Всё, что нужно мне в Рождество, — это ты

      — Куда ты меня тащишь? — смеясь, спросила Джоанна, впрочем, даже не пытаясь вырвать руку из ладони Себастьена. — Мы и так заблудились. Разве нет?       — Так, — тот резко остановился, и Джоанна всем телом налетела на него, — кажется, нам налево.       — Не проще спросить дорогу у кого-нибудь?       — А ты оглянись. Только такие сумасшедшие, как мы, могли потащиться в Лувр в Рождество.       Джоанна окинула взглядом пустой зал и вздохнула — вокруг не было ни души. Даже аудиогид смолк, а вместо него из динамиков неслась зажигательная мелодия и голос Мэрайи Кэри:       Я не хочу многого на Рождество,       Мне нужно лишь одно,       Меня не интересуют подарки       Под новогодней ёлкой.       Я лишь хочу, чтобы ты был моим,       Сильнее, чем ты можешь себе представить.       Пусть сбудется моё желание,       На Рождество я хочу лишь тебя.       — Обожаю эту песню, — подпевая, промурлыкала Джоанна.       Однако Себастьен не разделял весёлого настроения подруги. Он озирался по сторонам и уже через пару минут увлёк её туда, где, по его подсчётам, была дверь, ведущая на улицу.       — Коренной парижанин, — хмыкнула Джоанна, догоняя Себа и взяв его под руку, — а найти выход из Лувра не в состоянии.       — Я уж и не помню, когда был тут последний раз. Не удивлюсь, если гораздо раньше тебя.       Они медленно спускались по лестнице, и Джоанне показалось, что они вот-вот окажутся в подвале. Но спустя мгновение она ахнула от восторга — перед ней сиял великолепием первый египетский зал. Он был совсем не такой яркий и роскошный, как, например, залы с картинами итальянских художников, но очаровывал мгновенно, напрочь лишая чувства реальности. Словно заворожённая, Джоанна медленно углублялась в помещение, переходя от одного экспоната к другому, увлечённо рассматривая статуэтки богов, религиозные тексты, нанесённые на пергаменте и спрятанные под защитные стёкла, арфы, модель корабля, всё больше проникаясь атмосферой Древнего Египта и напрочь забыв и о Рождестве, и о Себастьене. А тот, осторожно ступая, чтобы не нарушить тишину, двигался следом и снисходительно улыбался, присматриваясь, как Джоанна восторженно разглядывала музейные экспонаты. Она была похожа на ребёнка, чья мечта вдруг осуществилась, и Себастьен не смел нарушить это. Они потеряли счёт времени, медленно минуя метр за метром, выставку за выставкой.       — Потрясающе! — наконец выдохнула Джоанна, с трепетом глядя на очередной фрагмент какого-то текста. — Я будто нахожусь в далёком прошлом. Вот это атмосфера!       Себастьен взглянул на наручные часы и, присвистнув, в ужасе уставился на подругу:       — Музей-то закрылся!       — Только не говори…       Джоанна огляделась: за окнами ярко горели фонари, разбавляя вечерний сумрак, а вот внутри свет был приглушён; на стены, в полумраке казавшиеся песчаными, падали тени сфинксов, заставляя поёжиться, — зрелище было пугающее. Джоанне вдруг стало неуютно, по спине пробежал неприятный холодок, и она невольно прижалась к Себастьену, словно ища защиты. Тот обнял её, давая понять, что с ним нечего бояться.       — Что будем делать? — казалось, она вот-вот расплачется от бессильной злости на себя.       — Праздновать Рождество, — усмехнулся Себ, отпустил её и снял с плеч рюкзак. — Не зря всё-таки в магазин зашли до Лувра.       — Мы вообще сюда не собирались, — удручённо констатировала Джоанна, пряча глаза. — Я могла бы сходить в другой раз.       Себастьен, прекрасно зная настойчивость подруги, только беззлобно хмыкнул и отошёл к деревянной широкой, но короткой лавке у стены и уже выкладывал из рюкзака нехитрую провизию: сыр, багет, фрукты и бутылку шампанского. Джоанна, бросив быстрый взгляд на возвышавшегося неподалёку сфинкса, вздрогнула и поспешила присоединиться к Себу — с ним определённо было не так страшно. Тем более в этот момент погасли последние тусклые лампы и зал погрузился в темноту. Лишь в окно с улицы проникал свет фонарей.       — Ну вот, — откупоривая шампанское, улыбнулся Себастьен и глазами показал на импровизированный натюрморт, — стол есть. Со стульями дело обстоит несколько сложнее.       — Да чёрт с ними, — отмахнулась Джоанна, усаживаясь прямо на натёртый до блеска пол и скрещивая по-турецки ноги. — Так даже удобнее.       Мужчина рассмеялся и последовал её примеру, устроившись рядом, передал тяжёлую бутылку и виновато развёл руками:       — Прости, бокалов нет.       — Переживу, — усмехнулась Джоанна, пригубила шампанское прямо из горлышка и вернула бутылку Себастьену. — Счастливого Рождества!       — Счастливого Рождества! — тот поднял сосуд на манер бокала и, тоже сделав несколько глотков, отломил кусочек сыра и протянул Джоанне. — Ты, наверное, прокляла тот день, когда согласилась остаться в Париже на праздники.       — Отнюдь. Знаешь, это, наверное, лучшее Рождество в моей жизни.       Джоанна, мечтательно улыбаясь, вспомнила, как несколько дней назад обречённо шла по аэропорту Руасси в ожидании начала регистрации на рейс до Нью-Йорка. Она спешно покидала Париж, в который раз ругая себя за визит к старым друзьям: они жили своей жизнью, так что Джоанна чувствовала себя лишней. Она словно наблюдала за ними со стороны, но не участвовала в предпраздничной суете, боясь помешать. И она, недолго думая, собрала вещи и, сославшись на срочные дела в Штатах, покинула шумный дом. И тогда, в Руасси, Джоанна вдруг ясно ощутила своё одиночество, даже ненужность, и оно угнетало, болью сковывало сердце, пытаясь прорваться наружу слезами.       — Чему ты улыбаешься? — вывел её из задумчивости голос Себа.       Джоанна положила голову на его плечо:       — Как бы вычурно и странно это ни звучало, но у тебя получилось сделать меня счастливой. Я снова чувствую себя нужной, другом, как раньше.       — А как иначе? — пожал плечами Себастьен. — Тебе не кажется, что нас свела сама судьба? Мы столько лет не виделись, а встретились там, где вообще не должны были оказаться в то время.       Они говорили шёпотом, словно боясь нарушить абсолютную тишину пустого музея, устремив взгляды в окно, за которым виднелись разноцветные гирлянды и фонари, в свете которых в воздухе кружил белый, пушистый рождественский снег.       — Знаешь, — продолжил Себ, обняв Джоанну за плечи, — когда сорвалась моя встреча с друзьями, я расстроился. Просто давно их не видел и очень ждал того дня. Но позвонила дочь, попросила отвезти её в аэропорт, и я понял, что именно для этого провидение тогда лишило меня друзей. Только теперь я осознаю, что всё это случилось, чтобы мы встретились.       — Перестань, — усмехнулась Джоанна. — Ты правда в это веришь?       — Я не говорил тебе: Луна ведь не хотела в Штаты на каникулы, но вдруг передумала — резко, в один момент. И день превратился в скачки по магазинам, пробкам, аэропорту. В Руасси я был уже без сил. Отошёл от стойки и вдруг понял, что в глазах всё сливалось в мутное пятно. Я не рассмотрел даже лица Луны, но твоё увидел отчётливо. Не сразу поверил, что это ты, но теперь… Рад, что ты согласилась встретить со мной Рождество.       — Тебе невозможно было отказать. Ещё в первые минуты стало ясно, что встретились два одиноких человека. И в самый нужный для обоих момент. Я не хотела покидать Париж, но ты не просто дал повод остаться, а предоставил шанс вновь обрести друга. Да и эти голубые глаза ещё в молодости сводили меня с ума.       Джоанна рассмеялась и подняла голову, бросив на Себа быстрый взгляд. Мужчина, глядя в пустоту, улыбался:       — Молодость… Помнишь, как настойчиво ты сводила меня с Лали?       — И, заметь, оказалась права. По правде сказать, ты мне самой безумно нравился, и если бы не мой любимый Кри-Кри…       — Да, если бы не Кристиан…       Джоанна устремила на Себастьена удивлённый взгляд, но мужчина, задумавшись, смотрел прямо перед собой. Её вихрем закружили воспоминания, и сердце щемило от осознания бесполезности жизни. Почему-то именно сейчас Джоанна отчаянно хотела быть просто счастливой, любимой женщиной. Два дня, проведённые в квартире Себастьена, лишь усилили это желание, но она старательно гнала эти мысли, убеждая себя, что вполне привыкла и смирилась с судьбой. Но чем дольше Джоанна находилась с Себастьеном, тем чаще его близость вызывала невольный трепет, а по телу пробегала дрожь.       Себ протянул ей бутылку:       — За любовь?       — Прекрасно. За неё.       Она, сделав глоток, вернула шампанское Себастьену и потянулась за мандарином. Мужчина, выпив, отставил бутылку и взял Джоанну за руку:       — Может, подаришь мне танец? В честь Рождества.       — А… Музыка?       — Спой. Ту песню, что ты напевала. Мэрайи Кэри.       — Она динамичная, — в голосе Джоанны звучало сомнение.       — А ты пой медленно, — попросил Себастьен, помогая подруге подняться.       Он обхватил её талию и рывком прижал к себе. Джоанна удивлённо вскинула брови, ощущая, как по телу пробежал ток, но через мгновение прильнула к Себу и тихо запела:       Я не хочу многого на Рождество,       Мне нужно лишь одно, и       Меня не интересуют подарки       Под новогодней ёлкой.       Я не хочу вешать носок       Над камином,       Меня не сделает счастливой       Игрушка от Санта-Клауса на Рождество.       Я лишь хочу, чтобы ты был моим,       Сильнее, чем ты можешь себе представить.       Пусть сбудется моё желание,       На Рождество я хочу лишь тебя.       Она пела на какой-то немыслимый мотив, пытаясь создать хотя бы подобие медленной песни. Голос предательски дрожал, как и руки Себастьена, всё сильнее прижимавшие Джоанну. Она подняла голову — Себ пристально смотрел на неё. Голубые как озёра глаза лихорадочно блестели, дыхание сбивалось, горячие ладони заскользили по спине.       — Продолжай, — хрипло попросил Себастьен, и Джоанна вновь запела:       Я не буду просить многого на это Рождество,       Я даже не буду желать снега, и я,       Я лишь хочу продолжать ждать       Под омелой.       Я не буду составлять список и отправлять его       На Северный полюс Святому Николаю,       Я даже не буду бодрствовать ночью,       Чтобы услышать волшебный цокот оленьих копыт.       Ведь я лишь хочу, чтобы ты сейчас был здесь       И крепко меня обнимал.       Что ещё я могу сделать?       О, малыш, на Рождество я хочу лишь тебя.       Они не сводили друг с друга глаз. Взгляды проникали в сердца, заставляя их то бешено колотиться, то почти останавливаться. Джоанна задохнулась, когда Себастьен коснулся поцелуем её губ. Она всем телом подалась навстречу, руки скользнули по его груди. В ушах нещадно шумело, но это не помешало уловить едва различимый шёпот:       — На Рождество я хочу лишь тебя.       — Пусть сбудется моё желание, — улыбнулась в ответ Джоанна, снова прильнув к губам Себастьена.       Упоённый, волнующий поцелуй заставил их забыть обо всём, потеряться во времени и пространстве. В мире были лишь они и рождественские огни, любопытно заглядывающие в окна музея. Но в это единение душ вдруг бесцеремонно кто-то ворвался — тишину нарушили тяжёлые шаги, по стенам скользнул яркий луч фонарика, после чего над сводами зала прозвучал зычный голос:       — Кто здесь?       Джоанна вздрогнула от неожиданности, и Себастьен крепче обнял её. В зале показалась высокая тёмная фигура, и тут же пару ослепил свет. Не дождавшись ответа, мужчина снова заговорил:       — Кто вы и что здесь делаете?       — Понимаете, — с трудом разлепляя веки, проговорил Себ, — мы заблудились и до закрытия не успели найти выход. На помощь и не надеялись, поэтому… — он неопределённо махнул рукой в сторону импровизированного рождественского ужина.       — Допустим. А мобильные вам на что? Или вы — выходцы из Древнего Египта?       Джоанна, уткнувшаяся лицом в грудь Себастьена, вдруг залилась смехом. Себ в недоумении взглянул на неё, но уже через мгновение рассмеялся и сам.       — Убирайтесь отсюда, пока я полицию не вызвал, — беззлобно проворчал мужчина. — Если б не Рождество, я бы не раздумывая вызвал копов…       — Спасибо! — Джоанна и Себ быстро собрали остатки еды и шампанского и последовали за охранником. Пять минут переходов по уснувшим залам Лувра — и они оказались в сердце морозного рождественского вечера, украшенного разноцветными огнями, в которых кружили мягкие белые хлопья, и их безграничным счастьем, переполнявшим одинокие до этой минуты сердца.       За их спинами уже давно закрылась тяжёлая дверь, а они зачарованно смотрели на залитую светом фонарей заснеженную улицу, благоговейно вслушивались в тишину и крепко держались за руки.       — Как мы могли забыть про телефоны? — усмехнулась Джоанна, вдруг вспомнив, как глупо они выглядели в глазах охранника, истерично смеясь при упоминании о мобильниках.       — Нам всё равно некому звонить, — пожал плечами Себастьен.       — Ты прав… Что будем делать?       — Поедем ко мне и продолжим начатое, — в голосе мужчины звучали игривые нотки, среди которых несложно было угадать и нетерпение, и отчаянное желание. Он развернул Джоанну к себе и сгрёб в объятия. — Но предварительно нужно закончить пару дел.       — Каких? — она подняла на Себа удивлённый взгляд.       Себастьен ласково провёл ладонью по влажным от снега золотистым локонам, неотрывно глядя в искрящиеся карие глаза. Взгляд скользнул по приоткрытым от удивления губам, и от него Джоанну бросило в жар. Себ судорожно сглотнул и тихо ответил:       — Я очень хочу продолжить этот праздник. Ты согласишься встретить со мной и Новый год?       — Снова в Лувре? — рассмеялась Джоанна.       — Это уже банально, — усмехнулся Себ. — Что думаешь о Нью-Йорке?       — Уверен? — усомнилась она. Джоанна до дрожи боялась броситься в этот бурлящий страстью омут, но и отчаянно этого хотела.       — Я не сейчас это придумал, а принял решение ещё в Руасси, когда встретил тебя.       — Себастьен…       Джоанна почувствовала, как по венам разливалось давно забытое чувство: спонтанное, безотчётное, волшебное. Её пальцы скользнули по горячей небритой щеке мужчины, а он взял прохладную ладонь и поднёс к губам, согревая её дыханием.       — Ты не против? — с надеждой спросил он.       — Я счастлива.       — Так чего же мы ждём? Мне нужно заказать билет на завтрашний рейс до Нью-Йорка.       Улыбаясь, обнявшись, они сделали несколько шагов по направлению к стоянке такси, но Себастьен вдруг резко повернул назад, снова увлекая женщину ко входу в Лувр. Остановившись у самой двери, он прильнул к губам Джоанны долгим поцелуем.       — Забыл о втором деле, — загадочно улыбнулся Себ, отстранившись. — Вот теперь всё в порядке. Можем идти.       И они снова устремились к такси. По пути к стоянке Джоанна оглянулась и рассмеялась, разглядев над дверью неясные очертания рождественского венка из омелы.