником, от которого огромный айсберг отколол Акнология, только потонуть это нас не заставило. Было бы неуважением к павшим бросить все, как остальные, и уйти ловить собственный достаток в других гильдиях, бросить друзей настоящего, растоптать память о друзьях прошлого. Я помнил все, чему научила гильдия. И что я знал точно — сдаваться нельзя. Только вперед. В этот день и во все последующие. Нас топили людские насмешки, поражения, Сумеречный Черт и отчаянная боль потери. Только это же заставляло всплывать снова и снова, поднимать голову и шагать в будущее, веря, скрипя зубами, что однажды все может стать, как прежде. Фейри Тейл никогда не была просто зданием. Это были люди с верой в сердце и друзьями рядом. И что бы ни произошло, все так и оставалось. А два года пролетели, как миг совершенно застывшего времени. Мы, кажется, привыкли уже методично распределять между собой те немногие заказы, что еще приходили, не обращать внимание на подколки и держать себя в руках. Джет и Дрой перестали возвращаться с заданий в синяках, привыкнув, что их осталось только двое и что третьей на подхвате никогда уже не будет. Макао с Вакабой состарились как-то быстро, ночами просиживая в гильдии, склонясь над счетами и какими-то бумагами, хмурясь и переговариваясь, уходили рано утром и возвращались, когда в гильдию еще никто не пришел. Думаю, они подозревали, что мы знаем о всех их переговорах с другими гильдиями и Сумеречным чертом, в основном провальных. Впрочем, если б не Синий Пегас и Чешуя Змеедевы, кто знает, что с нами бы уже стало? И на том спасибо. А только с каждым месяцем все тяжелее становилось ждать и верить. Шесть лет и месяц, шесть лет и два, шесть лет и три… Аска росла в гильдии, где ей рассказывали о друзьях, которые не должны были погибнуть, которые больше всего были достойны жизни. И она любила Фейри Тейл. Любила эту странную серую каморку и холодные камни пола, пустую доску заказов и ветряную мельницу. Аска прыгала по трещинам дорожки перед входом и кричала, что лучше гильдии, уж конечно, не существует. И было отрадно, что мы можем ещё воспитать в ней то единство чувств, на котором выросли сами, вот только не в такой печальной гильдии она заслуживала расти. Не в той, где каждая рассказанная история отзывается в сердце глухой болью потери. Шесть лет и четыре, шесть лет и пять… Ромео серьезно смотрел на Аску, рассказывал ей долго-долго впечатления из собственного детства. Она смотрела на него во все глаза, слушала с восхищением. Для Аски все пропавшие — герои, совсем как из легенд, бесстрашные, несгибаемые, непобедимые, пропавшие в лучах славы от руки ужасного монстра. Может быть, отчасти это так и было. Только вот они не были героями мифов, не были богами и атлантами. Они были людьми, светлыми и счастливыми, молодыми и вдохновленными. Совсем как мы. Шесть с половиной лет… Совсем как мы, только они бы не прекратили искать. Не опустили бы руки, сочтя, что лучшее — это сидеть и ждать. Иногда я еще срывался что-то раскапывать и взахлеб выдвигать теории, Уоррен плелся за мной, обреченно вздыхая. Ты слышишь, Аска? Никакой сверхмощи, только сила чувств, дающая волю жить и сражаться. Ты видишь эту странно целую мебель в гильдии? Она должна быть поломана и перевязана скотчем, заботливо починена и снова разломана. Я смотрел на кружки, которые никто не бил, на столешницы, которые никто не ломал. Не хватало нам огненного запала. Шесть лет и семь, и восемь, и девять… Как мы хотели все отпустить. Жить полной жизнью и не цепляться за такое призрачное и надоевшее «а вдруг». Только слишком хотелось снова увидеть, как танцуют три дракона в небе над Магнолией, как леденеет земля и как свистят клинки, как вырастает в огромный силуэт маленький улыбающийся старик, как появляются звездные духи из ниоткуда, как страшны молнии, как сияют письмена и как смертоносна самая-самая фея. Хотелось увидеть гнев дьяволицы и настоящего мужика, веское слово, настигающее свою цель, души в куклах и перевоплощение. Троицу из Эдоласа и водяное буйство. Свистящие карты и всеразрушающую силу. Шесть лет и десять, шесть лет и одиннадцать. Семь лет. На двор гильдии с неба падает Ичия. Падает, и словно бы трещина идет по напряженности, все эти годы натянутой струной звучавшей в нашем смехе, штуках, в наших взглядах и разговорах. Что понадобилось Синему Пегасу? Сердце обливается кровью, когда подсознательно молишься, что ответ может быть всего один. НЕВОЗМОЖНО. Только ждали мы этого слишком долго. Только верили слишком рьяно. Возможно. — Остров Тенрю цел! — и блеск аромата. . . . Упавшие феи побиты и растоптаны. Упавшие феи встают, пока их сердца способны еще гореть надеждой. Встают. Чтобы снова взлететь.