***
Десятилетний Пашка и трёхлетний Матвей этим вечером были чрезвычайно заняты. Их не волновали ни игрушки, ни любимый мультфильм — они писали письмо Деду Морозу. Белый, словно снег во дворе, лист бумаги, ручка с синими чернилами, цветные фломастеры — всё готово. Задача школьника Пашки — писать, а его младшему брату останется нарисовать красивую картинку для Дедушки. Эта предновогодняя магия Пашке знакома не понаслышке. Цепкая детская память ещё хорошо помнит сиротское детство. Помнит, в какой цвет были окрашены стены в спальне детского дома, помнит лица тех людей, которые периодически приходили смотреть на них, как на товар сквозь красивую витрину. У всех детей, что смотрели на мир сквозь окна казённых домов, была только одна мечта, и все письма написаны, как под копирку. В таких условиях это, считай, лотерея. Билет Пашки Сергеева однажды оказался выигрышным, добрый дедушка подарил ему семью, и он из Сергеева стал Макеевым. И, казалось бы, мальчику-сироте пора бы забыть всю свою прошлую жизнь, у него теперь есть всё: мама, папа, старший и младший братья, тёплый уютный дом, где его безмерно любят, и, возможно, в очередном письме Деду Морозу он попросил бы трактор или велосипед, если бы полгода назад всё в его жизни вновь не изменилось к худшему. Всё началось неожиданно, будто бы кто-то ночью забыл закрыть окно, и сквозь него в квартиру проник сквозняк. Он свободно разгуливал по комнатам, путался в оранжевых шторах и воровал из дома тепло, уют и счастье. Понемногу, почти незаметно, но стены в квартире обросли тонкой коркой льда. И вроде бы всё как раньше, но родители всё больше молчали, и мама почти не улыбалась, а сквозняк становился всё сильнее, пока не выдул из этих стен последние остатки чувств. В один летний день, который из окна казался прекрасным, мама, придя из Дворца спорта, собрала вещи в жёлтый чемодан, тот самый, с которым они когда-то ездили отдыхать, забрала их с братом, и они ушли из квартиры, в которой прожили несколько счастливых лет. Уходя, мама не взяла с собой его хоккейную форму, заявив маленькому Пашке, что её тошнит от хоккея и от всего, что с ним связано, и лучше ему поискать себе другое увлечение. Вот так в один день мир маленького мальчика рухнул, развалившись на тысячи мелких деталей, будто его любимый конструктор, и некоторые детали безнадёжно утеряны, а получится ли что-то собрать из того, что осталось, малыш не понимал. Так пролетели ровно полгода. Короткие звонки, редкие встречи с отцом, и мама снова улыбается, открывая ему дверь — правда, её улыбка отныне походила на оскал Снежной королевы. Его старший брат Антон с его отцом общаться не желает вовсе. Пашка понял, что, если они с Матвеем, который ничего не понимал, но, чувствуя повисшую в воздухе тревогу, стал часто просыпаться по ночам, не возьмут всё в свои руки, взрослые, знающие о жизни куда больше, уничтожат всё окончательно. Едва дождавшись новогодних дней, мальчик стал писать письмо волшебнику, однажды совершившему чудо — может, не подведёт и в этот раз?***
На другом конце города, в похожем доме, в квартире на четвёртом этаже на полу сидела красивая женщина. Она аккуратно расставляла под пушистой ёлкой яркие коробки с красивыми воздушными бантами из лент. В этих стенах давно не слышен детский смех, детский голосок давным-давно смолк, но она продолжает покупать подарки для своей маленькой дочки и по традиции класть их под ёлку. Она уже не верит в чудеса. Дед Мороз уже никогда не исполнит её главного желания, а все остальные она может с лёгкостью претворить в жизнь самостоятельно. Она — Виктория Каштанова, несгибаемая бизнес-леди, для которой нет недостижимых целей и невыполнимых задач. Она ничего не боится, кроме одного — по вечерам возвращаться домой, в пустую одинокую квартиру, которая всё больше напоминает холодный замок Снежной королевы — королева в нём она сама. Сердце женщины намертво зашито в груди льдинкой — никому не достать. Доверилась лишь однажды. Красивому, принципиальному и женатому Макееву. Льдинка таяла, в груди невыносимо жгло, до боли кусала губы, хотела стать его первым нарушенным принципом, разрушить все рамки и стереотипы. Нет, она вовсе не чудовище, ей, конечно, было бы жаль, если бы двое малышей по её вине остались без отца, но, чёрт побери, её небеса не жалели. Губы к губам. Льдинка треснула от их жара, но Вика не согрелась. Эффект оказался обратным: осколки льда больно врезались в душу, ранив, а кровь от порезов стекала слезами из глаз. Принципы Макеева оказались сильнее порывов страсти. Он сломал её, она его — нет. Закрылась на все замки, поклявшись: больше никому, никогда, ни за что. В одиночестве спокойнее, никого нет рядом, а значит, никто не сломает тебя пополам, заставив потом долго «срастаться», словно переломаны все рёбра, и даже самые сильные анестетики не помогут спокойно спать по ночам. Снежная королева — в своём ледяном замке, не впускает внутрь ни радость, ни счастье, ни смех, пока однажды серым и мокрым ноябрьским днём он не позвонит в её дверь. Он позвонит — она откроет.***
И, чёрт его побери, впустит. Пригласит войти и позволит обнять. Кожаная куртка пахнет холодом и ноябрьской слякотью, такой же, какая уже несколько месяцев оседает на дне душ обоих, и с этим надо что-то делать. И Сергей делает. Прямо с порога притягивает её к себе, жарко целует в губы. Запускает руки под одежду. Холодный, колкий и чужой, но Каштанова не сопротивляется, всё равно боль снова пронзит её до хруста рёбер, так пусть потом, а сейчас — мир к чертям… Макеев жадно исследует каждый сантиметр её тела жаркими губами и кончиками пальцев, он, кажется, уже и забыл, что способен на что-то подобное. Их с Юлей страсть давно укрыта одеялом быта и мирно спит. Ночь, полная стонов и криков, без извечного вопроса «что дальше?» Ответ на него хорошо известен обоим, оба давно выросли из детских сказок и знают, что они никогда не оправдываются в реальности. Он, конечно, уйдёт. Она не станет удерживать. Ночь без вопросов. Утро без прощаний. Макеев тихо ушёл, оставив чашку кофе на тумбочке у кровати и позволив себе украдкой взглянуть, как каштановые кудри разлились коньяком по шёлку простыней. Вика всё слышала: и шаги, и тихий хлопок входной двери. Вика чувствовала на себе его взгляд, но сделала вид, что спит — так проще. Кофе тем утром был особенно горьким, оставаясь горечью на губах, где недавно горели его поцелуи, а горечь эта потом оседала на самое дно души — давно умершей души, позволившей себе воскреснуть лишь на одну ночь. Тем утром она увидела в окно, как он навсегда уходит из её жизни, чтобы больше не вернуться. Сергей вышел из подъезда и поёжился. За шиворот тут же начал падать мелкий противный снег. Горестно усмехнулся — мол, дожил, небеса сами посыпают твою голову пеплом. Он и сам не понял, зачем пришёл вчера к ней. Просто гулял по городу. Просто ноги привели сами. Просто устал вымаливать у Юли прощения за то, чего не делал вовсе, пусть теперь хотя бы обвиняет справедливо. Этот клубок оказался слишком запутан. Мелкие ссоры и недопонимания, его борьба с самим собой, нешуточная симпатия к Каштановой и запоздалое отрезвление. Когда он точно понял, что, кроме Юли, ему никто не нужен, то обнаружил пустую квартиру и прощальную записку от жены. Редкие встречи с детьми, которые, как оказалось, на расстоянии растут ещё быстрее и каждый миг хотелось запечатлеть. Неустанно повторял детям, что мама с папой их любят и всё обязательно будет хорошо. Сам верил едва ли. Сергей ничего так не хотел, как того, чтобы его сыновья выросли счастливыми людьми, ведь не успеешь оглянуться, как они станут носить такой же размер обуви, как и у него самого. Чтобы выросли счастливыми, не видя слёз своей матери и разборок родителей, словно скопированных из мыльных опер на канале «Россия». Хотел. Не вышло. Кретин. Чем дальше удалялся от дома Каштановой, тем отчётливее понимал, что должен попытаться снова пробить ту стену, что старательно выстроила Юля, и пусть на этот раз он действительно совершил большую ошибку, но пусть она станет последней точкой в этой главе жизни. А дальше с чистого листа.***
Начать с чистого листа в ту самую новогоднюю ночь мечтают абсолютно все. Старательно сжигая бумажки с желаниями, люди обещают себе, что вот теперь-то всё точно будет иначе. Они простят обиды, исправят ошибки, чаще станут звонить близким. Но какой бы волшебной ни была ночь, утро первого января неизбежно, а утром мы непременно убедимся, что кто-то снова приклеил к оконным стёклам прошлогодний пейзаж, а значит, скорее всего, всё останется как прежде. Стол накрыт. Мальчики увлечены подарками от Фролова и Татьяны и весело резвятся в комнате. Позже зайдут Оля с Тоней. Её вспыльчивого сына вновь унесло за тридевять земель — наберёт по видеосвязи, сухо поздравит, и спасибо и на этом. Юля сидела на кухне и молча глотала слёзы, в который раз перечитывая письмо мальчиков Деду Морозу. Почерк неразборчив, и много ошибок, но суть ясна. Её детям совсем не нужны те дорогие игрушки, которые она оставит сегодня ночью под ёлкой, им нужно всего лишь, чтобы мама и папа жили вместе. Так много и так мало одновременно. Женщина вновь подумала о старшем сыне, который, в очередной раз не справившись с эмоциями и посчитав, что все вокруг него неправы, снова оставил семью и уехал. Может, это её вина? Она же воспитала его таким — может, с мальчиками нужно иначе? Может, они вырастут другими, если позволить им быть счастливыми. Стоит выслушать Сергея и попытаться ещё раз ради них. Подумав об этом, Юля уже взялась за телефон, как вдруг в дверь позвонили. В полной уверенности, что это пришли невестка с внучкой, она поспешила открыть. Распахнув дверь, она вдруг увидела его, точно такого же, как шесть лет назад, когда он неожиданно возник на пороге её квартиры. — Извините, Антон Антипов дома? — спрашивает он, как тогда. — Его нет, но вы проходите… — отвечает она. Как было сказано кем-то однажды: «Начать всё с чистого листа нетрудно, трудно изменить почерк». Кто знает, может, они смогут, в эту главную ночь в году… Одна за шикарно накрытым столом, и чёрт его знает, кому она это всё готовит, телевизор, включённый на канал с трансляцией самого новогоднего фильма. Через несколько минут пробьют кремлёвские часы и перелистнётся новая страница жизни. Хотя для неё Новый год — давно уже просто смена календарных дат. Заранее заготовлен листок и спички, чтобы сжечь заветное желание, но проблема в том, что у Каштановой уже нет заветных желаний. Эта ночь утратила для неё всякое волшебство, как, впрочем, и пропала вера в чудеса. Часы пробьют двенадцатый раз, она выпьет бокал шампанского залпом, на секунду пожалев, что туда не добавлен яд, и, выключив надоедливый телевизор, уйдёт спать, на утро собираясь стать такой, как и всегда — несгибаемая пуленепробиваемая специалист высшего уровня Виктория Каштанова. Тогда она ещё не знала, что, даже несмотря на то, что она ничего не просила, наступающий год принёс ей то, что ежегодно у него просят миллионы — совершенно новую жизнь.***
Время летит слишком быстро, года перелистываются, словно страницы. Страницы книги жизни. Снова Новый год, снова завтра. Москва занесена снегом, город стоит в пробках, а по его переулкам снова мчатся ёлки. Из радиоприёмников, стоящих в пробках, то и дело поёт «Фабрика звёзд», поздравляя страну с Новым годом и обещая, что в этот Новый год всё будет, как в сказке. В воздухе будто пахнет мандаринами и живой елью, а самый ходовой товар в магазинах — зелёный горошек. Горожане стали добрее, они чаще улыбаются друг другу, огромный город затаил дыхание в ожидании чуда. Юлия, улыбаясь, перечитывала письмо сыновей к Деду Морозу. Уже второй год мальчики ничего не просили у доброго волшебника с бородой, а лишь благодарили за то, что вернул папу. Теперь Юля точно знает, что счастье детей и их счастье стоило тех усилий, которые пришлось приложить для воссоединения семьи. Конечно, удалось не сразу, а с некоторыми обстоятельствами она не смирилась и до сих пор, но ради Сергея и сыновей она пытается, правда. Женщина взяла телефон и набрала номер мужа, чтобы попросить заехать в магазин игрушек и купить ещё кое-что. Сергей лениво переключал волны радиостанции и дворниками счищал снег с лобового стекла, когда телефон оповестил о новой публикации в соцсетях. Мужчина провёл пальцем по экрану — на дисплее гаджета возникла новая публикация в «instagram» от Виктории Каштановой. Танцевальный зал с огромными зеркалами до пола. В одно из зеркал смотрела маленькая белокурая девочка с маленькой «гулькой» на макушке. Ручками и носом малышка упиралась в стекло. На ней были белые колготки, того же цвета туфельки и голубое платье с балетной пачкой. «Дарина хочет в Большой» — гласила надпись под милым фото. Макеев не сдержал грустной улыбки: его дочке уже два года, а он ещё не знакомил её с сыновьями, да и сам за это время виделся с ней всего три раза. Вика с их дочерью живёт в Стамбуле, туда каждые выходные летать не станешь. Главное — успеть сказать дочери, что она так же дорога ему, как и сыновья. Телефон зазвонил в руках, он тут же снял трубку и, выслушав жену, спросил: — Юляш, как думаешь, может, пора познакомить мальчиков с Дариной?***
— Даринка, а кто там в зеркале? — женщина подошла к малышке и, присев на корточки, обняла её, — Самая красивая девочка, да? Дарина — «подаренная». Дочка стала для Каштановой и главным новогодним подарком, и смыслом жизни. Совершенно новой жизни, в которой снова были и смех, и радость, и счастье. В небольшой квартирке с видом на Босфор царят теплота и уют, по полу разбросаны игрушки, а с новогодних подарков под ёлкой будут с интересом сняты цветные упаковки. Большего успешной женщине Виктории Каштановой и не нужно. Достаточно просто смотреть, как её копия, словно вышедшая из её детских фотографий, улыбается зеркалу. Хотя нет, одно желание у неё всё-таки есть. Пусть дочка всегда будет счастлива, и именно это она и напишет завтра на листочке, чтобы после сжечь.***
Нет. Люди вольны верить или не верить. В себя, Деда Мороза и чудеса, но всё же… Сколько бы нам ни было лет, мы все верим в волшебство этой ночи, даже если упорно твердим обратное. Стоит ёлочным гирляндам замигать, как внутри нас просыпается ребёнок, искренне верящий в чудо. И чудеса происходят. Письма доходят до Деда Мороза, незагаданные желания сбываются, а дети растут счастливыми. С Новым годом!