Опаснее всего русалки по четвергам

- Отравили, иродыыы! - Иван выл, метался по палатям, - Убью! Убью! Грязной зашел, тот его и не заметил даже, все по углам прятались что ли? Федька лежал тут же, на кровати, мягкие шкуры едва не касались пылающих щёк. Черные завитки налипли на лоб. Лекарь суетился вокруг с какими-то травами и тряпицу порывался ему на лоб устроить. - Ну, что ж ты, Федя? - присел на краешек, взял его незаметно за руку - словно к печке приложился. Там, в застенках, уже гремела дыба, уже тащили кого-то, не разумеющего ото сна - что случилось. - Вася, а Вася... Кто ж... Кто ж посмел? Кого подозреваешь? Укажи! - страшные глаза Грозного так и вцепились и не отпускали. Хорошо, что Федька в забытьи лежит - увидел бы, точно преставился бы, как пить дать. Не успел Васька ответ придумать - оба оглянулись на вошедшего Малюту. - За Алексей Данилычем послали? - поинтересовался Василий. - Да кто ж его знает. - развёл тот руками. Тем временем Федька сел, уставившись пустыми глазами прямиком перед собой. - Петька, неси воды, - и упал вновь да начал увещевать совсем ласково, - Принеси воды, Петенька, пить хочется. Грозный глядя на эту картину так и завыл снова и за голову схватился. Васька, что делать - исполнил, что просили, наполнил чашу из кувшина и поднес к его губам, приподнимая голову. - Федя, Феденька, ангел мой небесный, коли узнаю, что в Слободе отравили - всех живьём утопить велю, - так и приговаривал и гладил его по волосам, - В озере сгною от мала до велика. Говори, Василий, с кем ел, с кем пил... Всё, что знаешь - докладывай! - даже не глядел на него - всё с Басманова глаз не сводил. Васька отвернулся. Помнил еще хорошо, как в селе одном, гнали они тридцать человек в реку-то, сами на вороных позади ехали, кнутами хлестали. Поглядел вокруг: тут и там следы ночного беспорядка - вон фрукты заморские с блюда опрокинуты, на полу искрятся бусинки с федькиной одёжи, как снег зимой, вино пролили... Что творилось здесь - неведомо. Тем временем Федька повернул голову на бок, улыбнулся царю, показал острые зубки: - Хочу самоцветных камушков, хочу наряжаться. Послышалась тяжелая поступь - то Алексей Данилыч в покои ступил. Прямо в шубе, весь инеем покрылся. Глянул на Федора, потом поклонился царю да приблизился. Положил холодную руку ему на лоб. - Не изволь беспокоиться,государь. Так с ним всегда бывает коли лихорадка - чудится всякое, вот и болтает лишнего. Федька распахнул глаза и засмеялся совсем уж безумно. Глаза у него были тёмные-тёмные. Васька, до того праздно бродивший по горнице, поёжился от того смеха. - Изволь, государь, отвезу его домой. - Что ты! - замахал руками, - Господь с тобой, куда его в ночь, по морозу... Тут Малюта помялся с ноги на ногу: - Один из князьёв-то сознался, что прикажешь делать с ним? Иван отмахнулся: - Руби голову и вся недолга. Малюта убрался восвояси, царь с Басмановым-старшим разговоры завёл, уже на выход удаляючись. - Васька, поди сюда, - тихо позвал Фёдор, вроде даже и взгляд осмысленный совсем, человечий, руку протянул. Грязной оглянулся на государя да на отца его, что беседовали в конце коридора, видно их было в открытую дверь. Подошёл, склонился к нему. - А знаешь ли ты, что русалки опаснее всего по четвергам? Лицо - бледное-бледное, губы бескровные и два глаза горят, доверчивые, безумные. Вцепился в его кафтан, откуда только силищи столько? А потом захрипел, задышал часто, схватился за горло, повалившись на подушки. И так, утихая, утихая, впал в самый безмятежный сон. Личико - что у ангела, разгладилось, даже и румянцем вроде порозовели самые краешки щёк. Тьфу ты, Господи, вечно с этими Басмановыми бесовщина одна. Ежели он каждый раз таков, когда лихорадит... Нет уж, пусть государь сам разбирается, или вон батюшка его. Он, Васька на такое не подписывался. И так явился по первому зову, в ночи, а раз не травили его, так и нечего тут... Сейчас медовухи испить, чтоб покрепче, может еще что-то, ночь то только к середине подошла. Уже у двери, обернулся, не удержался. Полюбоваться на Федьку хотелось всё ж таки, на лицо его в обрамлении тёмных кудрей, не порченное насмешкой или высокомерием. Всего на мгновение оглянулся-то. А Басманов открыл глаза и уставился на него с хитрою улыбкою. И на миг показалось, что под шкурами и одеялами - нет у него ног вовсе, а только хвост один, чешуёю сине-зелёной покрытый. Отливает серебром, что монетка чеканная. Да только знает Васька, что про хвосты - то всё придумки заморские. Нет на суше спасения от них - ходят они на человечьих ногах, среди простых смертных.