You're my inspiration

Последний взмах кистью над холстом, подпись, и ещё одна картина закончена. Я облегчённо вздыхаю и вытираю вспотевший лоб тыльной стороной ладони. Руки испачканы в краске до самых локтей, волосы растрёпаны, на старых джинсах и футболке красуется несколько ярких пятен. Вытерев руки, я осторожно переставляю картину с мольберта на пол, прислоняю к стене. Сажусь напротив, поджав ноги под себя, любуюсь своим творением. Бегаю глазами по только что законченному натюрморту, пытаясь найти недостатки. Но, как бы сильно мне этого ни хотелось, я не в состоянии найти ни одного недочёта. Всё идеально: и блик на старой вазе, и кружево на белой шторке, и маленькая пчёлка, сидящая на подоконнике. Чувство некого удовлетворения и счастья заполняет грудь, выливаясь в широкую улыбку на моём лице. Поднимаюсь с пола и, бросив последний взгляд на картину, покидаю студию. Продолжая улыбаться, как идиот, прохожу мимо отца, сидящего в кресле. - Что, Луи, ещё плюс одно удачное творение? – он отрывается от чтения газеты и подмигивает мне. - Да, пап. Можешь посмотреть, картина в студии, - отвечаю я ему. - Что на этот раз? Портрет? Или, может быть, пейзаж? – снова углубившись в чтение спрашивает отец. - Не угадал, пап. Натюрморт, - уже из ванной кричу я ему. Запираю дверь, скидываю с себя всю грязную одежду, кидаю в корзину для белья. Включив воду в душевой кабинке, встаю под прохладные струйки воды. Закидываю голову и провожу рукой по намокшим волосам. Вода стекает по лицу, смывая усталость. Прислоняюсь спиной к холодному стеклу стены душевой кабинки, медленно сажусь на пол. В такие моменты не хочется ни о чём думать, а просто расслабиться, позабыв на пару минут о мире, находящемся за пределами ванной комнаты. Что я, собственно, и делаю. Не знаю, сколько времени я наслаждался шумом воды, сидя на полу, но мои раздумья о смысле жизни и прочей ерунде прервал настойчивый стук в дверь и озабоченный голос отца: - Луи, у тебя всё хорошо? Так, если папа начал волноваться, то прошло не меньше сорока минут. Да, со мной бывает такое, и я не замечаю, как проходит время. - Всё нормально, пап. Просто краска с рук плохо смывается, - ни на секунду не задумавшись, соврал я. Чёрт, а краску то на самом деле не плохо бы отмыть… Быстро поднявшись на затёкших ногах, я схватил мочалку и начал энергично тереть ею своё тело. А краска и впрямь не хотела просто так расстаться с моими руками… Я тёр руки так, что кожа на них покраснела, но яркие пятна всё-таки смылись. Выйдя из душа, я сразу же закутался в белое махровое полотенце, не давая холоду атаковать меня. Снова прохожу мимо папы, так и не поменявшего места своего положения. Он поднимает на меня глаза и сразу же опускает их, натягивая издевательскую улыбку: - Ну что, отмылась краска? – он едва слышно посмеивается, а у глаз появляются морщинки, доставшиеся мне от него. - Да, отмылась, - улыбаюсь, понимая, что отец меня раскусил. Опять. Он всегда это делает. Хотя, это и не сложно. Он прекрасно знает, что я люблю вот так зависать в душе. Как же я всё-таки люблю его… Он – единственный близкий мне человек, который никогда не покинет меня. Раньше мать я тоже относил к этому редкому классу людей, но, как показал жизненный опыт, делал это зря. Мать ушла к другому мужчине, бросив нас с отцом, когда мне было шестнадцать. Наверное, это расставание было для меня самым трудным в жизни. Вы не представляете, каково это, терять человека, которого любил, чувствовать, что он ускользает, как вода из рук. Хотя я и не приучен плакать из-за каждой мелочи, тогда эмоции взяли верх надо мной. Я не мог разобраться в своих чувствах: обида и чувство того, что тебя предали, бросили, подавляли всю любовь к маме, ранее плескавшуюся в моём сердце. Только вслушайтесь: мама. Как прекрасно звучит это слово, правда? Раньше оно всегда ассоциировалось с тёплой улыбкой, сладковатым запахом духов и заботой, которую каждый день дарила мне родная, любимая женщина. Но теперь это слово – мама – вызывает лишь некое отвращение и боль в незажившей ране на сердце. Порезы слишком глубокие и, наверное, они не заживут никогда. Сразу же, как родители развелись, отец увёз меня в Америку, в Нью-Йорк. Со дня отъезда из Англии я больше не видел мать и ничего не слышал о ней. Она даже не старалась связаться со мной, элементарно узнать, как дела, или поздравить с днём рождения… Скажите, разве можно этого человека назвать матерью? Вот и я думаю, что нет. Когда меня спрашивают о маме, я отвечаю не задумываясь: «Она умерла для меня.» Когда мы приехали в Америку, я быстро освоился в новой стране. За ежедневными проблемами я стал потихоньку забывать про мать. Но, как я уже говорил, забыть этого человека и боль, которую он мне принёс, я не смогу никогда. Занятия всей своей жизни – рисование – я, конечно же, не оставил. Скорее наоборот, стал практиковаться больше, успел испробовать несколько новых для меня техник. И самое главное это то, что я нашёл прекрасное место на берегу океана. Начиная с первого месяца моего пребывания в Америке, я прихожу туда чуть ли не каждый день. Там просто чертовски красиво. Чуть ли не половина моих картин написана именно там. Но, как окажется позднее, это побережье не просто красивый уголок оживлённого города, а место, которое перевернёт мою жизнь с ног на голову, заставив заиграть яркими красками.