***
К вечеру предсказание сбылось. Даже слишком — за каких-то пару часов снег засыпал город месячной нормой. Красиво. Почти как на картинах Кинкейда. Правда, вместо миленьких уютных домиков архитектурные многоэтажные монстры. В своих фантазиях всегда представлял, как заявлюсь в Питтс вот именно в такой сказочный зимний вечер. Как проеду по сияющим огнями улицам. Вдохну забытый запах Рождества моего детства. Как будет рада моему появлению вся наша банда… Но, как обычно бывает в мечтах, совершенно забыл, какой проблемой может стать чертов снегопад. Пусть даже и очень красивый. Рейс в восемь. В пять уже вызываю такси — добраться до аэропорта вовремя та еще проблема. Снег не прекращается ни на минуту. Машина приходит всего лишь с десятиминутным опозданием. Но я все равно нервничаю. Приезжаем, когда регистрация почти завершилась. Мне везёт. Из-за погоды посадку еще не обьявили — снегоочистители усиленно утюжат взлетную полосу.***
Приземляемся в Питтсе с задержкой в целый час. Здесь то же самое. Кажется, снежное облако преследует именно меня. Мне нужно в лофт. Но времени нет совсем. Беру такси и отправляюсь сразу к Деб. Наверняка все уже там. И он тоже. Мы виделись всего месяц назад, но по ощущениям прошло минимум полгода. Волнуюсь страшно.***
Дом Новотны самый яркий на улице. Нет, скорее, во всем городе. Чтобы не навредить глазам смотреть на него нужно сквозь сварочную маску. Но мне приятна эта безвкусица. Я люблю этот маленький странный домик. И его хозяйку. Дверь долго не открывают. Неудивительно — доносящийся шум оправдывает промедление. — Это Джастин, мама! Это Джастин! — верещит Гас. Подхватываю его на руки. Целую в мягкие щечки. От него пахнет всем тем, чем пахнут дети в Рождество — шоколад, имбирное печенье, лакричные леденцы. Он снова подрос, и еще больше стал похож на своего отца. Только глаза темно-голубые. Красивый ребенок. — Джастин, детка! Где вы так долго? Мы уже заждались, — Эммет обнимает, обдавая запахом индейки и какого-то жутко дорогого парфюма, — где Брайан? Гас уже издергался в ожидании подарков. — Разве он не здесь? Я прямо из аэропорта. А позвонить не смог — трубка сдохла еще два часа как… — Пойдем, малыш, будем ждать его вместе. Он, наверное, уже на подъезде. Все вскакивают со своих мест, приветствуя. Ор стоит несусветный. Каждый норовит обнять. Пощупать. Потрепать по щеке. Для них я все тот же подросток. И сейчас именно так себя и чувствую. — Что, Мистер Великолепный в своем репертуаре? — Дебби возмущается, но только для порядка. На ее лице легкая улыбка. — Садись, Солнышко. Поешь с нами. Ты голоден? Конечно, ты голоден. Жить вдалеке от дома, то еще испытание. А о нем не беспокойся. Сейчас припрется. Визит без опоздания для Брайана не визит. Вовремя он только в «Вавилон» заявляется. Хотя, туда во сколько не приди — все равно успел. Мое настроение заметно гаснет. Встреча больше не радует. Ведь его нет… — Давайте ему позвоним, — Майки быстро набирает на мобильный, — отключен… Странно. Сейчас на домашний попробую. И со вторым телефоном та же хрень. Чтобы не портить постной физиономией всеобщее веселье решаю ехать в лофт. Пока жду такси все по очереди упрашивают остаться и поужинать. Забыли, видимо, что я король упрямства. Соглашаюсь только на полчашки эгг-нога и маленький, по меркам Дебби, кусочек индейки.***
Фуллер тоже вся в снегу. Вокруг темно. Прохожих нет совсем — Рождество. Мягкий желтый свет на третьем этаже учащает сердцебиение — значит дома. Руки заметно дрожат, когда поднимаю решетку лифта. Не знаю, что ждет за тяжелой металлической дверью. Вдруг он не один? Ревность острым краем проходится по сердцу. Как ни странно, никто не открывает. Хорошо, что ключ со мной. Не хочется, знаете ли, проводить праздник у лифта, ожидая когда явится цель моего визита. Резко, рывком откатываю дверь. Тихо ступаю, на ходу бросая рюкзак и стягивая теплую куртку. То, что я вижу вводит в состояние шока средней тяжести — на фоне окна стоит самая настоящая елка. В высоту футов десять, не меньше. Украшена большими, переливающимися перламутром, красными шарами. И такими же яркими бархатными бантами. Никакого креатива. Все традиционно. Почти классически. Повсюду, где есть подходящее место, стоят пуансеттии, сплошь в алых цветах. На дизайнерском столике неслыханная дерзость — низкая ваза из толстого стекла полная медовых пряников с шоколадной крошкой. В довершение, на огромном экране черно-белая Монро спешит на свидание к такому же черно-белому Кертису. Повсюду ощущается стойкий, очень стойкий мандариновый запах. Тихо и медленно поднимаюсь по ступенькам спальни. Темно, только приглушенный свет из ванной слегка освещает кровать, и голого, лежащего вниз лицом, Брайана. Спит. Быстро раздеваюсь. Ложусь рядом. Легонько перебираю его волосы на затылке. Боюсь разбудить. И очень хочу этого… Мягко целую шею, плечи, балдея от запаха разогретого сном тела. Я страшно соскучился… Спускаюсь поцелуями вниз, к ягодицам — он спит, и я могу немного пошалить. — А-а-а, Тэйлор… Явился наконец. Где, блядь, так долго шлялся? — все-таки проснулся. Но разве я не этого добивался? — Рейс задержали, — отвечаю, не переставая целовать его поясницу, — ты вообще видел, что творится на улице? — Ага. Через окно. Три дня из дома ни ногой, — голос хриплый, сонный. — А что так? — я готов уже нырнуть языком между маленьких упругих смуглых ягодиц. — Свет включи. Делаю как он просит. Освещение, конечно, не яркое. Но достаточное, чтоб увидеть все, что нужно — небольшая, ладная задница, покрыта мелкими, с горчичное зерно, пупырышками. Вот это да! Я думал, глупости позади. Мало того, что где-то шлялся, так еще и с последствиями. Весь задор мгновенно испаряется. И зачем только приехал? Чертов Кинни! Никогда не изменится! — Так, все понятно, — поднимаю с пола штаны. Резко садится, хватает меня за запястье: — Что тебе, блядь, понятно? Вот ты весь в этом — чуть что не так, и ты сразу уходишь! Оставь трусы нахуй в покое. Иди лучше посмотри в мусорное ведро на кухне. Если это не претит Вашему Высочеству. Я зол. Чертовски. Опять его приколы. Нашел пацана. В ведро, конечно, загляну. Все равно мусора там никогда не бывает. А если и бывает, то так, какая-нибудь мелочь. Типа упаковки от презервативов. На этот раз контейнер забит почти доверху... обрывками мандариновой кожуры. Так вот откуда запах! Сколько же нужно было съесть? Фунтов десять точно. — Кто это столько нажрал? — с него станется замутить какую-нибудь групповуху с всеобщим поеданием цитрусовых. — Я! Или ты по моей заднице не видишь? Ты же специалист в этом! — В задницах? Еще бы! — издеваюсь. — Ты тупой, Тэйлор? Я об аллергии говорю. И тут меня ломает уже всерьез — ржу, не переставая. А он смотрит с недоумением, и глаза у него как у Гаса. Тридцать пять, а все равно ребенок. Сожрать ведро мандаринов!***
Стоит на коленях по центру кровати. Смотрит в глаза. От детской неловкости ничего не осталось — взгляд снова полон секса. Завожусь с полоборота. Так, наверное, будет всегда. Хочу его безумно. Ответное желание тоже весьма заметно — все девять дюймов в полной боевой. Из щелки на головке сочится влага. Наклоняюсь и собираю губами. Обхватываю мягко, пропуская глубже. Разбухшая головка ощущается на языке приятной тяжестью. Делаю несколько плавных движений. Он глухо стонет. — Ляг на спину… — просит тихо. От его голоса по затылку пробегают мурашки. В последний раз касаюсь губами горячей гладкости и послушно опускаюсь на темную ткань. Нависает, удерживая свой вес на руках. Долго смотрит в глаза. Наконец наклоняется и целует… Мне никогда не наскучат его губы. Нежный, но такой виртуозный язык. Его мягкая, ласковая настойчивость. А то, что этот божественный рот принадлежит только мне, распаляет неимоверно. Даже сейчас, когда мы столько лет вместе. Легонько целует щеки, линию челюсти. Опускается к шее. Слегка засасывает кожу на адамовом яблоке. Скользит языком по груди, задевая соски. Нежно их прикусывает. Ныряет в пупок. Протяжно стону — сдерживаться дольше нет никаких сил. Зарывается носом в волоски на лобке: — Как я люблю твой запах… — мой и без того твердый член, наливается еще больше, — ты пахнешь… какой-то специей… не помню. Мне охуенно нравится… никто не пахнет так, как ты… Языком проходит по всей длине моего члена. Насаживается жарким ртом почти до конца. От нетерпения двигаю бедрами, приоткрывает губы чуть больше, пропуская вглубь. Глухо стонет, пока я трахаю его в рот. А у меня вскипает внутри от того, что он мне позволяет. Бурное воображение сразу рисует картинку как все выглядит со стороны, и я срываюсь, заливая его рот до краев. Сглатывает и нежно вылизывает до суха. Мягким языком касается поджавшихся яиц. Обхватывает губами сразу два. Всасывает. От этого мой член снова наливается: — Трахни меня…слышишь…давай… Брайаннн… Еще несколько раз он проделывает то же самое. То заглатывая мошонку целиком, то играя яйцами по отдельности, доводя почти до оргазма. Пока раскатывает латекс, смазывает, растягивает, пристально, не моргая, смотрит в глаза. Заводят не эти манипуляции, а его взгляд. Ничуть не изменившийся за все то время, что мы вместе. Он всегда смотрел так, с первой ночи. Уже тогда мне казалось, что он любит меня. Я чувствовал это… Входит неглубоко. Движется медленно, задевая головкой бугорок простаты. Охрененно... Но этого мало. Не выдерживаю и подаюсь на встречу, обхватывая за бедра ногами. — Ахх! Тэйлор! Осторожно… мне больно. И… чешется… Если бы не дикое возбуждение, я бы точно заржал. А так просто возвращаю ноги обратно на постель и разрешаю себе насладиться происходящим. Ускоряется, вбиваясь короткими сильными толчками: — Ты… еще долго? Я… больше… не могу… Аааах, — валится сверху весь влажный, — люблю…тебя…пизденыш, — шепчет на ухо. Проливаюсь только от его слов, склеивая теплым наши животы… Отдышавшись, нагло заявляю: — Следующий раз мой! — Ага, надейся! Что, не видишь — у меня инвалидность. Так что я только сверху. — Ну, мы что-нибудь придумаем чтобы не травмировать твою «инвалидность». В общем, таблетки тебе нужны. Или мазь. Антигистамин, короче. — Спасибо, доктор Тэйлор. Больной обследован и излечен. Почти. Твоя мать помогла. Позвонил ей якобы спросить о подарке. Ну, для тебя. «Все просто, Брайан. Поставь в лофте елку. Большую, украшенную красным. Его бабушка всегда так делала. Он мог смотреть на нее часами». Я, конечно, не твоя бабушка, но решил сделать тебе приятно. Потом спросил чем лечить аллергию. Она тут же решила, что с тобой что-то произошло, и мы скрываем. Сказал, что для меня. Удивилась, конечно. Но явилась тут же. Скупила пол-аптеки. Смотрела сочувственно. Недолго, правда. Минуты две. Потом рассмеялась. Ты весь в нее. — Кстати, как ты так умудрился? Это ж сколько нужно было сожрать… — Все началось дней десять назад. Купил фунт. Съел. Ничего так. Не яблоки, конечно, но сойдет. Назавтра снова фунт. Потом стал брать по два. И так каждый день. Сначала ел их, разделив на дольки. Положив в рот целиком охренел — их форма, объем, упругость, напомнили твои… яйца. Смотрю на него и меня переполняет нежность: — Господи, Брайан, ты невероятен! Поглощать тонны мандаринов, только потому, что они, видите ли, напомнили чьи-то яйца! — Не чьи-то, блядь, а твои. В этом и разница. Ты же знаешь, цитрусы я не очень люблю. Но теперь каждый вечер на ужин был виски и эти оранжевые штуки. Привык. А позавчера появилась гребаная хрень. Чешется, сука, зверски. Сплю исключительно на животе. Задолбало. — Тебе на ночь таблетку нужно выпить. Завтра будешь как новенький. — Встаю, иду на кухню за минералкой и лекарством. Запивает малюсенький белый кружочек, морщась, как ребенок. — Кстати, завтрашний обед у Дебби тоже никто не отменял. Да и подарки раздать нужно. Лежит на животе, закрыв глаза — таблетка начинает действовать. Скоро его совсем поглотит сон. — Какие нахуй подарки? Каждому чек на пятьсот баксов. Думаю, не обидятся. Гасу, правда, еще какую-то летающую радиоуправляемую хуйню купил. Но не вздумай ее трогать. Там все упаковано… Уже почти сквозь сон тихо произносит: — Тэйлор, если кто-то из наших узнает о причине моей… аллергии, я тебе твои… мандарины нафиг оторву… — Я думал сожрешь? — Ага, предварительно разделив на дольки… — добавляет шепотом и мгновенно отключается. Нежно целую несчастные ягодицы и укрываю их прохладной шелковой простыней. А сам быстро валю к елке — посмотреть на игрушки. И еще на «какую-то радиоуправляемую хуйню».