Воскресить Смерть

      Один день здесь походил на другой, и Война уже потерял им счет, но внезапно странное предчувствие беды охватило его. Раньше он не испытывал ничего подобного. Подняв голову, Всадник огляделся, но пока ничего не изменилось, все также исходила жаром лава, горел огонь в головах Обугленных.       Внезапно послышалось хлопанье крыльев, и Война увидел потрепанного Праха. Ворон что-то держал в клюве. И в груди Войны снова полоснуло предчувствием. Сделав круг над Всадником и Советом, ворон уронил предмет на камни, и глаза Войны расширились в изумлении. То была маска Смерти. Маска, которую его брат снимал ТОЛЬКО в его присутствии, и никогда больше.       — Смерть выполнил свою миссию. Пожертвовал собой во имя воскрешения человечества. Равновесие не будет уничтожено. — В голосах обугленных слышалось нескрываемое довольство. — Пророчество не сбудется. — - Эти слова словно кислота обожгли Всадника. Головоломка сложилась. Обугленный совет, зная о чувстве вины его брата, подстроил ловушку. Ловушку, угодив в которую, Смерть пожертвовал собой, искупая вину, о которой не говорил брату, но которая жгла его раскаленной сталью.       — Вы знали, что мой брат погибнет в результате этой миссии? — Голос Всадника звучал ужасающе спокойно.       — Такова его судьба. Во имя Равновесия он должен был так поступить. Оракул предсказал, что Всадник погубит Равновесие и Совет. — Обугленные были настолько довольны удачей миссии, что не обратили внимания, каким яростным огнем запылали глаза Войны. Голубовато-белое свечение превратилось в раскаленное добела, а вокруг Всадника начала сгущаться кроваво-алая аура, словно сам воздух вокруг него превращался в кровь. Первым поднял панику Наблюдатель, завопивший.       — Эй! Ты что творишь, Всадник?! Прекрати немедля! — Но Войне эти вопли были до лошадиного копыта.       — Вы погубили МОЕГО брата. — Все тем же ужасающе спокойным тоном произнес он, натягивая цепи до сего момента надежно удерживавшие его в плену. Но сейчас металл, который доселе сдерживал и ангелов, и демонов пошел трещинами, из которых пробивалось все то же алое свечение, которое продолжало сгущаться вокруг взбешенного Всадника.       — Война, если ты не прекратишь, тебя ждет Забвение! — Грозно пророкотали Обугленные, но в их голосах явственно слышались нотки паники, и Война, подобно зверю почуявшему кровь и страх жертвы оскалился, впиваясь взглядом в каменные лики.       — Кажется, вы убили не того Всадника. — Он рванул цепи, и те разлетелись осколками, а Война шагнул к Обугленным, пока те продолжали сыпать угрозами.       — У тебя нет прежних сил! Мы уничтожим тебя! — Почти заверещали каменноголовые члены совета.       — Прежних нет. — Согласился Война, и в его руке неведомо как оказался Пожиратель Хаоса, на меч словно перекинулось то жуткое свечение, преобразуя его, наполняя жуткой мощью. — Есть новые.       Повинуясь приказу Обугленных, к Войне метнулись наблюдатели. Увы, ни те, ни другие недооценили степень бешенства Всадника, у которого подло отняли единственное существо в Мироздании, которым он дорожил. Пожиратель Хаоса полыхнул багровой молнией, рассекая наблюдателей на неровные куски плоти, а под тяжелой поступью Войны начал трескаться камень. Только теперь Обугленные вспомнили, как рушились миры под натиском нефилимов, как ничего не могли противопоставить даже их собственные собратья неистовой четверке. Слишком поздно они осознали, что сами и запустили механизм пророчества.       Надолго наблюдатели не смогли задержать охваченного гневом и болью потери Войну. Вскоре вся площадка была покрыта останками этих странных существ, а сам Всадник направился к каменноголовым.       — Как мне вернуть брата? — Прыжок Войны был воистину гигантским, он оказался почти вплотную к каменным ликам, где атаки последних его не задевали.       — Это невозможно! Равновесие рухнет! — Завопили Обугленные, но ответом им был чудовищный по своей мощи удар металлической руки Всадника. И тот из Совета, по кому он пришелся, издал хриплый вопль, а по камню побежали трещины.       — Как. Мне. Вернуть. Брата? — За каждым словом следовал удар, от которого раскаленный камень летел во все стороны.       — Ты безумен! Это повлечет катастрофу! Равновесие рухнет! — Вопли Совета уходили в пустоту, Война методично разносил камень, и Обугленный не выдержал. — Так же, как он воскресил человечество! Но жертва нужна будет огромная! Ты не посмеешь… — Ответом был лишь издевательский хохот.       — Чтобы вернуть брата я все Мироздание под нож пущу. И вы будете первыми! — Больше Война не проронил ни слова, а Пожиратель Хаоса вгрызался в живой камень Обугленного совета, и казалось, сам меч алчет добраться до их пылающих сущностей.       Так оно и вышло. Обновленный клинок поглотил первые души, которые Война намеревался пожертвовать Источнику. Ему было наплевать на то, какую цену понадобится заплатить. Он вернет Смерть во что бы то ни стало.       Война уходил, оставляя за собой ошметки тел наблюдателей и груды мелкого щебня, освещаемые лавой. Лишь одну вещь он забрал из этого места. Маску брата. Она надежно была спрятана под доспехами. Послышалось карканье, Прах опустился на плечо Всадника. Неожиданно мягким жестом Война погладил птицу по перьям.       — Мы вернем его, Прах. Обещаю. — Война резко свистнул, и вскоре уже сидел верхом на своем коне. — Веди. Нам нужно узнать, как велика должна быть жертва.       Война гнал коня день и ночь, не давая отдыха ни себе, ни питомцам. Наконец, они достигли Источника, где Всадник и планировал узнать необходимое.       К его удивлению, окрестности Источника не пустовали. Призрак Повелителя Воронов вышел навстречу путнику.       — Похоже, Совет перестал существовать? — Прокаркал сгорбленный старик.       — Зачем задавать вопросы, на который знаешь ответ? — Отозвался Война. — Если ты знаешь об этом, то знаешь и зачем я здесь.       — Знаю. — Кивнул старик. — За воскрешение Смерть заплатил душами целой расы и собой. И за воскрешение Источник возьмет не меньше.       — Значит, сильная раса и жизнь нефилима? — Всадник оскалился, для него это не было проблемой. Найти сильную расу и уничтожить? Как скажете, господа. Жизнь нефилима? Одна стерва посмеялась над ним, когда он был в оковах. Она отлично подойдет на корм Источнику. Жизнь сестры за жизнь брата? Почему бы и нет?       Старейший ворон, увидев усмешку на губах Всадника, поежился хоть и был призраком. Убеждать Войну не нарушать законов Мироздания было делом гиблым. В таком бешенстве он мог и призрака уничтожить, а Ворон дорожил своим посмертием.       Так и сложилось, Война довольно быстро отыскал расу, напоминавшую нефилимов, а дальше была резня. Всадник не щадил никого, ни старого, ни малого, вырезая всех подчистую. Пытавшиеся вмешаться ангелы и демоны очень быстро поняли, что лучше не становиться у него на пути. Их и так после последних схваток осталось мало.       Меч Войны светился темным свечением, переполненный душами, но оставалась еще одна. Ярость Всадник нашел в ее любимом мире пустошей, она как всегда сидела, глядя на закат. Визит брата стал для нее неожиданностью, но прежде, чем Всадница успела что-то привычно съязвить, на ее висок обрушился бронированный кулак Войны, погасив сознание. Пробуждение Ярости радости не доставило. Война привез ее к Источнику Душ, и по решительно сжатым губам было ясно, разговоры не помогут. Всадница с проклятиями попыталась разорвать цепи, но тщетно.       — Безумец, что ты творишь? — Ярость с гневом смотрела на брата, но ответа она не получила. Вместо этого Война подошел к краю источника, опуская меч, отдавая души уничтоженной расы, наблюдателей, и наконец, Обугленного совета. Поняв это Ярость побледнела, осознав, что жить ей осталось минуты.       Война же направился к ней, и легко подхватил на руки, зашагал к краю.       — Война! Ты же не сделаешь это! — Голос Всадницы дрогнул.       — Прости, Ярость. Но я должен вернуть Смерть. — Это было последним, что услышала его сестра, прежде чем Война бросил ее в Источник, подкрепляя жертву требованием вернуть брата.       Поначалу ничего не происходило, но спустя четверть часа, когда Война готов был уже потерять терпение, в воздухе стала наливаться Тьмой сфера, внутри которой Всадник узнал очертания фигуры Смерти.       Сжимая кулаки в нетерпении, Война подался вперед, буквально прожигая ее взглядом. И когда та полностью сформировалась, в один миг оказался рядом, чтобы подхватить Смерть, когда та с электрическим треском лопнула.       Война не сводил взгляда с лица брата. И без того бледное, сейчас это была просто мертвенная бледность. Темные ресницы резко выделялись на ее фоне, из чуть приоткрытых губ еле слышно доносилось дыхание. Жив. Все-таки жив!       Всегда нетерпеливый Война сейчас проявил невероятную сдержанность, дожидаясь, пока Смерть придет в себя.       Наконец, дыхание стало глубже, ресницы дрогнули, и Смерть открыл глаза. Осознание того, где он, и у кого на коленях лежит головой, пришло не сразу.       — Война? Как ты здесь… — Всадник осекся, и резко сел. — Я должен был быть мертв. Совет прикончит тебя. — За сердитой интонацией Смерти скрывалось искреннее беспокойство за младшего.       — Не прикончит. Я сам их прикончил, а их сущности пошли на корм Источнику. — Война сказал это так просто, словно сообщил, что ужин готов. Впервые за века Смерть лишился дара речи, такого он не ожидал. Это ж до какой степени Война был взбешен, что пошел против всех мыслимых и немыслимых законов Мироздания.       — Ты хоть понимаешь, что ты натворил?! — - При одной мысли о том, какая кара может ждать Войну за это у Смерти сжалось сердце. Он легко мог пожертвовать собой, но не братом. Не единственным, ради кого он воскрешал человечество, не тем вина перед которым заставила его скрыть лицо маской.       Но Войне эти терзания Смерти были до лампочки. Переживания за старшего брата вырвались лавиной.       — Нет, это ТЫ понимаешь, ЧТО натворил? — Сильные руки стиснули плечи темноволосого Всадника. — Как ты посмел это сделать?! Да пропади оно пропадом то человечество! — Война буквально рычал зверем. — Ты что, всерьез решил, что я позволю тебе от меня уйти?       — Так было нужно. — Глухо отозвался Смерть.       — Кому нужно?! — Окончательно рассвирепел Война — Этой груде хорошо прожаренного щебня? — Смерть резко поднялся на ноги, сжимая кулаки и впиваясь взглядом в лицо младшего брата.       — Мне это нужно было! — Всегда хладнокровный Смерть сейчас едва не кричал. — Мне, Война! Ясно тебе?!       — Зачем? — Пораженно спросил младший брат, пытаясь придумать хоть одну причину, по которой Смерть мог желать себе гибели.       — Потому что это я виноват в твоей гибели. Из-за меня ты умер. Я тебя убил. — Несколько мгновений Война потрясенно молчал, но он не был бы собой, если бы не пришел к совершенно неожиданным для брата выводам.       — А ты меня спросил? Какого хрена ты молчал все это время? Носился по мирам, влезал в авантюры, но поговорить со мной это неееет! А еще старший! — Дальнейший монолог Войны был эмоциональным и прочувствованным, но цензурными там были разве что знаки препинания. Все переживания, всю боль потери он сейчас выплеснул в этой вспышке, которая завершилась мощным ударом в челюсть старшего брата, от которого Смерть отлетел на несколько метров, едва ли не на самый край площадки над Источником.       Война метнулся следом, отбрасывая его оттуда, и снова от души врезал брату, который и не думал дать сдачи, осознавая, что Война имеет право злиться. — Ты не смеешь меня бросать! Не смеешь уходить от меня! Ясно? Ты — МОЙ, Смерть! Какого ты снимаешь маску перед кем попало?!       Последние слова просто добили Всадника, и Война не сразу осознал, что хриплые, низкие звуки — это смех.       — Война, это все, что тебя волнует? Ты столетия томился в цепях, тебя лишили сил, едва не отправили в Забвение, а тебя волнует то, что я снял маску?       — Да! Волнует! Потому что стоило тебе ее снять не при мне, и ты тут же наделал глупостей! — Рывком притянув к себе брата, Война яростно впился в бледные, но чувственные губы, терзая их собственническим, жадным поцелуем, словно желая наказать старшего за самоволие.       Смерть, хоть и знал каким неистовым может быть брат, все же был слегка ошарашен настолько яростным напором, но на поцелуй ответил, наслаждаясь тем ощущением жизни, что он дарил. Он не сразу осознал, когда поцелуй прервался, что и его губы, и губы Войны в крови. Клыки Войны ранили их обоих.       — Если ты еще раз посмеешь вытворить что-то подобное, я за себя не отвечаю. — Прорычал Война, глядя в упор на брата. Смерть поднялся с земли, хмурясь.       — Где моя маска? — Спросил он, брат в ответ протянул ему требуемое. Смерть взял маску, глядя на нее, но надеть медлил. — Если так нужно будет для дела, я сделаю это. — Бледный всадник был верен своим принципам. Цель оправдывает средства. Но сейчас он не учел состояния Войны, которого слова Смерти просто довели до белого каления.       Новый удар отбросил Смерть спиной на скалу. Всадник охнул, когда удар о камни выбил из него воздух, и со злостью посмотрел на брата.       — Что ты себе позволяешь, Война? — От такой интонации даже демоны и ангелы ежились, но только не разъяренный Всадник.       — Доказываю тебе, что больше ты этого не повторишь. — Алый капюшон полетел на землю, а Война тяжелым шагом продолжал идти к брату. Не останавливаясь, он сбрасывал с себя доспехи, и Смерть прекрасно понял, что на уме у Войны. Но разозленный последним ударом, Смерть вовсе не был намерен уступать, и когда брат оказался рядом, коротко и быстро ударил, но увы, он не учел того, до какой степени был взбешен его брат.       Перехватив руку Смерти своей металлической, Война изо всей силы впечатал ее в скалу, Смерть хрипло вскрикнул, что-то в запястье хрустнуло, и руку прошило болью. Война, окончательно слетевший с тормозов из-за сопротивления брата, развернул того к себе спиной, заламывая пострадавшую руку назад, и повалил на землю, всем весом наваливаясь сверху.       — Только посмей! — Угрожающе прошипел Смерть, но Войну сейчас не остановила бы и гибель Мироздания.       — Посмею. — Прорычал Всадник, сдирая со старшего брата одежду. — Еще как посмею!       Ты у меня навек запомнишь, что ты мой, и имел я твой долг и обстоятельства! Смерть в гневе вскинулся, пытаясь сбросить с себя Войну, но тот, расправившись с последними ошметками одежды старшего, с рыком впился клыками тому в холку, словно зверь, удерживающий добычу.       Невзирая на свою злость, Смерть ощутил накатывающее возбуждение. Извращенное, непонятное, странное, но именно это вожделение младшего брата, желание обладать, в который раз сделать своим, пусть даже силой, горячило кровь Бледного Всадника.       — Ты безответственный… — Реплику Смерти прервала вспышка боли, когда Война одним мощным рывком ворвался в его неподатливое тело, крепче сжимая клыки.       У бледного все поплыло перед глазами, когти свободной руки прочертили по камню глубокие борозды, а из горла вырвался хрип. Слепящая, разрывающая боль от жесткого, беспощадного ритма выбивала глухие стоны, Смерть чувствовал как по спине и бедрам стекает горячая влага, а в воздухе повис аромат крови.       Но почему-то именно эта боль приносила облегчение, смывала чувство вины перед Войной, даря покой измученной душе, и будто ощутив эту внутреннюю перемену, Всадник ослабил натиск, отпуская руку брата, разжимая клыки, и покрывая поцелуями шею, слизывая струйки крови.       К боли стало примешиваться удовольствие, и Смерть пошло приподнял бедра навстречу толчкам брата, чувствуя как плоть того поршнем ходит внутри, порождая болезненно-сладкие вспышки, заставляя низ живота приятно ныть в желании разрядки. Война в ответ на действия брата довольно оскалился, наслаждаясь осознанием того, что Смерть его, только его, и снова с ним.       Чувствуя, как тело Смерти расслабляется под его «подачами», и уже не такое неподатливое, как в начале, когда Война сам едва не рычал от ощущения, как туго, почти болезненно туго сжимали его мышцы брата, и первые мгновения он буквально ломал их сопротивление.       Война сменил ритм на более плавный, глубокий и медленный, давая регенерации сделать свое дело, и наслаждаясь протестующими стонами Смерти, который жаждал большего, но сейчас власть была в руках Войны. Он отлично знал тело брата, знал как довести того до исступления, и сейчас изводил его мучительно-сладостным ритмом.       Скользнув рукой к паху Бледного всадника, Война обхватил пальцами напряженную плоть, двигая рукой в том же ритме.       Смерть, доведенный этой чувственной пыткой почти до безумия, терзал когтями камень, подаваясь навстречу толчкам Войны, желая большего. Но, ни тот, ни другой не произносили ни слова, лишь хриплое дыхание Всадников эхом отражалось от скал.       Наконец, Война ощутил, что тело брата достаточно восстановилось, и перестал сдерживать себя, сорвавшись в бешеный ритм, почти не выходя из тела брата, и наградой ему стали так любимые им хриплые, низкие стоны наслаждения, которые срывались с искусанных губ всегда такого сдержанного Смерти.       Бледному всаднику казалось, что его тело сейчас просто вспыхнет и сгорит в пепел, настолько жаркими волнами прошивало его изнутри. Ощущение как брат неистово вбивается в его тело, не давая ни мига передышки, заставляя задыхаться, то как его клыки терзают шею и плечи, оставляя метки, рождая сладкую боль, все это превращалось в совершенно адский коктейль болезненного наслаждения.       Смерть совершенно потерялся в этом диком ритме, и накрывшая его волна экстаза была настолько сильной, что Всадник уже не понимал, удовольствие это или боль. Словно издалека он услышал рык Войны, плоть которого сжимал в оргазме, ощутил, как бедра рывком прижались к его бедрам, и то, как брат изливался в его тело, оставив попутно еще несколько глубоких укусов на плечах и шее.       Потом они еще долго лежали на камнях, приходя в себя, но впервые после их близости Смерть не чувствовал потребности уйти, скрыться подальше от брата. Словно собственная гибель, и страсть брата обновили его.       Война повернул голову, клыкасто усмехнувшись.       — Попробуй только еще раз сказать что-то о том, что ты во имя долга пожертвуешь собой, и я буду иметь тебя до тех пор, пока не выбью эти мысли из твоей башки навечно. — Проговорил он, но по взгляду Всадника было ясно, он не шутил. Смерть ожидал, что слова брата вызовут у него злость, но ее не было. Наоборот, непривычное тепло разлилось в груди. Смерть осознал, что за этой грубостью Война скрывает страх потерять его, и вместо ответа потянулся к брату, вовлекая того в жадный поцелуй. И с удовлетворением ощутил, как тело того покидает напряжение.       Когда поцелуй прервался, Война проговорил.       — Я видел неподалеку небольшое озеро. Надо бы вымыться. — Он поднялся на ноги, глядя на старшего, который последовал за ним. Движения Смерти были немного скованными, но на губах играла едва заметная полуулыбка.       — Пожалуй. — Смерть огляделся вокруг, отыскивая взглядом маску, которая вылетела у него из руки после удара Войны. Найдя, он поднял ее, но надевать не стал. Это еще успеется. Но Всадник не сомневался, что Война будет настаивать на том, что видеть лицо брата может только он.       Старейший ворон еще долго смотрел вслед уходящим Всадникам, ошарашенный тем, что произошло. Но призрак знал, что никогда и никому не поведает о произошедшем здесь. Лишь посоветует никогда даже не пытаться навредить хотя бы одному из них. Участь Обугленного совета и Ярости яснее ясного говорила о том, чем это может закончиться. Даже законы Мироздания не станут помехой этим двоим в жажде мести.