Точно в цель

      Сегодня лыжи скользят до раздражающего хорошо, легко ложатся по трассе и разрезают снег так плавно, что Чан вначале даже не чувствует тяжести винтовки за спиной. Он работает в гору, используя палки, и не думает.

Не думает. Думает.

      Чан не рад, что команда привезла ему такой большой задел. Сейчас ему как никогда хочется конкуренции: убегать от соперников или, наоборот, видеть их спины. Злиться и работать до сбившегося дыхания.       Картинка, случайно украденная взглядом в вакс-кабине, стоит перед глазами, и Чан хотел бы ее отбросить, но… трасса длинная, белая, чистая. Отвлечься не на что.       Феликсовы губы на губах Сынмина. Трепетные. Касаются чужих осторожно. Чану не больно.

Не больно. Больно.

      Когда Чан подъезжает к стрельбищу, ветер щиплет и колет в щеки, а флажки на огневом рубеже колеблются почти параллельно земле. И это отличный шанс избежать победы. Впервые в жизни Чана тошнит от одной только мысли о финишных объятиях.       Чан вставляет обойму куда медленнее, чем обычно, поднимает винтовку и прижимается щекой к прикладу. Нарочно не выцеливает мишени, только задерживает дыхание и представляет на месте крошечных черных кружков свое лицо. Он нажимает на спусковой крючок и

попадает точно в цель.

      Черный кружок сменяется белым, следом второй, и так все пять. Последнюю стойку в этой гонке Чан отрабатывает на отлично. Трибуны взрываются ликованием с последним выстрелом, и Бан взрывается сам тоже где-то внутри. Его передергивает от воспоминания о касании Феликса при передаче эстафеты, и он только надеется болезненно упасть на каком-то из спусков, чтобы потерять скорость, сломать лыжу, палку, руку — что угодно, лишь бы не стоять на награждении рядом со своей командой,

в которой Феликс.